Целительница: на грани

Воропаева Светлана

— Ты не сгущаешь краски? — осторожно и смущённо спросила Таня.

— Я анализирую ситуацию, отбрасывая эмоции. И ещё раз тебе напомню, что у меня нет личной антипатии к Вере. Просто это место работы — не её. Сама структура — не её, а следовательно, и я как руководитель не подхожу ей. Так что нам мучиться? Мы же клятв о вечной службе и дружбе друг другу не давали.

Тут Пятницкую осенило, что она всё ещё подключена к эгрегору ТТК-банка и теперь понимает, что же такое эгрегор, а вот мама ошиблась на этот счёт. И Вика продолжила свой монолог, только уже больше для себя, чем для Лесковой, чтобы закрепить свои знания словом:

— Мы с тобой работаем в огромной структуре — это как государство в государстве. Такие структуры неповоротливы и не могут

быстро изменяться в отличие от небольших банков. Причём наш банк можно сравнить с тоталитарным государством. И это не написано в регламентах. Мы говорим о негласных правилах. У нас первый вопрос, который зададут: «Кто виноват?» А ещё: «Кого наказывать?» А вот в ГорБанке, откуда я пришла, был бы другой вопрос: «Что делать?» И вот тебе отличный пример. Казалось бы, незначительное происшествие: Вера Кузнецова из нашей службы готовила документы на правление и не убрала лишнюю строчку для визы от казначейства. Бумаг было много, чтобы не терять время, визировали всё параллельно, а значит, подписи были не на одном листе, а на разных, за суетой никто этого и не заметил — ни Подольская, ни я, ни Краснов, ни секретари правления. Внутренний контроль заметил. И что было бы, если бы я сказала, что подписи нет, и не стала бы её получать задним числом? Может, головы бы и не полетели, а вот выговор бы кто-нибудь мог схлопотать за неуважение к членам правления. Или лишили бы премии всех по вертикали за то, что потратили время важных людей впустую. Вот потом пришлось бы налаживать отношения с секретарями правления, которые своих детишек не смогли в аквапарк сводить из-за нашей оплошности, а я бы доказывала Николаю, что больше такого не повторится. Мелочь? В нашем банке — нет. В нашем банке такие законы. А в ГорБанке я бы честно пошла к сотруднику внутреннего контроля и показала ему пункт в инструкции, согласно которому эта виза не нужна, а потом его согласование отнесла бы секретарям правления, которые бы это зафиксировали и забыли, потому что там иные негласные правила. А Вера, как говорится, полезла в чужой монастырь со своим уставом: нет визы — и не надо. Это всё равно, что в мусульманской стране, где женщины ходят в парандже, пойти в мини-юбке, потому что в нашей стране это нормально. Если ты хочешь комфортного пребывания, соблюдай правила того места, где находишься, в том числе и негласные. А если не нравится жить по этим правилам, смени местоположение, ты же не дерево.

— Почему у нас нельзя так, как в ГорБанке?

— В теории можно было бы попробовать, если бы я понимала, что сейчас набирают обороты новые веяния на упрощение схем согласования и внутренний контроль даёт подобные рекомендации в своих актах проверки, если бы понимала, что в текущий момент времени они готовы к диалогу, а не к настоятельным рекомендациям, если бы… Но тут было проще дать, чем объяснять, почему нет. Я честно признаю, что у меня не тот уровень, чтобы диктовать в банке свои правила. И я не принижаю себя, я реально оцениваю положение. У меня нет задачи сделать протестное движение, при этом, как ты видишь, наша служба всецело стоит на передовой, делая проекты, которые изменяют процессы к лучшему. Пусть это не так быстро, как могло бы быть в ГорБанке, но банк меняется. Без революции. Ведь любая революция — это кровь и слёзы. Если бы я не приняла эти правила игры, я бы ушла из ТТК, но мне нравится моя работа. А вот мой муж точно не хочет здесь работать. Ему будет здесь некомфортно. Вот и Вере здесь некомфортно, но она зачем-то держится за своё место.

— Понятно, — кивнула головой Лескова, хотя было видно, что совсем непонятно.

