Целуй меня
Шрифт:
— Поговори со мной, — прошу я.
Уна подходит к окну, останавливается около него и устремляет взгляд на огни ночного города.
— Как ты его назвал?
— Данте.
— Прошедший через ад, — шепчет Уна.
Я медленно подхожу к ней.
— Неро, пожалуйста, — ее голос дрожит, а плечи и спина напрягаются. — Я не могу это контролировать.
Я медленно вытягиваю руку и провожу по узкой полоске обнаженной кожи над поясом джинсов. Едва почувствовав прикосновение моих пальцев, Уна наносит мне два удара в живот, после чего ударом ноги валит меня на пол. Она тут же оказывается на мне, и нож, зажатый в
— Morte, — шепчу я.
Уна скрежещет зубами, и лезвие ножа впивается в мою кожу. Если я прикоснусь к ней еще раз, она перережет мне горло и бросит истекать кровью. Поэтому я делаю единственное, что умею хорошо. Дерусь. Сжав запястье, отбрасываю ее руку в сторону и, рывком опрокинув Уну под себя, наваливаюсь сверху всем телом. Она обвивает меня ногами, изо всех сил сдавливая область почек. Ей удается дважды ударить меня в челюсть, прежде чем я фиксирую ее запястья, прижав их к полу над головой. Она пытается вырваться и рычит, как одержимая, словно испытывает сильную физическую боль.
— Уна, смотри на меня! Посмотри на меня!
Она впивается в меня взглядом — диким и непокорным.
— Уна, сосредоточься на мне. Вспомни меня.
Она запрокидывает голову, и из ее горла вырывается хриплый крик.
— Пожалуйста, — умоляет она.
Проклятье, почему у меня такое чувство, что я причиняю ей боль? Какого хрена этот ублюдок с ней сотворил?
— Детка, я не причиню тебе боли. Я люблю тебя.
Слезы медленно струятся по ее вискам, и я осторожно прижимаюсь лбом к ее лбу, вдыхая до боли знакомый запах ванили с нотками оружейного масла. Она замирает. Ее тело начинает дрожать, словно от ударов электрического тока.
Ненавижу! Ненавижу его за то, что он сделал с ней это. Ненавижу ее за то, что она добровольно позволила сотворить такое с собой. С нами.
Медленно и осторожно я касаюсь губами ее губ. Уна успокаивается. Ее губы приоткрываются. Мой поцелуй становится настойчивее, и она прикусывает мою нижнюю губу. Когда я немного отстраняюсь, ей удается высвободить руку и нанести мне еще один удар. Твою мать! Я хватаю ее за горло и прижимаю к полу. Раньше такое считалось в порядке вещей: занятия любовью были для нас гребаной войной, и сломить оборону Уны можно было одним единственным способом. Победив ее. Возможно, нам стоит просто вернуться к исходной точке.
Я наблюдаю за ее мечущимся взглядом. В нем отражается борьба между желанием убить и желанием поцеловать. Это своего рода болезнь, извращение, но оно чертовски возбуждает.
— Morte, ты, как и всегда, сильна, — выдыхаю я ей в ухо. — Но ты сдашься мне. Как всегда, — мои пальцы сжимаются на горле Уны. В ответ она оставляет кровавые царапины на моем лице. Я с шипением выдыхаю и, рывком сдернув с Уны толстовку, переворачиваю ее на живот. — Скажи, что ты хочешь этого, — шепчу я.
Она прижимается лбом к своей руке.
— Я не хочу причинять тебе боль, — голос Уны выдает ее напряжение.
— Но твоя жестокость дарит мне жизнь, любовь моя, — я забираю у нее нож и пистолет. — Ты мне доверяешь?
— Да, — немного помолчав, отвечает Уна.
— Отлично, — удерживая за шею, я прижимаю ее к полу, и Уна словно срывается с цепи. Она снова начинает извиваться, рычать, цепляться пальцами
— Чего мне ждать, Morte? Ты убьешь меня? Или поцелуешь?
— И то, и другое, — шепчет она, и в этих словах слышится боль.
Черт, как же я скучал по ней.
Я накрываю ртом ее губы, и она обнимает меня за шею. Тело ее отвечает на мои прикосновения и становится податливым. Николай никогда не получит ее. Уна моя. И всегда будет моей. Он может считать ее частью своего оружейного арсенала — отчасти так и есть, — но то, что происходит сейчас… она преподносит себя в дар мне. И только мне. Если придется, я буду напоминать ей об этом столько раз, сколько потребуется.
Уна поднимает руки, и по моему телу нерешительно скользят ее ладони, кожа на них снова загрубела и покрылась мозолями. С моих губ срывается стон. Моя порочная королева открывает мне свои шрамы. Я прикусываю подбородок Уны, и она поворачивает голову в сторону, открывая мне доступ к шее.
Расстегнув пуговицу, я стягиваю с Уны джинсы и нижнее белье. Она смотрит на меня, и в ее глазах я вижу искорки агрессии, затаенной угрозы.
— Ты прикидываешь каким способом ранить меня побольнее? — спрашиваю я с ухмылкой.
Уна прищуривает глаза, садится и уже приоткрывает рот, чтобы заговорить, но я хватаю ее за шею и притягиваю к себе так близко, что наши губы соприкасаются.
— У тебя ничего не получится. Хуже, чем сейчас, ты уже не сделаешь.
Она закрывает глаза, и между ее бровями появляется небольшая морщинка.
— Прости, — Уна обхватывает ладонями мое лицо и целует.
Я толкаю ее обратно на пол, и она, опустив руки, стягивает с меня трусы. Уна так сильно прижимается ко мне, словно боится отпустить. Я толкаюсь в нее, и наш поцелуй прерывается, а взгляды встречаются. Какая же она разная! Не уверен, что когда-нибудь до конца узнаю ее, но сейчас, глядя ей в глаза… мне кажется, что я ее знаю лучше себя самого. И я хочу ее всю. Со всеми страхами, болью и ранами. Сейчас она абсолютно беззащитна. Моя маленькая жестокая бабочка. Моя беспощадная королева. Моя любовь.
Уна запрокидывает голову и тихо стонет. Я провожу языком вдоль ее шеи и делаю резкий толчок. Тело Уны отвечает, двигаясь с моим в идеальной гармонии. Все так, как должно быть. И пока мы рядом — пока она со мной, — можно даже представить, что у нас все в порядке.
Я трахаю ее медленно, глубоко и вижу, как рушится ее внутренняя защита. Уна открывается мне — так было всегда. Львица подставляет свою яремную вену.
Тело Уны напрягается, ногти оставляют обжигающе-болезненные следы на моей спине. Я стискиваю зубы. Боже, как мне хорошо с ней. И как давно это было в последний раз.