Царская Россия во время мировой войны
Шрифт:
Несколько времени мы сидим молча, глядя друг на друга. Затем Сазонов говорит снова:
— Теперь, когда я сказал вам в официальной форме все, что следовало, я могу вам признаться, дорогой друг, что я в отчаянии от решения, принятого государем. Вы помните, что в начале войны он уже хотел стать во главе своей армии, и что все его министры, и я первый, умолили его не делать этого. Наши тогдашние доводы имеют теперь еще большую силу. По всем вероятиям, наши испытания еще далеко не кончились. Нужны месяцы и месяцы, чтобы переформировать нашу армию, чтобы дать ей средства сражаться. Что произойдет за это время? До каких пор принуждены мы будем отступать? Не страшно ли думать, что отныне государь будет лично ответствен за все несчастья, которые нам угрожают? А если неумелость кого-нибудь из наших генералов повлечет за собою поражение, это будет поражение не только военное, но и вместе с тем поражение политическое и династическое.
— Но, — сказал я, — по каким мотивам решился император на такую важную меру, даже не пожелав выслушать своих министров?
— По нескольким мотивам. Во-первых, потому что великий князь Николай Николаевич не смог выполнить свою задачу. Он энергичен и пользуется доверием в войсках, но у него нет ни знаний, ни кругозора, необходимого для руководства операциями такого размаха. Как стратег, генерал Алексеев во много раз его превосходит. И я отлично понял бы, если бы генерал Алексеев был назначен верховным главнокомандующим.
Я настаиваю:
— Каковы же другие мотивы, заставившие государя самого принять командование?
Сазонов пристально смотрит на меня одно мгновение, печальным и усталым взглядом. Потом он нерешительно отвечает:
— Государь, несомненно, хотел показать, что для него настал час осуществить царственную прерогативу — предводительствовать армией. Никто отныне не сможет сомневаться в его воле — продолжать войну до последних жертв. Если у него были другие мотивы, я предпочитаю их не знать.
Я разстаюсь с ним на этих многозначительных словах.
Вечером я узнал, из самого лучшего источника, что опала великого князя Николая Николаевича давно подготовлялась его непримиримым врагом, бывшим военным министром генералом Сухомлиновым, который, несмотря на свои скандальные злоключения, тайным образом сохранил доверие высочайших особ. Ход военных действий, особенно в последние месяцы, дал ему слишком даже много поводов, чтобы приписать все несчастья армии неспособности верховного главнокомандующего. Он же, кроме того, при поддержке Распутина и генерала Воейкова, понемногу заставил государя с государыней поверить тому, что великий князь стремится создать себе в войсках и даже в народе вредную популярность, с заднею мыслью — быть вознесенным на престол мятежным движением. Восторженные клики, приветствовавшие много раз имя великого князя во время недавних волнений в Москве, доставили его врагам очень сильный довод. Император, однако же, не решился предпринять такое важное решение, как смену главнокомандующего, во время самой критической фазы всеобщего отступления. Главари интриги сказали ему тогда, что нельзя терять времени: генерал Воейков, в ведении которого находится дворцовая охрана, утверждал, что его полиция напала на след заговора, составленного против царствующих особ и главным деятелем которого является один из офицеров, состоящих при них. Так как государь еще упорствовал, было сделано обращение к его религиозному чувству. Императрица и Распутин повторили ему с самой настойчивой энергией: «Когда престол и отечество в опасности, место самодержавного царя — во главе его войск. Предоставить это место другому — значит нарушить волю Божию».
Впрочем, старец от природы чрезвычайно болтлив и не делает тайны из тех речей, которые он держит в Царском Селе. Он говорил о них еще вчера, в тесном кружке, где разглагольствовал два часа сряду, с тем порывистым, горячим и распущенным вдохновением, которое делает его порою очень красноречивым. Насколько я мог судить по обрывкам этих речей, донесшимся до меня, доводы, приводимые им государю, далеко выходят за пределы современной политики и стратегии: предметом его защиты служит религиозный тезис. Сквозь красочные афоризмы, из которых многие вероятно подсказаны ему друзьями из св. синода, выступает некоторая доктрина: «Царь не только руководитель и светский вождь своих подданных. Священное миропомазание при короновании вручает ему гораздо более высокую миссию. Оно делает его их представителем, посредником и поручителем перед Всевышним Судьей. Оно, таким образом, заставляет его взять на себя все грехи и все беззакония своего народа, так же как и все его испытания и все его страдания, чтобы отвечать за первые и выставить другие перед Богом»… Теперь я понимаю одну фразу Бакунина, когда-то меня поразившую: «В темном сознании мужика, царь есть нечто вроде русского Христа».
