Целитель
Шрифт:
На удивление здание администрации было открытым и у главы шло какое-то совещание. Егор заглянул и прикрыл сразу же дверь, решив подождать. Глава объявил перерыв и сразу же сам вышел в приемную.
— Здравствуйте, Егор Борисович, вы ко мне?
— Здравствуйте, извините, я не хотел помешать и зайду позже.
— У нас как раз перерыв, пойдемте Егор Борисович.
Люди быстро вышли из кабинета, и они остались вдвоем. Сибирцев помнил Главу — Румянцев Станислав Валерьевич, у него были камни в желчном пузыре достаточно большого размера и примерно два раза в год он страдал тяжелейшими приступами,
— Станислав Валерьевич, я в городе вырос и к деревенской жизни еще не привык, не освоился, — как бы оправдывался Сибирцев, — но со временем все наладится. Сегодня глянул во дворе у себя и понял, что дров нет совсем, в больницу бы тоже надо подвезти.
— Это вы меня извините, Егор Борисович, проморгал я, закрутился — администрация обязана обеспечивать дровами учителей и врачей, школу и больницу. Все сделаем, не волнуйтесь. Что-то еще нужно?
— Спасибо, Станислав Валерьевич, больше ничего.
Оба вдруг услышали звуки сирены, Румянцев глянул в окно, бросил кратко:
— Скорая…
Сибирцев выскочил из кабинета и побежал к больнице, благо она находилась неподалеку. Мужчина, видимо водитель, барабанил кулаками в закрытую дверь. Егор открыл дверь салона — доктор весь в каплях пота от напряжения делал непрямой массаж сердца и искусственное дыхание.
— Что с ним? Я Сибирцев.
— Огнестрельное, пневмоторакс.
— Ясно, отойдите. Запускаем сердечко, — он положил руку на область сердца, — нормально, заработало, пульс есть, дышит.
Сибирцев повернул больного немного на бок, срывая герметичную наклейку с раны, просунул руку сквозь маленькое входное отверстие почти до локтя, расширяя рану и достал пулю.
— Вот она девятиграммовая смерть…
Он попросил бинт. Вытер место где была рана и она исчезла, не оставляя следа.
— Не понял!? — вытаращил глаза доктор, привезший больного.
Пациент открыл глаза и сел на носилках скорой.
— Где я? — спросил он.
— Вы в Порогах молодой человек, вас привезли с огнестрельным ранением, но сейчас все в порядке. Я доктор Сибирцев, а вы?
— Старший лейтенант полиции Зуев. Вы тот самый Сибирцев — апостол Егор-чудотворец?
Полицейским осматривал себя, видя разорванную рубашку и кровь, ощупывал себя, на находя раны.
— Какой еще апостол чудотворец? — переспросил Сибирцев.
— Так вас в народе называют. Я Костромин Аркадий Гайдарович, заведующий хирургическим отделением, мы так с вами и не познакомились раньше.
— Ничего себе… какой из меня апостол… надо же такое придумать. Ладно, вся фантастика позже, пойдемте ко мне домой, Зуеву, — Николаю, подсказал он, — Николаю надо стресс снять.
Они вышли из салона скорой, а водитель все еще барабанил в дверь и матерился.
— Кончай, Андрюша, двери ломать, доктор уже операцию сделал, — показывал Костромин на вышедшего из машины полицейского, — чудотворец: он и есть чудотворец.
Сибирцев накрыл стол, приглашая мужчин к столу, налил всем водки, кроме водителя. Они выпили и Костромин начал рассказывать:
— Его притащили полицейские… Еще в приемном покое я понял, что дело труба — пуля пробила легкое и застряла где-то в средостении. Такую операцию в районной больнице успешно не сделать. Как раз вошел главный врач и сказал, что у полицейского единственный шанс — дожить до Порогов. Мы его на скорую и сюда. Минуты за три-пять до приезда у Николая сердце остановилось, шофер гнал, что есть мочи, а я делал массаж и искусственное дыхание. Потом появились вы, Егор Борисович. Объясните — я ни черта не понял.
— Сначала я запустил сердце Николаю, потом провел асептику энергетическим излучением, расширил рану и вошел в нее рукой, достал пулю и, вынимая руку вместе с остатками поврежденных тканей, одновременно заживлял и проводил антисептику. Вот и все, ничего особенного.
Сибирцев снова налил водки, они выпили. Захмелевший Костромин заговорил снова:
— Ты понял, Коля — я ни хрена не понял, хотя и зав отделением. Вижу, что он тебе руку по локоть в грудь загнал и вытащил пулю, потом протер все бинтиком. А я смотрю — раны то нет вообще, и ты встал. В городе профессор бы оперировал часа четыре, если удачно, то потом неделю в реанимации и месяц на койке. А ты сидишь сейчас и водку уже пьешь. А доктор еще утверждает, что не чудотворец. Про апостола, конечно, молчу, но то что чудотворец — однозначно, сам видел и других мнений здесь быть не может. Яковлев что-то объяснял там про кодоны, но какая разница, если не понятны детали, но суть ясна. А толку? Не время еще для понимания, вот так вот. Так, мужики, на посошок и домой, доктору отдохнуть надо.
Егор внезапно увидел стоявшую в дверях Тоню со слезами на глазах, она заметила его взгляд и выскочила. Он выбежал во двор, но калитка ворот уже захлопнулась за девушкой.
3
В субботу он выспался хорошенько, встал, умылся, позавтракал и вышел во двор. Присел на крыльце в раздумьях. Вошла Тоня.
— Хорошо, что вы пришли… я волновался…
— Волновались?.. Я все приготовила на два дня.
— Разве я об еде…
Егор огорчился, опустив голову вниз и разглядывая мелкие песчинки и трещинки на крыльце.
— Вы дали два дня отгула персоналу, мы втроем с папой и мамой собирали ягоду. Набрали голубики и черники, за брусникой позже пойдем. Вечером я увидела, как подъехала скорая, испугалась — вы всех лечите, а вас то лечить некому. Но поняла, что к вам стали возить больных и из райцентра… убежала…
Егор вздохнул, с трудом пересиливая себя — хотелось притянуть ее к себе, прижаться и стоять, не отпуская никогда, целовать всю… Он решил сменить тему разговора.
— Тоня, вы умеете рыбачить?
Она, не ожидавшая такого вопроса, посмотрела на него.
— Конечно, я же деревенская. Умею рыбачить и охотиться, с медведем, правда, не сталкивалась, но волков била. Без ружья у нас по тайге ходить опасно — летом медведя много, зимой волки. Нельзя в тайге без ружья.
— А я ничего не умею… мужчина называется…
— Егор Борисович, — улыбнулась ласково Тоня, — какие ваши годы — научитесь. И охотиться, и рыбачить. Тайга — наша гордость! И кормилица.
— Научите меня рыбачить… сегодня. Только у меня даже удочки нет.