Шрифт:
Глава 1
«Оно живое! Оно живое!» — Стас кое-как удержался от громких восклицаний и зловещих взмахов руками. Правда, его лицо все же пересекла змеящаяся ухмылка.
И хоть Кизаши за прошедшие дни немного попривык к подобным проявлениям чувств своего «ученика», но порой подобные усмешки все же заставляли его поводить плечами, словно от прохладного ветерка, подувшего в спину.
Было во всем этом нечто неестественно притягательное. Будто ты стоишь на границе чего-то очень важного, а с другой стороны от тебя находится нечто, что недоступно обычным смертным.
Вот только, что от тебя потребуют в оплату за пересечение границы?
Парень силой заставил себя отбросить невольные размышления. Еще его дедушку злило, когда он излишне сильно погружался в свои мысли. И хоть Широ никогда на него не кричал и не угрожал, но алхимик все равно старался его не сердить.
Так сказать, во избежание.
— Поздравляю вас, Широ-сан, — стоявший рядом Кизаши, эмоционально растрепал свои волосы, в очередной раз превратив свою прическу в «не пойми, что». — Вы и впрямь талантливы для своих лет. Обычно, чем старше человек становится, тем хуже прана реагирует на его приказы. Но вас эта проблема почти не коснулась. Удивительно!
Лежащая в сторонке Левиафан лениво приподняла голову из своей личной корзинки, после чего, удостоверившись, что ничего интересного не происходит, легла обратно.
Правда ее постель сложно было назвать корзинкой. Скорее, тут бы подошло что-то вроде «корзинищи».
За прошедшие дни Леви вновь начала расти, но уже не в длину, а в ширь, став напоминать небольшого питона. Если раньше она была длинной, но тонкой, то теперь под ее белой чешуёй начали перекатываться отлично видные жгуты мышц.
Стас никак не отреагировал на уже вторую атаку на прическу Кизаши, впрочем, отметив у себя в памяти необходимость в будущем над этим поработать.
Как сам алхимик со всей отдачей подошел к тренировкам и обучению Стаса, так и землянин, в благодарность и не только, потихоньку, окольными путями, старался подправить привычки внука Хидэо.
Это выражалось, в том числе, и в попытках добавить парню побольше уверенности в себе и своих действиях.
Как оказалось, Кизаши обладал огромным перечнем страхов и опасений, которые доводили его чуть ли не до невроза. Так, парень заставлял себя перепроверять любой свой результат чуть ли не по десять раз, боясь любой ошибки и последующего за ней осуждения.
Причем, он не делал различий в зависимости от сложности работы. К примеру, он мог потратить часы даже на те расчеты, в которых он ориентировался чуть ли не с закрытыми глазами.
В итоге, Ордынцев взял за правило хотя бы один-два раза в день хвалить достижения своего невольного сенсея. Почему так мало, хотя иной раз это можно было сделать и куда больше?
Все дело в том, что Кизаши не был дураком. Несмотря на то, что общество заставило его скрывать и прятать все свои амбиции, парню не составило бы проблем почувствовать ничем не подкрепленную лесть.
Из-за чего Ордынцев старался не перегибать палку.
Сейчас же завершилась их продолжительная тренировка по освоению первых, а по совместительству, самых главных навыков целительства.
Вообще же, что важно, искусство исцеления, имело одну из самых сильных связей с обычными человеческими знаниями.
Если объяснить нагляднее, то выходило, что воитель совершенно не обязан досконально знать, как именно он заставляет ту же землю вздыматься гигантскими скалами, круша его врагов.
Подобная постановка вопроса заставляла мозги землянина буквально кипеть. Рождая одну теорию за другой.
Пока что же выходило, что прана обладает если не разумностью, то, своего рода, умением запоминать пожелания и стремления своего хозяина, трансформируя их хоть во что-то удобоваримое.
Именно поэтому, к слову, воители были способны натренировать родство со стихиями. Сама их прана постепенно подстраивалась под необходимые стандарты.
— Я слышал об одном мастере, — пояснил Кизаши. — Который так боялся быть убитым стрелой, что придумал технику на основе стихии молнии. Этот воитель развивал лишь одну стихию до идеала, попутно натаскав свою прану именно на эту технику.
Алхимик даже взмахнул руками от обуревавших его чувств.
— Он создал постоянную технику, которая работала даже тогда, когда он спал. Мощное электрическое поле, которое замедляло все металлические предметы тем сильнее, чем ближе они находились к нему. Его прана настолько пропиталась его желанием быть в безопасности, что она сама взяла на себя управление техникой.
— И чем закончилась судьба мастера?
Плохо помню. Вроде как, его убили копьем с наконечником из клыка какой-то магической твари. Как говорит мой дедушка: «Кизаши, даже если ты будешь думать, что создал технику, защищающую тебя от всего, то обязательно найдется какой-нибудь урод с родословной, как раз против твоей защиты. Поэтому в бою не смей расслабляться!»
Кизаши частенько упоминал своего дедушку, его опыт и слова. Но это не злило, а наоборот радовало. Мудрость старого воителя являлась квинтэссенцией искусства выживания.
Но продолжим и вернемся к сложности изучения искусства исцеления и почему оно не было так распространено, как путь разрушения.
Вкладывая силу, идущие путем уничтожения могут не заморачиваться глубоким пониманием того, как и почему горит огонь, что такое вода, земля или тот же воздух.
Они просто вызубривают нужную комбинацию действий, необходимую для срабатывания техник, после чего долго и нудно оттачивают эту методику до идеала, чтобы она отскакивала у них от зубов.
Лишь единицы из них достигают столь качественного умения управлять стихиями, что решаются на более глубокое изучение своей магии и окружающего мира. И даже так, они полагаются не столько на знания, сколько на случайные эксперименты.
Что будет если сильно-сильно сжать огонь? Ой, он меняет цвет? А что если сжать чуть сильнее? Ой, он начал давить намного сильнее на контроль праны. Ой, он вырывается. Ой! Я не могу его контролировать! О-о-ой…
Звуки пламени и осыпания пеплом очередного неудачного экспериментатора, убитого нестабильной плазмой.