Цель — выжить. Шесть лет за колючей проволокой
Шрифт:
Но… человек не механизм, КПД которого можно улучшить питанием, покоем, хорошими санитарными условиями. Скука и тоска — опасный враг здоровья, тут шашек и шахмат недостаточно для поднятия тонуса двух с половиной сотен обессиленных мужчин. Определенная часть людей не видела выхода и была в глубокой депрессии. Время проводили лежа на койках, молча, даже в столовую их водили насильно, и рассуждали они так: «Зачем поправляться, пусть поскорее с нами кончают!». Начальству возиться с психическими заболеваниями было недосуг. Поэтому помощь этой группе надо было организовывать собственными силами. Была категория рассказчиков. Соберутся они, сидя на койках, человека по 3-5, и начинают вспоминать обстрел, голод, холод, Сталинградскую битву
Это постоянное купание в страданиях не способствует скорейшему выздоровлению. Среди рассказчиков есть и сказочники — сами не видели, но прибавляют много. Неподвижность, фокусирование мыслей на прошлом, ожидание еды три раза в день — вот все чем ограничивалась их жизнь. Познакомился я с другой группой более жизнелюбивых людей — это верящие в победу гитлеровской Германии. Они делают прогнозы, анализируют причины неудач, еще ждут появления вновь сформированных немецких войск. С удивлением я понял, что почти нет рассказов о героических эпизодах отдельных солдат и подвигах отдельных частей и войск, а это, несомненно, было в страшных оборонительных боях в окружении.
Закрались сомнения. Может, из героев никто в живых не остался? Пришла мысль, что катастрофу первых месяцев плена и последних боев перенесли в основном те, кто воевал подальше от передовой, поближе к кладовой. Ясно только, что настоящие герои молчали.
В число охарактеризованных выше групп входила примерно одна треть состава дистрофиков. Среди остальных жителей оздоровительного корпуса свирепствовал другой вирус умственных заблуждений, проявлявшийся разными симптомами.
Спонтанно собирались кружки самодеятельности разных жанров, занятия которых продолжались ежедневно с завтрака до обеда, с обеда до ужина и с ужина до вечерней зари.
Были кружки лекторского типа и кружки экспертов. Внешний облик лекторского кружка таков: на двух соседних койках сидит человек десять, которые сосредоточенно и с блеском в глазах слушают доклад доцента, услышанное записывают и время от времени тему обсуждают в оживленных прениях. Слушатели оснащены письменными принадлежностями всевозможных типов. Бывают:
ї перья крупных птиц и чернила, приготовленные из фармацевтических препаратов;
ї огрызки от настоящих карандашей длиной не более 10-20 миллиметров;
ї бумага разного происхождения, например от пачек махорки, от края газет, от бумажных мешков из-под крупы, обратная неисписанная сторона последнего письма от жены или матери, и даже обратная сторона фотографий родных, фотографий, которые как правило во время пленения не отбирали;
ї вместо бумаги пользовались и фанерными дощечками.
Записи хранились как сокровище, а члены кружков все снова подчеркивали, что это сокровище обязательно довезут домой.
Кружок экспертного типа отличался от лекторского только тем, что в первом отсутствовал доцент. Участники считали себя экспертами по предмету, и каждый из них поочередно или в хоре с другими раскрывал тайны своих профессиональных достижений.
В корпусе дистрофиков, соответственно, создан был университет, наименования факультетов которого были таковы:
ї приготовление горячих и холодных блюд;
ї приготовление пекарных и кондитерских изделий;
ї приготовление алкогольных и безалкогольных напитков.
Рецептуры — это записи слушателей и экспертов. Скрытая цель занятий — утешение спроса желудка на повышенные рационы питательных веществ путем умственного приготовления и потребления продуктов мнимого производства.