Германцы овладели Брест-Литовском. Русская армия отходит на Минск.
В первый раз Распутин стал предметом обсуждения в печати. До нынешняго дня цензура и полиция предохраняли его от всякой критики в газетах. Поход ведут «Биржевые Ведомости».
Все прошлое этого лица, его низкое происхождение, его кражи, его развращенность, его кутежи, интриги, весь скандал его сношений с высшим обществом, высшей администрацией и высшим духовенством — все это выставлено на свет. Но, очень искусно, не сделано ни малейшего намека на его близость к государю и к государыне. «Как, пишет автор статей, как это возможно? Каким образом этот низкий авантюрист мог так долго издеваться над Россией? Не поражаешься ли, когда подумаешь, что оффициальная церковь, св. синод, аристократия, министры, сенат, многие члены Государственного Совета и Государственной Думы могли вступать в соглашение с таким мерзавцем? Не самое ли это ужасное обвинение, какое только можно предъявить всему государственному строю. Еще вчера, общественный и политический скандал, вызываемый именем Распутина, казался вполне естественным. Но теперь Россия желает, чтобы это прекратилось».
Хотя факты и анекдоты, сообщаемые «Биржевыми Ведомостями», и были всем известны, тем не менее опубликование их производит величайший эффект. Восхищаются новым министром внутренних дел, князем Щербатовым, позволившим напечатать эту злую статью. Но единодушно предсказывают, что он недолго сохранит свой портфель.
У меня было совещание с генералом Беляевым, начальником главного штаба. Вот содержание его ответов на мои вопросы:
1. Потери русской армии громадны. С 350000 человек в месяц в мае, июне и июле они поднялись в августе до 450000. Со времени первых поражений на Дунайце, русская армия, таким образом, потеряла около 1500000 человек.
2. Ежедневное производство артиллерийских снарядов равно в настоящее время. 35000; вскоре оно достигнет 42000.
3. Русские заводы изготовляют в настоящее время по 67000 винтовок в месяц; заграничные заводы присылают по 16000; всего, стало быть, 83000. Эта цифра останется без изменений до 15 ноября. С этого числа иностранные поставки будут равны 76000 в месяц. Таким образом русская пехота сможет рассчитывать на возможность ежемесячно располагать 140.000 винтовок.
4. Германская армия, оперирующая в районе Брест-Литовска, как кажется, не представляет угрозы для Москвы, столько же по причине расстояния (1100 верст), сколько в силу естественных препятствий и состояния дорог в осеннее время.
5. Для защиты Петрограда сосредоточены четыре армии, в составе 16 корпусов, под начальством Рузского, расположенные по линии Псков — Двинск — Вильна. Когда позиция на участке Двинск — Вильна не сможет быть удерживаема, все четыре армии отойдут, делая поворот вокруг Пскова При этих условиях и принимая во внимание близкое наступление осени, совершенно невероятно, чтобы немцы заняли Петроград.
Генерал Поливанов, военный министр, отвез великому князю Николаю Николаевичу письмо, которым император освободил его от командования. Прочтя высочайшее послание, великий князь перекрестился и произнес только эти слова: «Слава Богу, государь освобождает меня от бремени, которым я был измучен». Потом он заговорил о других вещах, словно происшедшее его не касалось. Нельзя с большим достоинством встретить столь громкую немилость.
Общее собрание московского торгово-промышленного съезда закончило свои труды, приняв резолюцию, в которой утверждается: во 1-х, что жизненные интересы России требуют продолжения войны до победы; во 2-х, что необходимо немедленно призвать к власти людей, пользующихся общественным доверием, и дать им полную свободу действий; наконец, собрание выражает уверенность, что «верноподданнический голос московского народа будет услышан государем».
Это воззвание к государю о немедленном установлении ответственного министерства тем более знаменательно, что исходит из Москвы, из священного города, очага русского национализма.