Целитель. Двойная игра

Ночь стояла тёплая, радуя истинной весной, а с утра погода, точно избалованная женщина, раскапризничалась. Небо надулось, вспухло промозглыми тучами, и поплыла ясная даль жалобной акварелью, будто растворяясь в серой,

«Переменная облачность, – вспомнил Брежнев прогноз по «Времени», – местами слабые осадки…»

Тихонечко, словно крадучись, он приблизился к закапанному окну. Над мокрой зелёной крышей Арсенала укалывала провисшую хмарь Троицкая башня, выше всех задирая рубиновую звезду. «Книжки» на проспекте Калинина, смазанные сыростью, почти не «читались», а мидовская высотка мерещилась грязно-синей шпилястой тенью.

Леонид Ильич вздохнул – не горестно, не тяжко, а с радостной облегчённостью. Жуткие эшафотные ночи, тошная и мутная дневная пелена, в которой бредёшь из крайних сил, а вырваться не можешь, как в дурном сне, – всё это схлынуло прочь. Словно мыльная пена с плеч долой, лишь окатишь их из банной шайки. А тут и стакана хватило…

Генеральный секретарь ЦК КПСС не удержал в себе развернувшееся, ищущее выхода ликование и коротко просмеялся. Ах, какое же это счастье – ничего не ощущать! Лишь молодой и здоровый парубок не ведает, что у него есть сердце или сосуды… Но когда тебе под семьдесят, каждая болячка ноет, давит, нашёптывая будто: Memento mori!

Генсек фыркнул смешливо, припомнив, как его бесил Суслов ещё на прошлой неделе… Да, за день до охоты, в четверг – Политбюро как раз сбрелось позаседать. Все, главное, усталые, скучные, так и ждут усыпляющего воркованья про великие победы да свершенья, надеются, что ничего-то им не поручат, не прикажут исполнить и доложить, а Михаил Андреич их правдой наотмашь, по брыластым сусалам! Ещё и руки потирает, будто в азарте – ах? что за проблемка образовалась! Ух? как мы её сейчас!..

Да-а… Пока сам не глотнул «живой воды», не разумел, отчего «человек в футляре», как тишком прозывают Суслова, вдруг покинул свою незримую тару.

– Э-эх! – крякнул Брежнев, звонко хлопая в крепкие ладоши.

Не приседая за огромный стол, он щёлкнул пальцем по знаменитым «рогатым часам», вписанным в блестящий штурвальчик. «Партия – наш рулевой! – усмехнулся Генеральный. – Как там Костя вчера выдал?.. Пароход… Нет, корабль СССР!»

«Ага! – развеселился Леонид Ильич. – Двадцать пять капитанов вцепились в колесо с ручками, и ты ещё попробуй их убеди рулить дружно! К-коллегиальное руководство, мать вашу… – Он посерьёзнел, и лишь слабая, едва намеченная улыбочка, то озорная, то ехидная, сминала губы. – А не пора ли тебе, Лёня, на повышение идти? М-м?»

Брежнев нервно-зябко помял руки, словно умывая. Блудливая, опасная мысль наведывалась к нему с выходных, вкрадчиво стучась в сознание, искушая и маня.

«Командир корабля нужен в единственном числе, иначе толку не будет, – дрогнул генсек, уступив. – Пусть даже с комиссаром за плечами, но один! Один вождь…»

Клацнул замок, и в дверь заглянул Цуканов [1] , изгоняя думку-соблазнительницу.

– Леонид Ильич, – прошелестел негромкий голос, – к вам товарищ Пельше. Говорит, что вызывали.

– Да-да, пусть заходит! – суетливо отозвался хозяин кабинета, двигая тяжёлыми бровями, как будто разминая лоб.

Сухонький председатель КПК [2] не вошёл, а проскользнул, юркнул маленькой серенькой мышкой.

– Прошу, Арвид Янович, прошу… – по-барски зарокотал голос Генерального. – Заходи, не стесняйся!

Узкое костистое лицо придавало Пельше образ фанатичного инквизитора, не знающего жалости к врагам церкви, но сейчас оно выражало опасливое удивление.

Леонид Ильич внимательно посмотрел в глаза напротив, светлые и холодные.

– Вы… в курсе операции «Ностромо», – веско начал он, унимая в душе откровенно детское упоенье здоровьем. – Насколько продвинулись чекисты в поисках предиктора?

– Судя по докладам Николая Ефимовича [3] , нинасколько, – покачал лысой головой председатель КПК. В его речи скорей угадывался, чем слышался прибалтийский акцент. – И я бы не ждал особых успехов в течение полугода. Товарищ Андропов правильно ставит задачу – найти, но не спугнуть!

– Согласен, – выразительно кивнул Брежнев. – Вот что… Я не сомневаюсь в Юриной преданности, но… Короче говоря, нужно самим выйти на предиктора, и чем быстрее, тем лучше. – В голосе генсека прорезалась жёсткость: – Мы исполним любые его желания, будем холить и лелеять, но он должен находиться где-нибудь рядом, за высоким забором совершенно секретного и хорошо охраняемого объекта!

Прозрачно-голубые глаза Пельше хищно блеснули, а лёгкая улыбка тронула уголки тонких бескровных губ.

– Понял, Леонид Ильич, займёмся сегодня же.

Весна потягивалась в дремотной истоме. Робкая и нагая, она нежилась на мягкой травке, опушившей чернозём, стыдливо прикрываясь кипенно-белыми кружевами цветущих абрикосов. Голым ветвям не хватало сквозистого зелёного марева – им деревья окутаются чуть позже, как только распустятся первые клейкие листья, но почки уже набухали, словно соски взволнованной девушки.

Где-то далеко на простуженном севере, под Псковом или Ленинградом, в эти самые дни начинался ледоход – рыхлые, раковистые льдины лопались, натужно трогаясь с места, и ясное синее небо удоволенно смотрелось в талые воды.

А здесь, на югах, земля мреет от благодатного тепла. Не того сугрева, что в средней полосе, зыбкого и неверного – отшагнёшь с солнцепёка в тень, и сразу мурашки; нет, держится устоявшийся плюс. Лучезарный воздух истекает запахами буйной жизни, полузабытыми за зиму. Они будоражат воображение и дают волю шальным желаниям…