Целитель.
Шрифт:
Я молчу. Вот как теперь с этим жить? Нет, безнаказанными я их не оставлю.
– Даже не мечтай - Я что, вслух думал?
– хватит с тебя одной попытки. Слово с тебя я брать не буду, есть вариант надёжней. Завтра идешь в военкомат и получаешь повестку. Уже всё договорено. А пока вернешься, я решу с ними по- своему.
– Но у нас военная кафедра!
– Это не имеет значения. Попрошу тебя подальше отправить, на Дальний восток или на Кубу.
– Мне домой хотя бы съездить нужно. Месяц не был.
– Вот повестку получишь, дня три у тебя будет на сборы. Не больше.
Действительно, дали три дня только. Буквально за ухо меня привели на комиссию, признали полностью годным и на 5 апреля назначили отправку. Успел съездить домой, получил нагоняй за долгую неявку. Навестил Илону, тепло с ней пообщались, потом зашел к Юре. Рассказал о компромиссе, спросил как по понятиям, это западло или нет?
– Откосить от зоны не западло. Ты никого не сдал,
– Если бы их 'опустили' было бы неплохо. Но пусть поживут, пока я вернусь.
– Как скажешь. Я собираюсь в теплые края, перед отъездом развлечемся с ними. Потом им будет жить стыдно и больно! Вернешься - избавишь от такой жизни!
Последний день посвятил Насте. Лечил, ласкал, утешал. Обещала ждать. Её собирались перевести учиться в Москву. На дом уже был покупатель.
Качается вагон, стучат колеса глухо... Вторые сутки в вагоне поезда, только тут появилось время на размышления, после трехдневной суматохи. Сборы, встречи, прощания, Настя, ревущая на плече. На сборном пункте пробыл не больше 4 часов, не иначе как по просьбе Сергея Николаевича воткнули в уже сформированную к отправке команду. И вот едем в неизвестном направлении, сопровождающие офицеры в лётной форме не раскрывают конечный пункт назначения. А если учесть что едем в поезде Харьков - Владивосток, заехать можно далеко. Волгу уже проехали. Итак, что мы имеем на данный момент? Месть и учеба откладываются как минимум на два года. Скрывать в армии свои способности не собираюсь, без практики они слабеют. От КГБ надолго не скроюсь, возможно, еще доехать не успею, будут знать, где я. Но надеюсь, там оставят в покое, хотя бы на время. В любом случае два года армии лучше, чем два года зоны.
Проехали Уфу, начинается Урал. У нас уже зелень на деревьях, а тут еще лежит снег. Большинство легко одето, не рассчитывали попасть снова в зиму. Пока в вагоне тепло, а потом, пока переоденут в форму и замерзнуть можно.
– Готовимся, через час высадка!
– прошел по вагону капитан. Слава богу, не на Дальний восток!
Парни начинают делать тайники, подозревая, что отдать придется одежду и все содержимое сумок и рюкзаков. На всякий случай тоже делаю нехитрую заначку - разгибаю край у тюбика зубной пасты и прячу туда деньги, завернутые в полиэтилен. Надеюсь, пасту оставят. Ребята допивают оставшееся спиртное, некоторые уже в анабиозе. Офицеры не обращают на это внимания - приедем, отыграются. И вот наша станция, небольшой поселок - Вязовая. Выгружаемся, часть будущих воинов тянем под руки. Нас ждут два автобуса, 'пазики', нас 80 человек, забиваемся под завязку. Едем минут 40, проезжаем КПП, огражденное колючей проволокой. Оживление минут через 30 сменяется растерянностью. Вокруг по-прежнему горы и хвойный лес. Это сколько территории ограждено? Куда мы попали? Еще одно КПП. Вокруг тоже колючка. Да, удружил будущий тесть. Ни отсюда выбраться, ни сюда попасть кому-то. Наконец показались строения, смутно различимые в темноте. Похожи на жилые дома, двухэтажки, вон пятиэтажный дом. Приехали, выгружаемся сразу в баню. Моемся не спеша, впереди 730 дней, куда торопиться. На выходе из моечной получаем форму - нижнее белье напоминающее пижаму, только без пуговиц, брюки - галифе, зауженные внизу, гимнастерку, шапку. Портянки, сапоги. У некоторых с портянками начинаются проблемы. Мне в деревне случалось носить в грязь подобное, справляюсь быстро, показываю другим. Свою одежду складываем в выданные посылочные мешки, пишем на них домашние адреса. Обещают отослать. Последняя связь с гражданской жизнью оборвана. На улице формируют в некое подобие колонны и идем по утрамбованной снегом дороге. На улице мороз, шинели пока не выдали. Замерзнуть не успели, примерно через километр заходим в спортзал. Нас быстро распределяют по отделениям и находящиеся тут же младшие сержанты ведут каждый свое отделение в казарму. Чем хороша армия - думать не надо. Даже вредно. За тебя думают командиры, твоя задача только выполнять приказы. Пока мы больше похожи на баранов, приказы выполняются не синхронно, вразнобой и медленно. В казарме заняли кровати, выложили немногие оставшиеся вещи по тумбочкам и на ужин. Причем поздний, времени около 10 вечера. Старшина попытался добиться строевого шага, но быстро понял, что так мы до столовой не доберемся до утра. Первый и последний раз сходили на ужин можно сказать толпой, а не строем. Но на вечерней поверке старшина отыгрался.
– Антонов!
– Я!
– Астахов!
– Я
– Баринов!
– Тут!
– Отвечать надо Я! Начинаем заново. Антонов!
Заново начинали раз 30. Пока до всех дошло, что смех, писк, скрип сапогов, кашель и другие неуставные звуки отодвигают от нас сон на неопределенное время. И наконец, команда 'Отбой'. Засыпают все моментально. Служба началась.
Несмотря на поздний отбой, подъем как положено в 6 утра. Команда дневального - 'Форма одежды номер два!'. Это значит гимнастерка
Молодые сержанты только из учебки, пользуются на всю возможностью покомандовать. Часами отрабатываем команду подъем - отбой, потом заправку постелей с идиотским набиванием кантика. Ответственность коллективная - если один не успевает, вместе с ним повторяет всё отделение. Да, здесь мне действительно будет не до горестных воспоминаний, по крайней мере, пока. Через месяц принимаем присягу и нас распределят по ротам. По слухам дедовщина есть, но в меру. С лечебной практикой придется обождать. Во-первых, все здоровые, с серьезными болезнями в армию не берут. Во-вторых, некогда. Ни болеть, ни лечить.
К вечеру привозят еще пополнение. Полсотни дагестанцев. Отделения переформировывают по новой, разбавляя интернационалом. Дагестанцы парни конечно горячие, даже сержанты немного успокоились. Я с ними легко нахожу общий язык, делить нам пока нечего. После ужина дали, наконец, полчаса свободного времени для написания писем. Пишу домой, Насте, Илоне (обещал) и Юре. Юре пишу до востребования в Одессу, в которую он должен вскоре приехать. Надеюсь от него узнать о моих 'должниках'.
Потянулись суровые армейские будни. Строевая, уставы, кроссы, втянулись на удивление быстро, уже стали находить время на какую - никакую личную жизнь. Покурить, потрындеть, сбегать втайне в чипок (солдатское кафе, нам не разрешали). В столовой кормили однообразно, молодым организмам не хватало. Именно там произошел случай выделивший меня среди солдатской массы.Было это уже в теплый (да, и сюда дошла весна) день конца апреля. Процесс насыщения выглядел так: заходим, рассаживаемся по 10 человек за стол, во главе сержант. На столах уже стоит бачок (котелок литров на 5) с первым, хлеб, тарелки. По команде сержанта встает сидящий с края у бачка и разливает по тарелкам. Дежурные тем временем разносят второе в аналогичных бачках. Как только сержант наелся, подает команду 'Закончить прием пищи'. Приходится всем вставать и выходить. Поэтому многие ели очень быстро, не успевая прожевывать куски. И вот во время еды слышим за соседним столом смех, выходящий за рамки уставного. Взоры естественно устремляются туда. Олег Гусев, худой, вечно испуганный паренек, держится за горло, судорожно пытаясь вдохнуть. Смех быстро утихает после того как он падает с лавки, дело принимает серьезный оборот. К нему бросаются, начинают стучать по спине, кто-то предлагает перевернуть его за ноги. Олег еще дергается, но уже синеет. Я протискиваюсь ближе и пытаюсь рассмотреть, что случилось. Вижу глубоко в трахее сгусток, закрывающий весь проход. Да, достать его нереально, что делать? Он сейчас умрет! Разрезать трахею, пустить воздух! ЧЕМ? Взгляд цепляется за авторучку, лежащую на окне хлебореза, сразу вспоминаю рассказ преподавателя о похожем случае. Прыгаю через стол, хватаю ручку, на ходу раскручивая ее бегу назад
– Разойдись бля! Пусти его!
– с размаха втыкаю острым концом, протыкая трахею. Засвистел в тонкой трубке жадно втягиваемый воздух. Уже помутневшие глаза опять распахиваются, а руки вновь тянутся к горлу.
– Держите его за руки! Бинты мне быстро нах!
– ору удерживая ручку в горле. Бинты ждать пришлось минут 10, они появились с прибежавшим санинструктором. Плотно прибинтовываю ручку к горлу. Щель маленькая, дышать ему трудно, но зато не сдохнет. Еще через 5 минут примчалась скорая. Городок был маленький, всё рядом. Олега увозят в госпиталь, мы возвращаемся в казарму. Там меня обступают с вопросами.
– Как ты догадался? Не побоялся воткнуть, а если бы не туда попал?
– Я в медицинском учился, рассматривали похожий случай. Кроме того занимаюсь восточной медициной, обращайтесь с болячками если что - сразу делаю себе рекламу. А то больных не дождусь.
Через два часа меня вызывают в штаб. Иду в сопровождении старшины роты. В кабинете командира батальона куча народа, я даже растерялся, выискивая кто старший по званию.
– Товарищ подполковник! Рядовой Колесов по Вашему приказанию прибыл!
– Ну, рассказывай - вперед вышел майор с петлицами медика.
– Как догадался что делать, место нашел куда воткнуть?
– Я студент медвуза. Нам рассказывали о таком случае и что нужно делать. Ручка удачно попалась.
– Да, повезло парню, что ты рядом был. Иначе хоронили бы. Кусок мяса так глубоко застрял, мы без разреза достать не смогли. Честно говоря, не уверен, что я в такой ситуации смог бы его спасти.
– Не успевают ребята поесть, слишком торопят их - пользуюсь случаем пожаловаться.
– Вот и глотают не прожевывая.