Помимо теоретических или академических занятий нашлись любители практических кулинарных упражнений. Задача — из выдаваемых в столовой продуктов приготовить красивые кулинарные изделия. Первая и нелегкая задача — контрабандой вынести эти продукты из столовой. Во время завтрака, обеда и ужина в столовой всегда дежурил врач или медсестра, которые орлиным взглядом следили за тем, чтобы немцы суп ели с хлебом, а помещение покидали без продуктов. Накапливать продукты с целью хоть раз в сутки наесться досыта запрещалось.
Ощущение голода мешало засыпать, а чувство голода у невольника бывает независимо от того, что калорийность пайка вполне достаточна. Один только факт, что никакими усилиями ты не сможешь достать дополнительное питание, достаточен для создания ощущения голода.
Любители практической кулинарии выдумывают всевозможные методы, чтобы скрыть контрабанду от глаз медперсонала. Успех оправдывает средство, и их успеваемость высока.
Исходными для сотворения изделий художественной кулинарии служат хлеб, каша и не жидкие части супа, которые искусными приемами вылавливают из котелка на глазах у персонала. Возвратившись из столовой в жилое помещение, «художник» подготавливает рабочее место. Он достает дощечку, стакан, самодельные нож и вилку и приступает к работе. Тончайшими ломтиками нарезает хлеб, раскладывает их и намазывает компонентами начинки, накладывая слой на слой и украшая конечный продукт ажурным узором. Произведение готово. Художник любуется результатом своей работы и прячет его до тех пор, пока все соседи не съедят последний кусок «контрабандного хлеба». Убедившись в том, что последний из товарищей уже перестал жевать, он на стол кладет продукт своих стараний и, пользуясь вилкой и ножом как на фестивальном банкете, отдается удовольствию дегустации под ревнующими взорами соседних жильцов.
Таких художников в корпусе немало. Они даже стали организовывать конкурсы под лозунгом «За наиболее красивый хлебный торт».
Общая характеристика таких и подобных занятий: отдаленность от разумной реальности, углубление в фиктивный мир при дефиците тренировки как трезвого ума, так и органов движения, что отнюдь не способствовало ускорению процесса оздоровления.
Перед советским начальством лагеря встал сложный вопрос, как бороться с психическим компонентом дистрофии, в существовании которого оно со временем убедилось. Соответствующего опыта — как нам показалось — не было даже у медицинского персонала. Через месяц стало видно, что дистрофики по плану не поправились. Представляю, что среди ответственного советского персонала сложилось такое мнение: «Вот фрицы проклятые! Освобождаем их от работы, обеспечиваем теплом и уютом, даем паек лучше рациона гражданского населения, а чего еще им не хватает? Не хотят они восстановить свою работоспособность, саботируют наши мероприятия. Высшее командование требует восстановления здоровья этих сволочей, мы их балуем, а они что? Дурака валяют, любят бездельничать».
Понятно, что на таких мыслях и опасениях должны вырасти ненависть и желание показать, у кого есть инструменты власти.
Трезво анализируя эту ситуацию, некоторые из жителей корпуса дистрофиков, в том числе и я, пришли к заключению, что будет еще хуже, если не удастся организовать коренной поворот. Но кто из этой кучи человеческих развалин сумеет трезво рассуждать и разработать комплекс мероприятий для вывода людей из тупика? Кто из немецких военнопленных мог бы решиться оказать помощь начальству лагеря, то есть противнику, в деле воспроизводства рабочей силы для укрепления военного производства?
С другой стороны, законы гуманности приказывали что-нибудь сделать, чтобы не допускать такую реакцию властей, которая могла привести к неизбежной гибели всех дистрофиков. Так показалось и мне.
Среди дистрофиков того периода в Красноармейском лагере были такие умные и опытные фрицы, которые серьезно обсуждали вопрос: «Что делать?» По каким причинам в круг этих мудрецов притянули меня, молодого неопытного парня, не могу сказать. Единственным даром, который мог бросаться в глаза психологически образованному человеку, был мой оптимизм и способность улыбаться и смеяться в этой сложной обстановке. Круг мудрецов старался решить вопрос, который вкратце можно представить так: