Царское посольство
Шрифт:
«Не ищите меня, не найдете — вода в венецейских каналах глубокая, и кто попал в нее — не выплывет» — вспомнились ему его слова в записке, посланной им Посни-кову по желанию Анжиолетты.
Холодно и ужасно в мутной воде венецейских каналов, а здесь, в этой каменной могиле, пожалуй, еще холоднее, еще ужаснее! Когда он писал эти обманные слова — мысль о смерти и не приходила ему в голову — он думал о жизни, о наслаждении. «Не ищите — не найдете!» — вот и накликал, вот никто и никогда не найдет его!.. Вот и наказание за обман, за грех, за совершенное им тяжкое преступление!..
Анжиолетта рыдает,
— Что же нам делать? Пойми — ведь это смерть… ведь никакого спасения!.. Мы можем стучать о камни, пока не отшибем себе руки, — и никто нас не услышит… мы можем кричать, пока не надорвется грудь, — и крик наш будет замирать в эти камнях… Да, если бы кто и услышал стук и крики, разве можно понять, откуда идут они!.. Я заперла дверь на ключ, до завтра никто не посмеет войти… Потом, может быть, вечером, решатся и выломают дверь, обойдут все эти комнаты, меня нигде нет… и уйдут… станут везде искать меня — и не найдут… Вся Венеция будет говорить о том, что синьора Капелло исчезла… Потом все забудут… Потом пройдет много лет, много, много лет, может быть, целые века пройдут, — и когда сломают эту стену, узнают ее тайну… и найдут нас…
Она рыдала и в глубоком, холодном мраке прижималась к Александру.
— Да скажи же мне хоть что-нибудь! — шептала она.
— Если смерть пришла — значит умирать надо, — наконец выговорил Александр, — мы заслужили эту смерть.
XVII
Вдруг она засмеялась.
— Александр, мой милый, мой дорогой, да ведь я шучу… я только хотела попугать тебя… Мы вовсе не заслужили смерти, мы заслужили жизнь, радость, счастье!
Он ничего не понял, он не успел еще обрадоваться, прийти в себя от неожиданности, когда Анжиолетта дернула возле себя за какую-то пружину, и они стали опускаться. Показался слабый свет, проникавший в очень маленькие, сделанные в стене отверстия. Они опускались все ниже и ниже и наконец очутились в довольно обширном помещении.
Здесь было почти совсем темно, но Анжиолетта зажгла огонь, и вот свет двух восковых свечей позволил Александру оглядеться. Он в очень богато убранной комнате. Пол, стены, даже потолок — все увешано коврами. Великолепные зеркала уничтожают мрачность этой подземной комнаты.
Анжиолетта сейчас же стала приводить все в порядок.
— Я давно не была здесь, — говорила она, — тут пыльно и холодно… да что же делать!.. Но прежде всего скажи: ты на меня не сердишься за мою глупую шутку?..
Она подошла к нему, положила ему свои руки на плечи и глядела ему в глаза и улыбалась. Разве мог он на нее сердиться!
— Да, конечно, надо быть осторожным… Когда они уедут, можно будет действовать смелее… пока же тебе придется посидеть здесь. Здесь-то уж тебя никто не отыщет, и я не боюсь никакого обыска — пусть хоть все сбиры Венеции три дня обыскивают палаццо!.. Теперь я поднимусь, принесу тебе ужин, вино и теплые одеяла для ночи… Только долго с тобой не останусь сетодня… Я проведу вечер у себя в гостиной, даже призову Панчетти и заставлю его читать мне. Пусть приходят твои старики со сбирами, пусть приходит сам дож и с ним вся Венеция.
Она стала на маленькую железную платформу, на которой они сюда спустились, прижала в стене большую круглую пуговицу и стала медленно подниматься к потолку, посылая Александру воздушные поцелуи. По всему видно, что она отлично знакома со всем этим хитрым механизмом и что нередко сюда спускалась и отсюда поднималась.
Ее нет, в потолке, где она скрылась, только широкое отверстие, откуда брезжит слабый свет. Александр один, среди глубокой тишины, не нарушаемой никаким звуком. Он упал на низенький мягкий диван и погрузился в полное бездумье, почти в забытье, пока она не спустилась к нему. Она приготовила ему постель, поставила на стол ужин и крепко обняла его.
— Прощай, прощай, не смею оставаться здесь с тобою ни одной лишней минуты — мало ли что может там случиться. Может быть, уж и теперь стучат в мою дверь… что делать! Потерпим два дня, а потом — вся жизнь перед нами!.. Но что же с тобой? Отчего… отчего ты так холодно меня целуешь?
— Спеши, спеши… ведь ты сама говоришь: мало ли что там может случиться…
Она исчезла — и он опять один. Он не дотронулся до ужина, лег, закутался теплым одеялом и хотел заснуть. Он чувствовал себя утомленным, и тяжесть с каждой минутой все больше и больше начинала давить его сердце.
Сон не приходил, мысли метались во все стороны, ни на чем не останавливаясь. Становилось невыносимо тяжело, тоска так и томила.
И стало ему казаться, что все это с ним оттого, что он позабыл что-то. Стоит ему только вспомнить это позабытое — и тоска пройдет, станет легко на сердце. Но он никак не может вспомнить. Вот как будто что-то подходит — еще немного, еще одно усилие — и оно вспомнится… А между тем нет — не вспоминается, никак не вспоминается — да и только!..
Наконец он уснул. Ему приснилось, будто он один, в каменном гробу, который со всех сторон плотно его облегает. Страшно холодно среди этих камней, и душно, и тяжко. Ужас охватывает его, он задыхается — и не может шевельнуться. Вдруг откуда-то издали доносится тихий звон. Звон этот все ближе, все яснее. Он узнает его — это звонят на Москве колокола кремлевские.
Небывалая сила наполнила его, он рванулся, рассыпались вокруг него камни, поднялся он и видит: светло… он в церкви, сияют и теплятся восковые свечи и лампады… Кто же это?.. Кто это склонился в молитве перед образом Спаса?… И отчего так вдруг замерло и забилось его сердце?.. Он спешит к образу Спаса и падает на колени… и видит — рядом с ним…
«Настя!» — радостным кликом вырывается из груди его. Она повернулась к нему… Это она, она! Ему светло, ему чудно, всю его душу наполняет невыразимое счастье, такое блаженство, какое только во сне может пригрезиться человеку…
Он проснулся. Тоски нет, тяжесть спала… Он вспомнил… «Настя! Настя!» — услышали безмолвные, холодные, увешанные коврами стены венецианского подземелья.
XVIII
Царское посольство в полном своем составе, с громадными тюками товаров и всякой поклажи медленно подвигается на север. И вместе с «московитами», будто сопровождая их, стремится к тому же северу благоухающая весна. Чудное время и чудная природа, поражающая разнообразием своих картин, причудливой пестротою своих красок. Какие теплые, сияющие, смеющиеся дни, какие волшебные, манящие ночи!..