Шрифт:
1. Я вам дружбу предлагал
Эта история выдумана от начала до конца. Все события, описанные в ней являются плодом воображения. Все персонажи и названия, упоминаемые в книге, вымышлены. Любое совпадение имён, должностей или других деталей случайно и не имеет никакого отношения к реальным людям или событиям.
Я открываю дверь своим ключом.
– Спокойнее, товарищи, спокойнее. Не забывайте, что я несовершеннолетний. Тихо, Радж, тихо.
Пёс рычит и не хочет пускать в дом толпу чужаков. Я его понимаю, тоже не хочу.
– А вы нам, собственно и не нужны. Мы же обыск в квартире делаем.
– Так вам присутствие хозяина жилплощади необходимо. Иначе я вас по судам затаскаю, погон лишитесь, всю жизнь жалеть будете. Понятые где?
– Хозяева все в Париже, – бросает мужик в штатском.
– Ответственного квартиросъёмщика дождитесь, неизвестный не представившийся мужчина.
Я подхожу к телефону и набираю Рыбкину.
– Наташ, приди, пожалуйста, у меня обыск, понятые нужны. Если батя дома, веди и его.
– Поняла, – тихо отвечает она без дополнительных вопросов. – Отца нет.
– Так, товарищи милиционеры, – говорю я, опуская трубку на рычаги. – Во-первых, вот, смотрите. Добровольно предъявляю.
Я достаю из ящика медаль вместе с удостоверением и показываю лейтенанту.
– Государственная награда. Просекаете? Во-вторых, сообщите, что ищете, и я вам, опять-таки, добровольно это предоставлю.
– Сами найдём, – заявляет штатский и начинает выдвигать ящики.
– Минуточку, гражданин хороший. Не нужно правила нарушать, или мой защитник подаст на вас жалобу. Куртка висит в прихожей, можете её взять. Что ещё вас интересует?
– Всё, – отвечает лейтёха. – Ордер есть, значит будем искать всё, что найдём.
– А из прокуратуры будет кто-нибудь? – спрашиваю я.
– Нет, мы для них это делаем.
Открывается дверь и заходит мама вместе с Наташкой.
– Это что здесь происходит? – спрашивает она. – Репрессии против несовершеннолетнего? А ну, выметайтесь из моего дома.
Не успевает она получить внятный ответ, как раздаётся звонок в дверь и в квартиру заходит Кофман Яков Арсеньевич, мой адвокат. Ему Большак позвонил. Потом менты приводят соседку, ту что с нами встречала Новый год, тётю Валю и начинают перерывать квартиру.
– Стыд какой! – восклицает мама, когда штатский вытаскивает из шкафа её бельё.
– Зерна отобьются в пули,
Пули отольются в гири.
Таким ударным инструментом
Мы пробьём все стены в мире, – напеваю я неизвестную присутствующим песенку из Наутилуса.
Штатский находит мой тайник.
– Ого! Вот это да, вот это удача, правда? – подмигиваю я.
Благодаря Баранову тайничок оказывается совсем пустым, спасибо Вилену Терентьевичу, выгреб все мои денежки.
Приходит отец. Злится и орёт на ментов, но не оскорбляет, и это хорошо, правильно это. В общем, через два часа гоп-компания отчаливает, получив от адвоката подпись в подписке о невыезде и изъяв мою куртку и ещё кое-какие вещи. Мне делают смывы с рук. Опомнились.
Ясно, что никто ничего бы и не делал, если бы не Печёнкин. Конь педальный!
Кофман, пошептавшись со мной на кухне, тоже уходит. Тётя Валя и Наташка остаются помогать разгребать бардак, оставленный милицией, и помогают до самого позднего вечера.
– Наташ, тебе же нельзя после больницы-то, – участливо говорит мама, узнавшая сегодня, благодаря нашей доблестной милиции и прокуратуре о событиях двухдневной давности и о наших ролях в разыгравшейся драме.
Тётя Валя причитает, всплёскивая руками и, полагаю, уже видит себя передающей горячие новости сплетнице тёте Клаве.
– Егор, ну а ты-то! – качает головой мама. – Ну, что за способность такая вляпываться во всё на свете? Ты ведь раньше не был таким! А сейчас снова общественный порядок сохранял, да? Может тебе в милицию, а не в торговлю надо?
– Что ты говоришь, Аня, – вступает отец. – Нахрена ему в милицию? Они то медали, то обыски. Да пошли они нахрен!
– Андрей! Ну ты чего, при детях.
Папа в сердцах машет рукой и идёт на кухню заниматься кабаном. Дикий зверь – дело мужское.
Утром я созваниваюсь с Платонычем и бегу к нему домой. Вот же чуйка ментовская, никогда не подводила. Если бы бумаги Барановские были дома, эти искатели обязательно их бы подрезали, сто процентов, и прощай тогда превосходство и доминирование над Печёнкиным. А так, всё в порядке, всё на месте.
Надо сегодня зайти к Рыбкину и взять у него паспорт, а то и два. Взять паспорт и купить частный дом, убитую халупу в каком-нибудь шанхае. И там устроить тайник. И мангал. Нет, мангал где-нибудь в другом месте. Мда…
Платоныч встречает меня весь помятый, с красными глазами.
– Дядя Юра, ты как? Не заболел?
– Нормально, – говорит он. – Вспомнил юность фотолюбительскую.
– Ты сам что ли фотки делал?
– Да, решил никого не привлекать, так спокойнее. Ну, и с охоты немножко напечатал, не все правда, ты там много нащёлкал. Но фотографии хорошие, молодец. Пошли кофе попьём пока, там ещё несколько штук нужно на глянцевателе прожарить.
– Мне бы ещё деньжатами разжиться, а то до тайника не могу добраться никак, всё времени нет.
Мы пьём кофе и обсуждаем последние события.
– Дядя Юра, ну ты позвонил бы, я б прибежал, помог, вдвоём-то сподручнее, давно бы уж напечатали. Я ведь думал, ты отдашь кому-то…
– Да ладно, чего бегать, ты там с этим обыском, да с подпиской тоже заморочился. Видишь, какой змей Печёнкин твой, а ты говоришь. Чего он хочет вообще?
– По-моему, он хочет доказать, что он тут самый главный и какой-то там щенок, даже знающий сына генерального, для него пыль, и он что захочет, то и сделает.