Царствие костей
Шрифт:
— Я подожду в пабе, напротив театра. Никому ничего не говорите. Вы меня поняли?
Бритоголовый, не проронив ни слова, кивнул.
Тернер-Смит вышел из бара, пересек коридор и, пройдя мимо кассы, вышел на улицу. В Манчестер он приехал чуть более часа назад. Местную полицию о своем появлении он не оповещал, а, сойдя с поезда, сразу взял кеб, приказав кебмену ехать в Сэлфорд, на другой берег реки. Тот же маршрут он проделывал двадцать лет назад, когда занимал пост начальника военной полиции. Тогда он искал дезертира, убившего сержанта и бежавшего домой. Он и сейчас помнил тот домик с четырьмя комнатками и террасой, с полдюжины детей в нем и мать дезертира,
Тернер-Смит пересек Ливерпуль-стрит, просторную улицу с вымощенными каменными плитами широкими тротуарами и трамвайными рельсами, уложенными в желоба, высеченные в булыжнике. Впереди него, толкая перед собой тележку с дровами, шла девочка лет одиннадцати. У дверей частной гостиницы он увидел еще несколько детей. Они сидели на тротуаре, вытянув ноги на проезжую часть. Старшие следили за малышами, игравшими рядом, и все они ждали родителей, проводивших время в баре.
Тернер-Смит предпочел малопривлекательному бару паб, где напитки стоили подороже, но отпускались официантом; здесь можно было либо посидеть за приличной стойкой, либо, за дополнительное пенни, устроиться за отдельным столиком, в кабинке со стенками из красного дерева, откинуться в удобном, обтянутом материей кресле и подозвать официанта. Он выбрал кабинку, закрытую с трех сторон, заказал бокал мадеры, и когда официант принес его, расплатился.
— Ко мне должен присоединиться джентльмен по имени Сэйерс. Он придет из театра. Позаботьтесь, чтобы он нашел меня, хорошо? — сказал он официанту.
Официант коротко кивнул и ушел. Тернер-Смит положил трость на кресло, стоящее напротив него, вытянул раненую ногу и принялся ждать. Позади него, в кабинке, сидела группа коммивояжеров; он некоторое время вслушивался в их беседу, затем внимание его начало рассеиваться.
Дети бедняков. Здесь они были всюду. На станции его окружила стайка маленьких попрошаек, бросившихся врассыпную при появлении констебля. Тернер-Смит замечал, что рост городов напоминал газообразную реакцию; в результате одни, их было меньшинство, стремительно богатели, а другие, большинство, также быстро нищали. Как следствие увеличивалось число общественных работ, будто грибы после дождя вырастали так называемые дома для бедноты, жалкие бараки, острова отчаяния, одинаково мрачные под грязно-серым небом.
Спустя некоторое время он вытащил часы и посмотрел, который час. Сэйерс обещал подойти к нему во время второго действия. Тернер-Смит отправлял записку директору театра, но ответил ему именно Сэйерс. С назначенного для встречи времени прошло уже полчаса.
Кто-то появился в кабинке. Тернер-Смит поднял глаза и увидел официанта.
— Пришел джентльмен, которого вы ждете, — сообщил он и отошел в сторону, пропуская гостя.
— Я Том Сэйерс, — сказал вошедший и сел напротив Тернер-Смита. Официант покружил над ним, но тот мотнул головой, и официант удалился.
Подождав, когда официант уйдет, гость посмотрел на полицейского.
— Чем могу быть полезен? — поинтересовался он.
—
— Я его заместитель, веду все дела театра. Если я не сумею вам помочь, то скорее всего и никто не поможет.
Тернер-Смит с минуту рассматривал сидящего перед ним человека, и решил, что может с ним разговаривать как джентльмен с джентльменом. «В конце концов, у нас имеется больше оснований для взаимодействия, чем для конфликта», — подумал он.
— Взгляните вот на это, мистер Сэйерс, — произнес он и положил перед ним наклеенные на листы бумаги газетные вырезки, из которых ясно вырисовывалась связь между гастролями театра и немотивированными убийствами нищих по всему маршруту.
Собеседник пробежал глазами вырезки, поднял голову и проговорил:
— Согласен, не везде нас хорошо встречали.
— Я не об этом. Вы обратите внимание на даты, мистер Сэйерс.
Собеседник снова углубился в вырезки, потом откинулся на спинку стула с видом человека, не находившего оправдательных аргументов.
— Многозначительные совпадения.
Тернер-Смит, впервые за все время разговора получивший возможность внимательно изучить лицо гостя, вдруг спросил:
— Кстати, мистер Сэйерс, а вы, случаем, грим не носите?
Тот кинул на стол бумаги и усмехнулся:
— Ну разве что иногда.
Тернер-Смит осторожно, чтобы неловким движением не выдать своих намерений, потянулся за тростью.
— Зачем? Вы же не играете в спектаклях.
— Не играю, — улыбнулся гость. — А вы прекрасный детектив, все подмечаете. С вами не поспоришь.
Несколькими секундами позже из кабинки вышел человек и направился к выходу. Четверо коммивояжеров, увлеченно болтавших в соседней кабинке, не заметили его ухода. Один из них, отхлебнув из бокала, откинулся на спинку стула и вдруг вздрогнул, разлив по столу напиток. Его товарищи не поняли происходящего и рассмеялись. Тому же было не до смеха.
— Черт подери! — удивленно произнес он. — Меня что-то кольнуло. — Он повернулся в кресле посмотреть вниз.
Трое других окружили его и увидели, что из набитой конским волосом спинки стула торчит кончик лезвия.
— Ну, Джек, конец тебе, — сказал один из коммивояжеров, мужчина с пышными свисающими усами, делавшими его похожим на моржа. — Похоже, это коготь Железной Леди.
— К черту твою Железную Леди! — отозвался пострадавший и встал, чтобы заглянуть в соседнюю кабинку.
Там сидел седоволосый мужчина со строгим лицом, который, как они заметили, прихрамывая зашел в паб минут сорок — сорок пять назад. Сидел он спиной к ним, голова его упала на грудь. Трость его была разложена. Ножны лежали на столе, а ручка с лезвием торчала в груди. Кончик его и поранил коммивояжера.
Полтора десятка шагов понадобилось Джеймсу Каспару, чтобы пересечь аллею и скрыться в дверях театра. Молчун захлопнул за ним дверь и по извилистым узким коридорам, мало кому известным путем, провел к боковой кулисе. Следуя за ним, Каспар на ходу сбросил сюртук, шарф, отстегнул воротничок рубашки. Позже Молчун подобрал все и спрятал. Каспар отстегнул запонки, сдернул рукава. Все это тоже полетело на пол. Сделав еще пять шагов, пара оказалась у двери, за которой уже виднелась сцена. Каспар провел руками по волосам, взъерошив их, сделал в меру радостное лицо и стал похож на человека, несправедливо обвиненного в конце первого акта, но благодаря интуиции и титаническим усилиям шестидесятилетнего детектива с обвислыми щеками, в сединах и корсете, возвращающегося к жизни и вновь обретающего достоинство.