Цена измены
Шрифт:
Я робко провела пальцем по их очертаниям.
— Откуда они?
— Мне бы не хотелось говорить об этом, прости.
— Почему ты не хочешь рассказать о себе? Зачем столько тайн? Что ты скрываешь? Ты знаешь обо мне всё. Всё! А мне даже не можешь сказать, откуда взялись эти дурацкие шрамы! — я не на шутку разозлилась, и он впервые заговорил на повышенном тоне.
— Что ты хочешь знать? Следы ли это от пуль? Да, это они, Софи. И это, хочу я тебе сказать, совсем не то, о чём хочется говорить в постели с женщиной. — он взял новую сигарету, и глубоко затянулся.
— Как
Он долго молчал, выпуская дым в потолок. И, наконец, решился заговорить.
— В девяносто втором году меня приняли в состав спецгруппы Альфа. Теракт на Дубровке, Беслан, Северный Кавказ… я видел столько, что хватит на три жизни. Вот этот, — он указал на верхний шрам, — я заработал когда своими руками убил первого человека. Застрелил. Мне не хотелось этого делать, мне было страшно, но там приходилось быть железным — либо ты, либо тебя. Вот и весь выбор. А этот, — он провел пальцем по шраму чуть ниже, — я получил не во время боевых действий.
Завороженная его рассказом я молча ждала. На моё удивление он продолжил.
— Летом девяносто пятого, в разгар чеченской войны в Гудермесе, в один из дней относительного затишья, я увидел как насилуют молодую чеченку. Девчонку совсем, лет четырнадцати. Он её за углом сарая к стене придавил, рот рукой зажал и наяривал. Она смотрела мне прямо в глаза. Огромные такие глазищи полные слёз. И страха. Я этот взгляд на всю жизнь запомню. Я тихо подошел сзади и дулом автомата постучал ему по плечу. Он обернулся, и как давай во всю глотку верещать на своём что-то, штаны попутно натягивая. Орал похлеще этой девчонки. Было бы это сценой фильма, я бы рассмеялся, как нелепо это смотрелось… — он грустно улыбнулся, и вдруг посерьёзнел. — На этом его жизнь и закончилась.
Смотря в одну точку, он надолго замолчал. Как будто постарел.
— А шрам… откуда?
— А, товарищи его на шум сбежались, и вот… Давно это было, не хочу вспоминать… да и незачем, — он снова обнял меня, и я поняла, что не просто не знаю этого человека, я не знаю его совсем.
— Нам выходить, наверное, пора, — глядя на настенные часы сказал он.
— Я не полечу сегодня. — решительно произнесла я.
— А когда же?
— Завтра утром… днём, вечером, не знаю… Я не хочу уезжать от тебя, — уткнувшись в его плечо я снова тихо заплакала.
— Есть вещи, которые не зависят от нашего желания. Так быть должно, и это нужно просто принять, Софи. И есть люди, перед которыми мы в долгу, и которым мы не имеем права делать больно. Да, это говорит человек, который загубил ни одну жизнь, — невесело усмехнулся он.
— То есть, мы больше не увидимся?
— Я не знаю. Правда. Жизнь штука непредсказуемая. Но я знаю, что не забуду дни проведенные с тобой. И ночи. В этой комнате.
— А я никогда не забуду тебя. Никогда, слышишь?! Я буду вспоминать о тебе каждый день. Обещаю! — не прекращая рыдать произнесла я.
Тогда я ещё не знала, что не смогла бы забыть его, даже очень этого пожелав. Тогда я ещё многого не знала.
Глава 14
Самолёт С. — Москва взмыл в небо. Я смотрела в иллюминатор на удаляющиеся огни городка, и моё сердце щемило от боли. Где-то там остался мужчина, который стал для меня близким. Нас связывал не только секс, нет, конечно не только. Мы словно связаны невидимой нитью, и эту нить ничто не сможет разорвать. Ни время, ни расстояние. Порочная связь, о которой никому нельзя рассказать. Связь, которая вдохнула в меня жизнь.
Никита старался не докучать мне звонками эти дни, давая как следует «отдохнуть» с «подругой». Когда я видела его номер на айфоне, скидывала, и отвечала сухими смс, что у меня все хорошо, и отключала телефон. Я не хотела, чтобы мне кто-то мешал наслаждаться этой жизнью. Да, почему-то именно сейчас, в этом маленьком заснеженном городке, в этом отеле среди ёлок, я вдруг осознала, что настоящая жизнь здесь: в этом тесном номере совковских времён, на этом ужасном покрывале, с этим загадочным мужчиной…
А может, мне всё это только показалось? Зимняя сказка уставшей домохозяйки. Муж вечно на работе, дочь вечно капризничает, а я сижу дома и смотрю дурацкие телешоу, понимая, что вот так проходит моя жизнь. И вдруг фейерверк, взрыв новых эмоций, я снова ощутила себя женщиной, желанной женщиной… Может я сама придумала эту сказку? Нет, конечно нет. Я ничего не придумала, это всё действительно было, и мои чувства были настоящими. Не были — есть. Я не знала, что мне делать дальше, как жить потом, делая вид, что ничего не произошло. Просыпаться рядом с мужем, думая о другом. Как же это сложно… Почему это всё случилось именно со мной? Угораздило влюбиться в мужчину, о котором я не знаю абсолютно ничего, кроме имени. Я не знаю, какая у него фамилия, сколько ему лет, номера телефона, где он живёт, с кем. Может быть он вообще женат, поэтому не попросил меня остаться… Я не знаю ни че го! А может быть нет никакой тайны, и он просто не хотел, чтобы я оставалась…
С этими тревожными мыслями я преодолевала километры до дома. В какой-то момент я задремала, и мне снились пушистые ели, мягкий снег, падающий на плечи кашемирового свитера, камин маленького ресторана, в отражении бокалов, и Глеб, он куда-то уходил не оборачиваясь и не прощаясь. Его силуэт в тёмном пальто растворялся в полярной ночи. Я звала его, звала что есть силы, но мой крик утопал в пустоте… Вдруг началась война. Повсюду раздавались выстрелы, гремели снаряды, горели леса… и среди этого чеченец, насилующий девочку-подростка, у которой было моё лицо…
Я проснулась в слезах, и долго не могла придти в себя, приводя в порядок дыхание, и до боли впиваясь ногтями в ладонь. Мне было страшно. Страшно думать, что будет дальше. Самолёт медленно пошёл на посадку, прогоняя меня обратно в мою прежнюю жизнь.
Сотни, если не тысячи, пассажиров, сновали в здании аэропорта, улетая и возвращаясь обратно, в Москву, которая готова принять каждого без разбора в свои цепкие лапы. Я шла, уворачиваясь от многочисленной толпы, сумок и чемоданов, и ещё не знала, какой сюрприз ждал меня дома…