Цеховики
Шрифт:
Новоселова брезгливо отодвинула в сторону принесенную Пашкой куртку.
— Мой муж на помойках вещи не подбирал.
Потом внимательно изучила куртку, найденную в хранилище вещдоков, и неожиданно жахнула ладонью по куртке, изъятой у Бородули.
— Наша.
— Точно?
— Я же говорю — наша.
— По каким признакам вы опознали этот предмет? — последовал стандартный вопрос — в протоколе должно быть указано, по каким признакам было произведено опознание.
— А откуда я знаю? Мое — и все
После некоторых препирательств было отмечено: «по выделке, фурнитуре, форме пуговиц и крою».
Вслед за этим Новоселова быстро опознала магнитофон и вилки, зато подсвечник выбрала явно не тот. Ладно, одна ошибка не в счет.
Опознание было закончено. Новоселова расписалась в протоколе и сухо осведомилась:
— Ну что, все?
— Пока все.
— Тогда постарайтесь побыстрее вернуть мне вещи. И найдите наконец того, кто убил моего мужа. Иначе зачем вам тут зарплату платят? — В Новоселовой вновь взыграла стервозная часть ее натуры.
— Всенепременно, Наталья Владимировна, всенепременно, — закивал я.
Когда она вышла, Пашка хлопнул в ладони:
— Все, кранты Бородуле. Подработаем его еще чуток и будем колоть.
— По-моему, мы раскрыли это убийство, — сказал я.
— По-моему, тоже, — кивнул Пашка.
— Премию дадут. Рублей двадцать. Это тебе не хухры-мухры, а два пузыря водки.
— Вам, наверное, дадут двадцать. У вас фирма нищая. А мне не меньше тридцатника обломится.
— Вот это да! Две сотни раскрытий — и машину купить можно…
ИЗ ЖИЗНИ «СИНЯКОВ»
…Генеральному секретарю ЦК Коммунистической партии США товарищу Гэсу Холлу.
Примите сердечные поздравления с избранием Вас на пост Генерального секретаря КП США.
ЦК КПСС…
…Опыт передовиков Агропрома необходимо сделать достоянием каждого труженика села…
На особом посту по охране мира, на линии, разделяющей две военно-политические группировки — НАТО и Организацию Варшавского Договора — стоит вместе с национальной народной армией ГДР Группа советских войск в Германии…
Я отодвинул новый номер газеты «Правда» и внимательно посмотрел на допрашиваемого.
— Ежели вы по поводу тех вещичек, то я уже все сказал, — поджал губы Бородуля. Он сидел в моем кабинете и нервно потирал руки. Алкашей долго держать взаперти негуманно, их начинает мучить жажда, и они звереют.
— Что ты, Кузьма Николаевич, какие вещички. Ты же в прокуратуре. Мы такой мелочевкой не занимаемся, — сказал я.
— А чем вы занимаетесь?
— Ты не знаешь? За три ходки мог бы подучить Уголовно-процессуальный кодекс.
— Не подучил.
— Врешь… Ну, например, мы занимаемся хозяйственными делами. Взятки, злоупотребление служебным положением.
— Во, взятки и про служебное положение — это как раз обо мне. Только я молчать не буду. Секретаря обкома и кое-кого из ЦК за собой потяну, — хохотнул Бородуля.
Он хорохорился, пытался держаться независимо, но я видел — это требует от него больших усилий.
— Маловероятно. Но кое-что ты сказать можешь.
— Например?
— Например, как ты работал на комбинате бытового обслуживания.
— Была работа, да вся вышла. Сейчас я простой советский безработный.
— А, так тебя за тунеядство сажать надо.
— Фигушки. У меня еще время на трудоустройство есть. Четыре месяца.
— Смотри, а говоришь, законы не знаешь.
— Знаю немного.
— Тогда расскажи, что у вас на комбинате творится. Воруют?
— А то нет. Покажите мне, где не воруют.
— Трудновато будет. Новоселову водопровод ремонтировал небось за казенный счет?
— Не помню.
— А вообще что ремонтировал, помнишь?
— Не помню.
— У него с памятью плохо, — участливо кивнул Пашка. — Амнезия. «Клиент» для психиатров созрел.
— Точно, — согласился я. — Отправим его в дурку. Тебя там уколами нашпигуют — забудешь собственное имя.
— Ну, ремонтировал. Чего особенного?
— Зачем Новоселов с тобой связался? Он что, кроме тебя, ханыги, не мог никого найти?
— Знал покойничек, у Бородули руки золотые.
— Откуда ты знаешь, что он покойничек?
— Так, — Бородуля замялся. — Ведь все знают, весь город.
— Какой город? Ты на пятнадцать суток залетел, когда еще труп не обнаружили.
— Мне братва, то есть суточники, и сказали.
— Кто сказал? Имя.
— А я помню! Кто-то сказал.
— Где ты был четвертого августа?
— Где-где? Дома был.
— А третьего?
— Тоже дома!
— А шестого?
— Дома!
— Ах ты, домосед наш. Вспоминай, чем четвертого числа занимался.
— Ничем. Встал. Опохмелился. Дрыхнуть лег.
— Врешь. Все врешь.
— Почему это?
— Какое сегодня число?
— Пятнадцатое… Или четырнадцатое.
— Семнадцатое. Ты же один день от другого отличить не можешь. Вспоминай быстро, где ты был за день до того, как на сутки приземлился.
— Говорю же, встал, опохмелился, купил одеколона, тяпнул, заснул.
— Да? А как эта штука к тебе в квартиру залетела?
Я издалека показал упакованный в целлофан билет на электричку.
— Это чего?
— Билет. Нашли среди мусора в твоей квартире. На шестнадцатое мая. Третья зона. Там как раз Коровино, где дача у Новоселова.