Царственный пленник
Шрифт:
Затем я услыхал лязг сабли и топот ног; рассказать так быстро, как все произошло, я не могу. Казалось, все совершилось в одну минуту. Раздался сердитый возглас из комнаты Антуанеты, возглас человека раненого; окно распахнулось, Руперт появился в нем со шпагой в руке. Он повернулся спиной ко мне, и я видел, как он наклонился вперед, словно отражая удары.
– Вот, Иоганн, получи! Теперь ты, Майкл!
Следовательно, Иоганн был там, поспешив на помощь герцогу! Как же он откроет дверь? Я опасался, что Руперт убьет его.
– Помогите! – раздался голос герцога, слабый и хриплый.
Я снова услыхал шаги по лестнице и какое-то движение направо, по направлению к темнице короля. Но еще ничего не успело случиться на моей стороне рва, как я увидел человек пять или шесть, окруживших Руперта в окне комнаты Антуанеты. Раза три или четыре он отражал их нападение с неподражаемым искусством и смелостью. На мгновение они отступили. Тогда он вскочил на подоконник, смеясь и размахивая шпагой. Казалось, он опьянел от крови и, громко смеясь, кинулся вниз головой в воду.
Что с ним было потом, я не видел: во время его прыжка худое лицо Де Готе появилось в дверях около меня, и без колебания я поразил его со всей силы, данной мне Богом, и он упал на пороге без слов или стона. Я кинулся на колени около него. Где ключи? Я стал невольно шептать: «Ключи, давай ключи!» – словно он мог слышать меня; и не находя их, да простит мне Бог, я ударил мертвого по лицу.
Наконец я нашел ключи. Их всего было три. Схватив самый большой, я примерил его к замку двери, ведущей в темницу короля. Ключ подошел. Замок зазвенел. Я вошел, запер дверь за собой, повернул бесшумно ключ и спрятал его в карман.
Я очутился наверху крутой каменной лестницы. На полке тускло горела лампа. Я взял ее и, стоя неподвижно, стал слушать.
– Что там такое? – услыхал я чей-то голос.
Голос выходил из-за дверей, находящихся против меня внизу лестницы.
Другой голос отвечал:
– Не убить ли его?
Я напрягал все свое внимание, чтобы услышать ответ и чуть не заплакал от радости, когда раздался холодный и хриплый голос Детчарда:
– Подождем. Кроме беды, ничего не выйдет, если мы поторопимся.
Наступила минута молчания. Потом засов дверей стал осторожно отодвигаться. Я немедленно погасил лампу и поставил ее обратно на полку.
– Темно, – лампа погасла. Есть у тебя свеча? – сказал голос Берсонина.
Без сомнения, у них была свеча, но я решил, что они не воспользуются ею. Наступила решительная минута: я кинулся вниз по лестнице и на дверь. Берсонин открыл ее на половину, и она распахнулась передо мною. В комнате стоял бельгиец со шпагой в руке, а на кровати у стены сидел Детчард. Пораженный моим появлением, Берсонин отступил; Детчард схватился за шпагу. Я бешено накинулся на бельгийца; он отступил передо мной, и я припер его к стене. Он плохо, хотя храбро владел шпагой и через минуту лежал на полу передо мною. Я обернулся. Детчарда в комнате не было. Верный полученным приказаниям, он не вступил в борьбу со мной, а бросился в комнату короля, открыл дверь и крепко запер ее за собой. В эту самую минуту он исполнил возложенное на него поручение.
Без сомнения, он убил бы короля, а за ним, вероятно, и меня, если бы не случился там один преданный человек, пожертвовавший своей жизнью за жизнь короля. Когда мне удалось открыть дверь, вот что я увидел. Король стоял в углу комнаты; расслабленный болезнью, он не мог помочь нам; его закованные руки беспомощно двигались вниз и вверх, и он смеялся страшно, как полоумный. Детчард и доктор находились среди комнаты; доктор, бросившись на убийцу, держал его за руки. Но Детчард вырвался из его слабых рук и в ту минуту, как я входил, всадил свою шпагу в несчастного человека.
Потом он повернулся ко мне с криком:
– Наконец!
Мы стояли друг против друга. По счастливой случайности ни на нем, ни на Берсонине не было револьвера. Я потом нашел их заряженными и лежащими на камине первой комнаты: камин находился около дверей, и мое внезапное появление отрезало им доступ к нему. И вот мы очутились лицом к лицу и стали драться, молча, сурово и ожесточенно. Я мало помню об этом поединке, исключая только того, что мой противник был сильнее и ловчее меня; он припер меня к решетке, закрывавшей выход к «Лестнице Иакова». Я уловил улыбку на его лице, когда он ранил меня в левую руку.
Я ни сколько не горжусь этой дуэлью. Я думаю, что мой противник легко одолел и убил бы меня, а потом исполнил свою обязанность убийцы, потому что он был самый искусный боец, когда-либо виденный мною, но в ту минуту, как он начал одолевать меня, полусумасшедшее истощенное, жалкое существо, стоявшее в углу, стало прыгать в безумной радости, крича:
– Это брат Рудольф! Рудольф! Я помогу вам, Рудольф, – и, схватив стул (он только мог поднять его с полу и немного вытянуть перед собой), стал подвигаться к нам. Надежда блеснула в моем сердце.
– Идите сюда! – закричал я. – Идите скорей. Ударьте его по ногам!
Детчард отвечал отвечал сильным ударом. Он едва не пронзил меня.
– Идите скорей, идите! – продолжал я.
И король весело рассмеялся и подходил к нам, толкая стул перед собой. С громким проклятием Детчард отскочил назад и прежде, чем я мог сообразить происходящее, обратил свою шпагу на короля. Он нанес один сильный удар, и король с жалобным криком упал на пол. Негодяй снова повернулся ко мне. Но он сам приготовил себе погибель: его нога попала в лужу крови, лившуюся из мертвого доктора. Он поскользнулся и упал. Быстрее молнии бросился я на него, схватил за горло, прежде чем он успел опомниться, и пронзил его шею шпагой; с заглушенным стоном он упал на труп своей жертвы.
Был ли король убит? Такова была моя первая мысль. Я подошел к нему. Да, он казался мертвым, на его лбу была большая рана, и он, неловко свернувшись, лежал на полу. Я опустился на колени около него и приложил ухо к его груди, чтобы убедиться – дышит ли он. Но прежде чем я мог расслышать что-либо, раздался громкий треск снаружи. Я узнал этот шум: опускали подъемный мост. Через минуту он опустился по эту сторону рва. Теперь меня поймают, как в мышеловке, и со мною короля, если он еще жив. Я взял свою шпагу и вышел в первую комнату. Кто опускал мост, – не мои ли друзья? Если они, то все обстояло благополучно. Глаза мои остановились на револьверах, и я схватил один из них; затем остановился у наружных дверей, чтобы послушать. Я хотел и послушать, и перевести дыханье; я оторвал клочок от своей рубашки и перевязал окровавленную руку, а потом снова стал слушать. Я бы отдал все на свете, чтобы услыхать голос Занта. Я был утомлен и обессилен, а Руперт Гентцау был еще на свободе в замке. Сознавая, что я лучше могу защитить узкую дверь наверху лестницы, чем широкий вход в комнату, я с трудом втащился по ступенькам и стал снова прислушиваться.