Цена империи. На начинающего Бог
Шрифт:
Глава вторая
В омут с головой
Каждому человеку в течение дня представляется не менее десяти возможностей изменить свою жизнь. Успех приходит к тому, кто умеет их использовать.
( Андре Моруа )
Санкт-Петербург. Мариинский дворец
15 февраля 1880 года
Валуев
— Так, Россия-матушка, а ты не меняешься, что в веке XIX, что в любом ином, один хрен, неистребимо семя крапивное! — сие заключение, Великий Князь и почти Император Всероссийский Михаил Николаевич озвучил , а потом и уточнил длинной заковыристой фразой, большая часть которой состояла из отборной брани. Причём среди ругательств проскальзывали явно незнакомые слова, что в принципе можно было объяснить длительной службой на Кавказе и участием
На четырёх страницах отменной бумаги, весьма почтительно и с массой ссылок на законы и высочайшие указы, среди которых упоминались все царствующие особы Российской Империи от Екатерины II и до Николая I, статистические данные по всем Российским губерниям и прочие входящие и исходящие обстоятельства, содержался отчет по выполнению решения Государственного совета Российской империи, отправленный тайному советнику Валуеву, занимающему ответственный пост председателя Комитета министров касаемо сбора выборных лиц для срочного созыва Земского Собора. Упаси Бог, ни при первом, ни при последующих прочтениях сей бумаги, кою не доверяя канцелярии, Пётр Александрович, лично доставил Михаилу Николаевичу, невозможно было увидеть отказ от выполнения поставленной задачи. А если быть абсолютно точным, то она представляла собой высший класс чиновничьей отписки, когда наличествует одновременно полное нежелание выполнять свою работу и настойчивое стремление прикрыть собственную пятую точку от возможных неприятностей. Со времён Гоголя это получило название «двойной хлюст», то бишь, когда автор донесения или циркуляра не понимает о чём пишет, а уж адресат и подавно не может ничего понять. Такой разновидностью эпистолярного стиля владели немногие, начальство статское и военное весьма дорожила этими «специалистами», тем паче, что для овладения оным требовалось не одно десятилетие протирать форменные штаны в присутственном месте в чине коллежского регистратора. Составленная ими бумага позволяла надёжно и, самое главное, безнаказанно похоронить в бюрократической переписке любую проблему или распоряжение. Но в условиях объявленного на всех просторах Российской Империи военного положения после уничтожения почти всей августейшей фамилии, такие действия являлись не чем иным, как саботажем.
— Ну-с, Пётр Александрович, и много таких «Акакий Акакиевичевых» у вас в министерствах скопилось? Не пора ли таким чинушам по шинели за казённый кошт справить и в Сибирь лет на пять, а то и десять да без права переписки? — спросил немного успокоившейся Великий Князь.
— Как без права переписки? — уточнил ошарашенный Валуев, не понявший смысла строгости нового наказания.
— А… это так, мысли вслух вырвались, уж очень хочется сиих проходимцев доступа к предмету вреда государству — перу да бумаге лишить… Либо по примеру моего августейшего пращура Петра Алексеевича, гвардейских сержантов с караулом отправить, дабы отбить охоту приказы не исполнять? Ладно, Пётр Александрович, с этими бумагомараками разберёмся позже. Зная Вас, я не сомневаюсь, что план действий уже выработан. А посему, давайте его обсудим.
В который раз ученый-попаданец был на грани провала, выкручиваясь, очень уж это вредная привычка — вставлять идиомы своего времени в разговор с хроноаборигенами. А вот то, что чиновник прибыл на доклад не с пустыми руками было ясно с первого взгляда: увесистая папка из дорогой кожи с золоченым тиснением притягивала к себе взор, подобную в свое время Конюхов мог видеть только у антиквара. Валуев достал из неё карту Европейской части России с показанием железных дорог, пароходных сообщений и телеграфов, а также пачку листов с рукописным текстом и таблицами, нарисованными тушью.
Самым главным сюрпризом несомненно была карта. Нанесённая на неё информация удивила не только ту часть сознания Великого Князя, которая сохранилась после слияния с психометрией попаданца, но и в значительной степени поразила сущность последнего. Михаил (Александр), буквально завис, переводя свой взгляд с карты на Валуева, а в голове была только одна мысль: ещё один попаданец?! Но кто и откуда?! Причиной сего стресса был способ подачи информации: графический, весьма неожиданный для своего времени. На карте были нарисованы концентрические окружности, формою напоминающие искореженные эллипсы, окрашенные в разные цвета, центр которых располагался в Санкт- Петербурге. Причем на каждой из них были надписи оформленные в виде дроби. Всё это в совокупности очень напоминало изображения зон поражения пожарами и радиацией в результате ядерного взрыва, которые ему приходилось неоднократно видеть, начиная с уроков начальной военной подготовки в школе и заканчивая учёбой в институте и занятиями по ЗОМП в процессе армейской службы. Валуев заметил мою растерянность и поспешил ввести меня в курс дела.