— А теперь третье и самое важное в нашей беседе. И я надеюсь, что после моих подробных предыдущих разъяснений, ты поймёшь, что я сейчас не придираюсь к тебе, не имею личных претензий или чего-то подобного, а даю ценный совет на будущее. Вот мы с тобой уже час разговариваем о том, почему я приняла то или иное решение. И знаешь, я не могу объяснять тебе или другим сотрудникам все свои решения, да и не хочу. Потому что тогда у меня не останется времени на работу. Прими изначально, что у меня как минимум больше сведений, чем у вас, для принятия этих решений. Я не твой учитель, я руководитель. Либо ты доверяешь мне, либо нет, а если нет, то конструктивного и взаимовыгодного сотрудничества не получится. Если тебе не хватает каких-либо знаний, посмотри, какие есть семинары в корпоративном институте, пришли мне то, что тебе интересно, и мы обсудим с тобой, куда тебе лучше пойти и когда это возможно по времени. Это не значит, что я запрещаю тебе задавать мне вопросы. Это значит, что перед тем как задавать их, попробуй найти ответ сама. По текущему вопросу с Верой все исходные данные у тебя были. И с твоей головой ты и сама до всего могла дойти.

— Хорошо, — несколько угрюмо сказала Татьяна, всё же принимая на свой счёт третий пункт.

Лескова вышла из кабинета, а Пятницкая призадумалась, почему она так любит ТТК-банк с его заглавным вопросом: «Кого будем наказывать?» И ответ, пришедший ей в голову, совсем её не обрадовал, потому как получалось, что не избавилась она ещё от жертвенной позиции внутри себя: хоть та и не была видна другим со стороны, но довлела над ней, как довлеют негласные правила эгрегоров.

Вика не знала, что с этим делать, поэтому решила плюнуть и забыть. Она открыла ежедневник, чтобы посмотреть задачи на день, но тут же отложила его и потянулась к телефону.

— Привет, мам! — сказала Вика.

— Привет! Рада тебя слышать, — ответила Анастасия Георгиевна.

— Помнишь, я когда-то спрашивала тебя о копировании чувств? А это всё-таки плохо или хорошо?

— Это как имплантат — может прижиться, а может и нет. Тут правильнее говорить о том, насколько ты осознанно это делаешь и убираешь ли потом умения или убеждения, которые противоположны новым навыкам. Иначе может быть аллергическая реакция, причём на физическом уровне. Но у тебя вроде всё прижилось.

— Может, и так, — немного отрешённо согласилась Вика. — Заеду сегодня?

— Будем рады.

— Вите скажу, может, тоже приедет.

— Прекрасно! До встречи!

— Пока.

***

С среду в обеденное время Елизавета Савелова сама позвонила Виктории, хотя ещё вчера не ответила на три её звонка.

— Добрый день, Виктория! Это Елизавета, мама Тимофея.

— Добрый.

— Вы хотели встретиться со мной. Не знаю, что вы сказали моему мужу, но теперь я тоже хочу с вами встретиться.

— А знаете, нам вовсе не нужно встречаться. Я недавно разговаривала с Тимофеем, как бы это странно ни звучало, и он пожелал сам с вами поговорить. Я могу это устроить: отвести вас туда, где он сейчас обитает. Я могу повести вас голосом по телефону.

Елизавета молчала, явно не понимая, как это будет происходить.

— Вы сядете в удобную позу и закроете глаза в комфортном месте, где вас никто не будет беспокоить в течение получаса. И наденете наушники, чтобы не держать телефон в руках, так будет удобнее, — пояснила Вика.

Елизавета всё молчала.

— Вам даже ехать никуда не придётся, что вы теряете?

Молчание.

— Не хотите — не надо, — Виктория применила приём, который часто срабатывал, когда она уставала уговаривать человека.

— Хочу, — тут же отозвалась Елизавета. — Просто боюсь и не очень-то в это верю.

— Не верьте. Следуйте за моим голосом — и всё.

— Если я вам перезвоню через пятнадцать минут, вы сможете это сделать?

— Смогу, — сказала Пятницкая, понимая, что остаётся без обеда.

Но дело откладывать было нельзя. Она позвонила Татьяне и попросила принести ей что-нибудь из буфета перекусить.

Мать Тимофея осталась под впечатлением после визита на четвёртый план бытия, а Виктория слушала её благодарности и удивлялась, что последнее исцеление было вовсе и не исцелением, а телефонным разговором. Внутри у неё было пусто.

Глава 18

Через пару недель в конце рабочего дня Виктории позвонила Тамара, бывшая помощница её мужа.