Целитель 8
Шрифт:
– Настя… Слава… Вы не переживайте, всё у вас будет хорошо. Просто жизнь… Она такая. Сегодня спрыскиваем радость, а завтра, глядишь, заливаем горе. Слав, налей девушке и себе по чуть-чуть. Антон Кириллович… - сват быстренько обслужил маму и Риту, а я подлил Екатерине Романовне. – Сегодня, - мой голос окреп, - почти ничего в вашей жизни не изменится, кроме положения – вы станете женихом и невестой. А уж что случится год спустя - или не случится, зависит только от вас. Будущее не наступает – оно станет таким, каким вы его построите. За молодых!
Звон поплыл по гостиной, дробясь и затухая. Мерное качание
Глава 16
Глава 16.
Пятница, 7 июля. День
Москва, Ленинские горы
Рассеянный свет отражался от солидных фолиантов и потертых папок, пухлых от бумаг. Легчайшая пыльца вилась в солнечном луче, придавая ему вещественность, и свербила в носу.
– Я, как десантник, - хохотнул Дмитрий Дмитриевич, залезая на стремянку и шарясь на книжной полке под самым потолком. – Сделана работа – и сразу же бросок вперед! А как же!
– Только так и надо, - поддакнул я снизу, придерживая лестницу-«раскладушку», и борясь с позывами чихнуть.
Мне Иваненко был очень интересен – один из величайших физиков ХХ века, как-никак. Просто не надо путать человека и ученого, иногда эти сути не пересекаются.
Да, Дмитрий Дмитриевич грызся с Ландау, с Таммом, но и те были хороши – затевали скандальчики вполне в обезьяньем духе. Это, когда аргументы иссякают, и оппоненты, злобно визжа, швыряются шкурками бананов, вперемежку с пометом. Причем, сам Ландау выкрутился в духе «оттепели»: мол, моя ненависть к Иваненко объяснима и по-человечески понятна: тот при аресте дал против меня показания! Ложь. Это Лёва Ландау заложил «Димуса»!
Но какое мне дело до ссор гениев? А мой научный руководитель – обыкновенный гений. Sic!
Кто автор протонно-нейтронной модели атомного ядра и первой модели ядерных сил? Иваненко! А ведь это фундаментальнейшее открытие! Теория альфа-распада Гамова и протон-нейтронная модель Иваненко сразу вывели СССР в мировые ядерные державы. «Вы сэкономили нам пять лет!» - говорил Дмитрию Дмитриевичу министр «средмаша» Славский. Семь нобелевских лауреатов – Дирак, Юкава, Бор, Гелл-Манн и еще кто-то, - оставили свои изречения на стенах физфаковского кабинета Иваненко… Истинное признание!
Впрочем, не менее важным для меня было отношение завкафедрой к своим аспирантам. Дмитрий Дмитриевич никогда не осаживал, не подавлял «молодого». А уж если ему самому становилась любопытна аспирантская тема, то отношения «учитель-ученик» и вовсе переворачивались. Не удивительно, что выученики Иваненко, «отпущенные на волю», очень рано становились самостоятельными учеными.
– Очень, очень занятно… - тянул научрук, нащупывая ногой ступеньки. – Значит, купраты?[1]
– Да, Дмитрий Дмитриевич, - кивнул я, глядя снизу вверх. – Мы возились с купратом лантана и бария, а сюда, на Физфак, я притаскивал купрат из оксидов висмута, стронция и чистого калия. Но каков физический механизм их высокотемпературной сверхпроводимости при семидесяти семи градусах Кельвина[2] – не ясно. Самое же интересное, что и при более высокой температуре, когда
– Очень, очень интересно, юноша… - Иваненко спустился и медленно потер руки. – Тогда… Действуйте! Набирайте статистику, исследуйте эти… м-м… странные металлы! Что у вас в плане?
– Иттриево-бариевый купрат, - отчеканил я, - таллиево-бариево-кальциевый и ртутно-бариево-кальциевый!
– Действуйте! – с удовольствием повторил научрук.
– Есть! – бойко ответил я.
Суббота, 8 июля. Утро
Афганистан, Кабул
Название президентского дворца – Арг – переводится просто: «цитадель». Резиденция и впрямь прикрыта мощными крепостными стенами с башнями, а вот за ними и прячутся палаты, мечеть, дворики и сады. Персональный парадиз.
Закинув «калаш» за спину, Зенков облокотился о выщербленный парапет. Двух месяцев хватило, чтобы исходить афганскую столицу вдоль и поперек. В центре, где на Чикен-стрит толпятся туристы и хиппи, и на базарных улочках вдоль Кабул-дарьи, «речки-говнотечки», по грубому, но меткому определению «Квадрата». И в глинобитных трущобах на склонах гор Асмэи и Алиабад.
Но даже в кварталах, выстроенных «шурави»[3] на выезде из Кабула в Джелалабад, ощущается восточная дремучесть. Прошедшие века держат афганцев цепко, не отпускают в будущее.
Прищурившись, Жека разглядел с высоты купчика, ведущего за собой гордо выступавших верблюдов. На голове у торгаша пакуль – значит, пуштун. Узбеки местные или таджики носят круглые тюбетейки без узоров, а хазарейцы напяливают чалмы…
– Товарищ старший сержант! – грянул «Кузя», будто подкравшись.
– Отставить, - лениво молвил Зенков, поправляя голубой берет. – Стой, да высматривай нарушителей.
– А уже… - растерялся Кузьмин.
Женька в это время поглядывал на зеленые газоны внутреннего дворика, замкнутого двухэтажной галереей. На травке резвились дети сардара, а кто постарше, прятались в тени аркады.
– Что, не понял? – рассеянно переспросил Зенков.
– Во-оздух! – протяжно заорал «Кузя».
Жека развернулся, как ужаленный, лишь сейчас различив слабый громыхающий гул. С востока, прячась в сверкании солнца, налетали истребители «МиГ-21». За треугольные крылья летуны прозвали их «балалайками», но бренчать на них умели неплохо.
С ревом, сотрясая крыши и души, «мигари» пронеслись над Аргом, расходясь на виражах. Взвыла сирена, на позиции бросались русские солдаты и местные аскеры. Президентскую охрану по-прежнему возглавлял майор Зия, но Дауд-Хан больше доверял «шурави» - помнил, как в апреле на Арг перли танки, и как вся улица перед дворцом, от колонны независимости до самых ворот, была забита коптящей бронетехникой. Десантура выбила тогда всю 4-ю танковую бригаду!
– «Квадра-ат»! – заорал Жека, подхватывая каску. – Где ходишь?