— Я вижу, Михаил Николаевич, что вас тоже удивили сии иллюстрации. Согласен, что они выглядят на первый взгляд весьма странно, но если присмотреться, то вся картина становится ясной. Скажу сразу, что над картой поколдовали кудесники из генерального штаба и вообще, без содействия Военного Министра и Министра путей сообщения, вряд ли удалось составить сей прожект, те паче, что двойные и тройные хлюсты поступали на наши запросы неоднократно. И я полностью с вами согласен, что необходимо тщательно разобраться с той гранью, когда нежелание выполнять свои обязанности переходит в злонамеренные действия направление против устоев Империи. Но пока, разрешите я прокомментирую сии окружности и иные знаки. Итак, в числителе дроби указан количество выборных кандидатов на земский собор, исходя из плотности населения. В знаменателе — время, за которое они могут быть доставлены в столицу используя прежде всего железную дорогу, ибо рассчитывать на пароходное сообщение по рекам в конце зимы весьма проблематично. Чем дальше от Санкт- Петербурга и от трассы чугунки, тем снижается вероятность собрать нужное количество представителей все сословий и резко возрастает срок их транспортировки. Кроме того, следует учесть возможные затруднения со связью. По имеющимся у нас данным в Империи наличествует 1372 телеграфные станции, а протяжённость линий составляет 55,6 тысяч вёрст.
— Погодите чуток, Пётр Александрович, — прореагировал наконец Великий Князь, до этого внимательно и с интересом изучавший карту. — А случаем, эти самые «моментальные» кудесники не озаботились сравнить сии цифры с иноземными? То, что Михаил Николаевич начал каламбурить и обыграл в вопросе прозвище коим, офицеры строевых частей именовали выпускников Императорской Николаевской Военной Академии, говорило об его явно улучшившимся настроении.
— А как же, озаботились. Дмитрий Алексеевич лично распорядился. К сожалению, отстаём и особенно по сравнению с Североамериканскими Соединенными Штатами. Я не стал включать эти данные в сей доклад, но если необходимо, то…
— Не стоит, Пётр Александрович, это у меня в некотором роде, мысли вслух. Вот очистим наши авгиевы конюшни и вернёмся к этому вопросу. Прошу вас, продолжайте.
Валуев отпил глоток сельтерской воды и продолжил доклад. Учитывая объективные обстоятельства, к назначенному вами сроку мы можем гарантировать доставку выборных лишь из европейской части России. Так же проблематично обеспечить представительство казаков из отдалённых войск.
На этом месте опять вмешался Великий Князь:
— Если не ошибаюсь, то в столице на постоянной основе дислоцируются казачьи воинские части. К ним часто приезжают их родственники. Свяжитесь с атаманами, пусть составят бумагу о делегировании их для участия в Земском соборе. Пошлите запрос в Москву, задействуйте военных губернаторов. Они же пусть свяжутся с предводителями дворянских собраний и обеспечат необходимый для Собора кворум. А что у нас с представительством духовенства?
— Этот вопрос Военный Министр уже обговорил с протоиреем Покровским. Его Высокопреподобие в данный момент является главным священником армии и флота и пользуется большим авторитетом как среди паствы, так и среди священнослужителей.
— А что Толстой? — Михаил внимательно посмотрел на докладчика.
— Всецело поддерживая наши решения, Дмитрий Андреевич включился и весьма энергично в работу Синода по привлечению выборных от церкви.
— Отменно, — радостно потёр руки Великий Князь, — в целом я очень доволен проведенной работой, но для окончательного утверждения плана действий, предлагаю завтра встретиться ещё раз, но уже в более расширенном составе. Я лично приглашу генерала Милютина, министра путей сообщения Посьета, графа Толстого и протоирея Покровского. Кстати, завтра же я сообщу его Высокопреподобию о своих планах по восстановлению патриаршества. Поместный собор соберём после моей коронации. И в обязательном порядке необходимо присутствие генерал-адъютанта Тимашева. Ибо для обеспечения реализации нашего плана силовая поддержка крайне актуальна. В формируемых поездах следует разместить отряды вооруженных солдат и несколько опытных жандармских чинов. Я не исключаю актов саботажа или диверсий. Любая попытка помешать отправке выборных в столицу должны подавляться без всякой пощады, виновные немедленно подвергаться аресту, а при малейших попытках сопротивления уничтожаться на месте. Хватит, долиберальничались! Как говорил Чингисхан: если кто-то хочет войны, тот её получит. Да, и не забудьте о включении в состав команд опытных медиков с запасом лекарств.
Валуев всё старательно записывал, старясь ничего не пропустить. Незаметно пронеслось несколько часов, когда в двери постучался дворецкий Афанасий с напоминанием о накрытом столе.
— Всё, Пётр Александрович, на сегодня достаточно. — Михаил Николаевич встал и пригласил Валуева пообедать вместе с ним. Во время трапезы решили не вести серьёзных разговоров, ибо оба изрядно вымотались и устали.
На следующий день, в десять утра все названные выше лица встретились в кабинете Великого Князя и обсуждение плана шло на протяжении четырёх часов. Когда были оговорены все мыслимые и немыслимые возможные препятствия, и опасности, присутствующие по знаку Михаила Николаевича встали и он, обращаясь к протоирею Покровскому сказал: «Всего предусмотреть невозможно. А посему Ваше преподобие благословите нас и Дело наше Великое…».