Царство небесное
Шрифт:
Они одолели скат холма и на всем скаку влетели в рощу. Но здесь пришлось сдержать коней: густые заросли кизила и граната, росшие меж отдельных невысоких тополей и дикой сливы, в иных местах казались совершенно непроходимыми. Однако, судя по следам, а также изломанным веткам и примятым кустам, взбесившегося коня эта преграда не задержала. На некоторых веточках остались пядки конской гривы, а в одном месте Седрик снял с куста клочок светлой ткани.
– Еще и в рубашке, без кольчуги!.. – прошептал он так, чтобы не услыхала Элеонора. – Вот сумасшедший!
– Смотрите, мессир! Кровь! –
Он тоже был измят, и на темных продолговатых листьях тут и там темнели багровые брызги и пятна.
– Разбиться здесь не обо что! – воскликнул старый рыцарь. – Или всадник, или конь могли, конечно, рассадить себе тело ветками, но... Ого, смотрите: вот здесь жеребец осел на задние ноги, похоже, почти упал. И снова много крови.
– Целая лужа! – выдохнула королева. – Что это значит? Что это значит, мессир?!
– Значит, что это кровь лошади, миледи. Человек, потеряв столько крови, уже свалился бы с седла. Вперед, вперед! Мы, кажется, уже близко...
Заросли раздвинулись, и всадники вынеслись на прогалину, отделявшую рощу от первых ребристых уступов начинавшихся за нею скал. И здесь Седрик и Элеонора разом осадили коней. Посреди прогалины, на чахлой траве, лежало, распластавшись, тело черного, как уголь, коня. И прямо на нем, устало согнувшись, слвесив руки меж коленей, сидел человек.
– Ричард! – звонким, как у молодой девушки голосом вскрикнула Элеонора и не соскочила, а рухнула с седла.
Однако Седрик успел спешиться мгновением раньше и подхватил ее почти на руки.
– Мама? – Ричард Львиное Сердце поднял голову и, увидав, как обессиленно поникла Элеонора в могучих объятиях Седого Волка, вскочил на ноги. – Мама, ты что?!
Рубашка на нем была в клочья изорвана о ветви, кровавые ссадины алели на руках и на плечах, одна длинная царапина наискось пересекала лоб.
– Мама, я не верю, что ты можешь упасть в обморок! И с чего падать? Все хорошо!
– Да? – она утвердилась на ногах, медленно отняла свою руку у старого рыцаря. – Это вот называется «все хорошо»? – она указала на простертое тело коня, от которого в разные стороны расползались ручейки густой, почти черной крови. – Это – обычное дело, скакать на взбесившейся лошади?!
Ричард обменялся быстрым взглядом с Седриком, и в этом взгляде была такая бесконечная благодарность, что сердце Седого Волка впервые за много лет дрогнуло. Он вдруг понял, что случись с этим человеком несчастье, ему было бы от этого почти так же больно, как Элеоноре...
– Конь взбесился внезапно, – устало сказал король. – Уж не знаю, кто приказал купцу сделать мне такой «подарок»? Может, это затея Саладина, но скорее кого-то другого...
– Кого – мы, пожалуй, уже знаем! – сердито хмурясь, отрезал Седрик. – И Саладин тут ни при чем. А вот, как вам, ваше величество, удалось прирезать лошадку так, чтобы она не рухнула на всем скаку?
– Да я просто надрезал коню сонную артерию, и он истек кровью на ходу, – Ричард взял Элеонору за руку и с какой-то испуганной нежностью привлек ее к себе. – Конечно, была опасность, что бедняга рухнет на всем скаку, но этого не случилось. А ведь еще немного, и он бы помчался по скалам... Фу-у! Как только
– Вот лошадь ему жалко! – вскрикнула королева. – Да что ты, и вправду сумасшедший? Даже если бы конь не взбесился... Ты же ранен? А если бы рана открылась?
– Что вы, матушка! – махнул рукой король. – Скорее мое тело треснет в каком-то другом месте – эту рану маленький Ксавье зашил так, что теперь ее нипочем не разбередить.
Часа полтора спустя они вернулись в лагерь, застав там необычайное оживление. И вызвано оно было вовсе не долгим отсутствием короля – к его верховым прогулкам все успели привыкнуть. Лагерь гудел, как улей, из-за того, что перед самым возвращением Ричарда и Элеоноры в стане крестоносцев появились Луи, Эдгар и Ксавье.
И Ричард Львиное Сердце вместе с целой толпой рыцарей выслушал удивительную историю бегства из плена бесстрашного воина, накануне принесшего себя в жертву ради спасения жизни короля.
– А самое удивительное, – закончил свой рассказ Эдгар, – это то, ваше величество, что мне удалось встретить в Яффе прекрасную сарацинскую принцессу, которая пленила меня на турнире под Акрой.
Услыхав это, Ричард разразился хохотом, искоса бросая взгляды на залившегося густой краской маленького оруженосца.
– И как? – с трудом подавляя смех, спросил король. – Саладин согласен отдать вам в жены свою дочь, сир Эдгар?
Окружавшие их рыцари изумленно переглянулись, а бывший кузнец, ничуть не смутившись, ответил:
– Саладин сказал, что если у него есть дочь, то он отдаст ее мне! Но коль скоро ее у него нет, то я прошу об этом вас: отдайте мне в жены Марию!
– ЕГО зовут Мария? – король посмотрел на свою мать, потом на Седрика, который тоже смеялся – кто-кто, а он, как и Элеонора, с самого начала разгадал тайну «малыша Ксавье». – Мария так Мария. Но отчего ты просишь ее у меня? Я ей не отец. Правда, она меня зашивала пару дней назад, но никаких прав на нее это мне не дает.
– Но разве не вы – предводитель армии и Крестового похода? – вместо Эдгара нашелся Луи. – И разве не вам мы все поклялись повиноваться? Если вы прикажете, Мария пойдет замуж за сира Эдгара.
Ричард захохотал еще громче.
– А если не прикажу, пойдет все равно! – воскликнул он. – Будь по твоему, Эдгар Лионский. После того, что ты сделал, я отдал бы тебе и родную дочь, но у меня ее нет. Пока нет. А что ты будешь делать без оруженосца! Рамиз, как я понимаю, остался с отцом в Яффе...
– Я буду по-прежнему его оруженосцем! – решилась вмешаться Мария, – Ведь это же не такой ужасный грех – носить мужское платье? Раз уж я это делала полгода, то все равно придется каяться...
Вот тут до окруживших спасенного пленника рыцарей и воинов дошло наконец, что к чему, и толпа разразилась таким шумом и гоготом, что Ричарду пришлось рыкнуть на крестоносцев, чтобы они унялись. Впрочем, Эдгара их смех и шутки нимало не смутили – он выглядел спокойным, будто пережитое испытание совершенно избавило его от былой неуверенности в себе. И когда Львиное Сердце вложил дрожащую руку Марии в его жесткую от мозолей ладонь, рыцарь благодарно улыбнулся, склонившись перед королем: