Цена империи. Фактор нестабильности
Шрифт:
И мы снова отдали дань еде и вину. К жаркому разлили божоле урожая семьдесят первого года. Тоже оказалось весьма недурственно. Утолив голод, мы пересели к камину, вооружившись сигарами. Серьезный разговор в клубах дыма… Тоже какая-то, да маскировка.
— Итак, Георг, что скажешь?
— Молодой человек, вы меня порадовали вашей запиской. Уровень анализа весьма неплох. Выводы не бесспорные, но тем не менее, обозначили важнейшую точку противостояния в Европе. И в том, что задуманная вами операция весьма авантюрна… Да… Но я согласен с тем, что выгоды могут значительно превзойти возможные риски. Конечно, такая степень автономности агента не предусмотрена никакими правилами. Но… почему бы не рискнуть? Финансирование не такое уж и большое. У меня есть доступ к одному фонду. В общем, деньги перейдут через несколько посредников, так что никто с Эвиденцбюро вас не сможет связать. Если всё получится… Нам с вами, Йозеф, большие такие плюсы перед императором, а вы, молодой человек, примерите генеральские погоны, уверен в этом…
— Думаю, нам надо начинать операцию прямо сейчас. Время не ждёт. — произнёс Морис Ауффенберг.
— Согласен с вами, господа, раз у тебя, Георг, нет возражений, с этого дня операция начинается.
Мориц
Я попал сюда под Рождество, сюда — это в тело капитана австро-венгерской императорской армии. Как говориться, ошибочка вышла! Впрочем, мало удивляюсь. Хорошо, что не в одноногого нищего-гея, живущего под Бруклинским мостом. А так, офицер Генерального штаба, поскольку меня в эту эпоху хорошо так погрузили, память достаточно быстро выдала справку кто это и что это. Сейчас я на штабной работе, потом получу повышение, уйду в штаб дивизии, потом дадут под команду полк, а в 1900 уже первое генеральское звание и командующий пехотной бригады. А еще через десять лет в подачи еще не убиенного в Сараево Франца Фердинанда стану военным министром Австро-Венгерской империи. Это пик карьеры, которая стремительно пойдет вниз сразу с началом Первой Мировой. Мой персонаж одержит победу над русской армией под Комаровым, за что получит приставку фон Комаров. А потом будет жесточайшим образом бит. Снят с должности, обвинен во всех поражениях имперских войск и недостаточной подготовке к войне. Арестован и с треском уволен из армии. Не самая плохая карьера, только от моей цели — выяснить и ликвидировать угрозу темпорального шторма, из-за которого происходят странные энергетические прорывы, эта карьера никак не способствует. Когда я осознал себя перенесшимся? Так во время хорошей такой рождественской попойки. Вот только стало мне после нее очень и очень нехорошо. Благо, как-то добрался к себе на квартиру, где приказал денщику сделать много сладкого чая и принялся себя отпаивать… увы, не смотря на рекомендации центра, помогло мне это мало. Думаю, из-за того алкоголя, который принял мой донор перед моим вселением. В общем, повезло только в том, что попал в крепкое и относительно молодое тело. Двадцать девять лет. Телосложением напоминаю крепкого бычка, мордой — тупого тевтона. Отвратное зрелище! Но, что имеем, тем и играем. В общем, реабилитация заняла три дня, все это время лежал в постели с температурой, гарнизонный доктор хотел отворить кровь, был послан. Мой немецкий хреновый немецкий, скажу я вам, английский у меня был по профилю, французский как факультатив — в моей карьере пришлось побывать как раз в тех жарких странах, где лягушатники гнобили всяких там. А немецкий — это так, был у меня товарищ, который по дойчам специализировался. Он на мне произношение ставил. А как лучше всего тренировать язык? Обучая ему кого-нибудь. Вот этим подопытным товарищем я и оказался.
Какая первая задача попаданца? Не отсвечивать! В общем, за три дня было выпито ведро чая с сахаром, кстати, он тут кусковый и умеренно сладкий. Каждый вечер — горячая ванна и все равно меня конкретно так трусило и мутило. В конце третьего дня я вообще потерял сознание. Проснулся от того, что доктор Кауфман таки сделал мне кровопускание. Тем не менее, думаю, он меня этим спас от инсульта. Редкий случай, когда я был ему благодарен за эту варварскую медицинскую операцию. В общем, алкоголь — зло! А если ты еще и пьешь его неумеренно да в компании таких же отъявленных выпивох… Да еще на Рождество… Еще три дня я провел под наблюдением местного эскулапа, который расчувствовался из-за того, что я поблагодарил его и извинился за то, что послал ранее. Ну чего там, с меня не убудет, а доктору все-таки будет приятно. Впрочем, это сыграло мне на руку — я имел репутацию вспыльчивого, но отходчивого офицера, да еще и отличного стрелка. Настолько меткого, что на дуэль меня никто вызывать не рисковал. Знали, погорячусь, а потом извинюсь, если был неправ. А если был прав — лучше со мной не связываться. А тут вообще-то надо было бы проверить, насколько искусство стрельбы мне не изменило. У меня-то навыки на уровне, но с местным оружием надо полагаться на рефлекс тела. В общем, три дня я изучал историю жизни и навыки своего донора. Потом понял, почему занесло именно в него… Чем-то мы были похожи, имею ввиду по внутреннему мироощущению. Честный служака, который делал всё, что было в его силах, чтобы на своем посту выполнить свой долг так, как он считал, будет лучше всего. А тут еще знакомство с Францом Фердинандом, который еще не был наследником престола. Даже в перспективе. В общем, на четвертый день после слияния я уже говорил на немецком как истинный австрияк, при этом стараясь избегать англицизмов, которые так и просились на язык. Так и спалиться недолго. В Праге у моего тела была любовница, богемская баронесса. Она сильно переживала за мое состояние, намного больше, чем за своего супруга. Приход ее на четвертый день и стал тем самым испытанием, после которого я понял, что пора уже и что-то делать. На появление баронессы тело отреагировало. Я — нет… сказался больным. Но вёл себя образцовым пай-мальчиком. Еще один день, и я вышел на службу. За время «болезни» я потерял четыре килограмма веса, имел довольно плохонький видок, но при этом старался притворяться, что все в порядке и вообще держал хвост пистолетом. За неделю я составил план, который должен приблизить меня к моей цели.
Итак, что мы имеем? После катастрофы на объекте в прошлое отправился пожилой историк, а вот попал он в кого-то или нет — это еще тот вопрос. Была одна теория, что имеет место обратное воздействие, то есть, кто-то пытался пробиться из ЭТОЙ реальности в мою ТУ реальность. А тут оно все наложилось, получился мощный энергетический прорыв, который имел вид энергетического шторма. Теперь надо было выяснить несколько вопросов: был ли тут подобный катаклизм, если был, то что тут произошло, где и как история стала отходить от своего магистрального пути. И кто стоит за изменениями. И к чему это может привести. Моя цель — найти человека, который стоит за этими изменениями и устранить его. Вот так, и никак иначе. Иначе МОЯ реальность может перейти в разряд нестабильных, с флуктационными темпоральными прорывами. И к чему это может привести, страшно даже представить себе.
Обложился газетами за три года. Ну вот и нашел точку бифуркации с катастрофой. Санкт-Петербург! Взрыв в Зимнем дворце, произведенный Степаном Халтуриным. Ну да, в МОЕЙ реальности никто из царской семьи не пострадал. А тут — совсем другие дела! Смотрю — а дальше совсем все пошло
Седьмого января меня опять посетила баронесса, к взаимному удовлетворению. А еще через неделю я закончил составлять проект, который решил представить генералу Филиппсбергу. По роду своей службы я два раза в месяц обязан предоставить доклад генералу лично. И Йозеф никогда не манкировал своими обязанностями — доклады он у подчиненных принимал, изучал, задавал уточняющие вопросы. Никогда не складывал их в ящик стола. Настоящий служака, не выдающийся полководец, но обычный средний генерал, достаточно компетентный на фоне многих своих сослуживцев. Так и было. Отчитавшись, выслушав доброжелательный вопрос-уточнение, я попросил у генерала еще несколько минут внимания и подал свой меморандум, который начинался с грифа «Совершенно секретно». Тут я увидел, как добрый дядюшка, которого напоминал генерал Филиппсберг мгновенно преобразился, став походим на хищного зверя, даже его бакенбарды стали напоминать гриву льва, готового к броску. Прочитав документ, Йозеф Филиппович тут же стал смотреть на меня, внимательно оценивая.
— Капитан, от кого-кого, а от вас я столь авантюрного плана не ожидал. Мне необходимо подумать. Заберите документ. Я подумаю, с кем посоветоваться. Понимаю, почему вы не хотите задействовать коллег из одного бюро, ваши подозрения могут быть небеспочвенны. Более того, они весьма обоснованы. Мне надо время. Скажем так, ваш следующий доклад через десять дней, не так ли? Прекрасно. На него вы и принесете этот меморандум. Как я понимаю, с ним никто, кроме вас и меня, не ознакомлен?
— У наших прусских соседей говорят: что знают трое, знает и свинья. — беззастенчиво стыбрил реплику у Броневого[1].
Генерал усмехнулся.
— Всё-таки, третий будет, капитан. Но я думаю, смогу за него поручиться, как за себя!
— Я знаю, генерал, у наших северных соседей говорят: «сообразить на троих».
— В каком смысле? — удивился Йозеф Филиппсберг.
— Они считают, что водку лучше пить втроем, так что это сообразить означает, что они собираются, как минимум, втроем, чтобы напиться.
— Капитан, перестаньте меня смешить. Ладно. Я же сказал, что подумаю. Вы свободны.
А потом мой меморандум оказался у зубра разведки в отставке, самого Георга Риттера фон Кес. И теперь я получил возможность и средства для проведения своей собственной операции. Хм… Удивите меня, господа хорошие!
[1] Цитата из сериала «Семнадцать мгновений весны».
Глава двадцать седьмая. В прицеле!
Глава двадцать седьмая
В прицеле!
Санкт-Петербург. Ресторан «Палкинъ»
24 мая 1882 года
Найди цель, ресурсы найдутся.
(Махатма Ганди)
Мориц Фридрих Йозеф Ойген Ауффенберг (Полковников)
Проходя в кабинет не удержался и взглянул на себя в зеркало. Узнать меня было невозможно. Во-первых, я изменил прическу, меня так раздражали эти прилизанные волосы под бриолином и прямой пробор прямо посреди головы, сказать вам не могу, насколько! Кроме того, что я побрил голову, я еще и завел себе роскошную окладистую бороду, став похожим на какого-то богатого купца-старообрядца. Удивительным образом у меня улучшилось зрение, так что про очки я тоже забыл. И этот образ был мне вполне по душе. Напоминаю о себе, меня зовут Николай Степанович Полковников, я полковник ФСБ России, нахожусь в теле австрийского офицера Генерального штаба в отставке, капитана Морица Ауффенберга. Меня забросили в это время с единственным заданием: устранить причину спонтанных энергетических прорывов, угрожающих самому существованию МОЕЙ ТОЙ реальности. Марк Соломонович показал мне расчеты, правда, оговорился, что они могут быть не точными, но по худшему из сценариев, через пять лет наша реальность могла стать абсолютно нестабильной, а энергетические катаклизмы просто уничтожить всё живое на планете. Я тогда спросил, какова вероятность этого сценария. Пять лет — семь процентов, десять лет — девять процентов, тринадцать лет — девяносто четыре процента. Я уже тогда все для себя решил. Попав сюда совсем не в тот персонаж, что предполагалось (моей целью был фон Плеве), я понял, что необходимо что-то менять. 20 марта прошлого года я вышел в отставку по состоянию здоровья. Но по Праге, с подачи моего командующего, Йозефа Филипповича стали ходить слухи, что причиной отставки стала финансовая нечистоплотность. Вскоре я устроился военным корреспондентом либеральной газеты “Die Presse”. Несколько весьма неплохих обзоров и предсказаний локальных конфликтов сделали меня чуть-чуть известным. И вот уже с октября 1881 года я в Санкт-Петербурге. Почему не в Москве? Потому что мне надо было оказаться поближе к источнику февральской катастрофы 1880 года, тем более, что нашлись бы и свидетели, и вообще, информация имеет свойство распространяться, но мне нужен был именно источник ее распространения, эпицентр. И именно тут и следовало искать. Как говориться: пилите, Шура, гири, они золотые![1]