Цена крокодила
Шрифт:
– Лев Христофорович, я так понимаю, что ты можешь внушить сон на определенный момент в прошлой жизни. И необязательно, чтобы это был счастливый миг.
– Ты прав, Корнелий, – ответил профессор. – Счастье я обещать не могу. Но могу обещать: во сне ты снова переживешь такой-то день и час своей жизни.
– И мое дело заказать тебе нужный день?
– И нужный час.
– А если я ошибся?
– Если ошибся, то увидишь, чего не желал.
Но Удалову не нужно было счастье. Другая проблема волновала его беспокойный ум.
Минц
– Зачем тебе понадобился вещий сон?
– Мне нужен сон вещий, чтобы найти вещи, – ответил Удалов. – Когда сделаешь мне укол?
– Не укол, пилюля.
– Еще лучше.
Испытания состоялись через две недели.
Утром.
Минц казался усталым.
– Опять не спал? – спросил Удалов.
– Там же был, то же снилось.
– Опять Аллочка Брусилович на набережной у Кремля?
– И глазки, как алмазная крошка.
– Лев Христофорович, а не становишься ли ты наркоманом? – спросил Удалов. – Если тебе вновь и вновь хочется испытать чувство счастья, то потом тебе не захочется возвращаться в нашу действительность. И ты увеличишь долю и рехнешься!
– А может, мне хочется остаться там навеки, продлить счастье – от мгновения до вечности?
– Ты обещал, – перебил друга Корнелий, – что дашь первую снотворную пилюлю мне по дружбе. Так ли это? Не передумал ли?
– Говори, какое мгновение в прошлом тебе надо мысленно посетить? Что ты хочешь пережить вновь во всей видимости реализма? Первый поцелуй?
– Нет.
– Неужели тот день, когда тебе на шейку повязали красный галстук?
– Нет.
– Последний экзамен в школе?
Удалов отрицательно покачал головой.
Минц пожал плечами.
– Ты извращенец, – сказал он.
Удалов и это отрицал.
– Тогда говори!
– Три часа ночи восьмого октября сего года.
– Что? – Удивлению Минца не было предела. – Два месяца назад?
– Вот именно.
– Но что же могло произойти?
– Не тереби душу. Мы с тобой взрослые люди и не задаем лишних вопросов. Показывай, как работает твой наркотик!
– Очень просто, – ответил Минц.
Он взял со стола большой будильник с календарем тайваньского производства, продается в универмаге за сто десять рублей. Стекло с циферблата было снято. Затем Лев Христофорович вытащил из мензурки оранжевую пилюлю и положил ее на циферблат. Он бормотал вслух:
– Три часа ночи восьмого октября сего года.
Удалов увидел, что циферблат показывал часы, минуты, а также число, день недели и еще – маленькая стрелочка, самодельная – год от Рождества Христова.
Минц набрал нужную дату и время.
– Теперь подождем, – сказал он, – дай прибору зарядиться.
Они сыграли партию в шахматы, потом Минц угостил соседа чаем. Говорили о событиях последних дней, о разгуле бандитов в масштабе области, об оскудении крокодилов в озере Копенгаген, землетрясении в Гватемале,
Время пролетело незаметно.
Будильник щелкнул и сыграл арию Трубадура.
– Все, – сказал Минц, – заряжена твоя пилюля. Перед сном примешь и спи спокойно, скоро начнет сниться сон совершенно реалистический, повторяя событие в жизни. И ты получишь свое удовольствие, а какое – не скажешь?
– Получу – скажу, – ответил Удалов, с благодарностью забрал оранжевую пилюлю и пошел к себе.
Пилюлю он спрятал среди рыболовных крючков и блесен, не хотел, чтобы ее увидела Ксения, потому что она обязательно подумает что-то неправильное. Может, решит, что Удалов тайком от нее лечится от неприличной болезни, может, что он стал наркоманом.
День тянулся медленно и неинтересно. Удалов даже лег поспать, чтобы убить его. Но когда проснулся, было все так же сумрачно и снежно.
Ксения почуяла неладное, когда кормила мужа обедом.
– Опять пил? – спросила она.
Подозрение было необоснованным, потому что Удалов пил редко, понемногу и только в хорошей компании. Но ведь надо мужа в чем-то подозревать! Мужья – это опасная категория домашних животных, которые норовят выскочить на лестничную площадку в поисках приключений. Когда-то один итальянский деятель сказал: «Жена Цезаря выше подозрений».
– А что натворил? – спросила Ксения.
– Ничего, – неубедительно ответил Удалов. Подобно любому мужу, Удалов на семейных допросах сразу чувствовал свою вину, даже если ее и не было, и тянуло в чем-нибудь признаться.
– А ты не красней, не бледней, – сказала Ксения. – Вижу по твоему рылу, что оно в пушку.
Удалову захотелось взглянуть в зеркало, хоть он и понимал, что жена говорит в переносном смысле.
Он стал думать о том, как сейчас заснет и тогда сможет решить загадку, которая мучает его уже второй месяц.
Тут по телевизору стали показывать сериал про петербургские тайны, и Ксения отвлеклась. Чужие проблемы казались ей более актуальными.
Удалов же сослался на головную боль, услышал на прощание язвительную реплику супруги: «Знаем-знаем, почему у тебя голову ломит!» – и пошел готовиться ко сну.
И тут случилась беда.
Минц не предупредил, а Удалов не подумал о том, что на человека в нервном ожидательном состоянии духа может навалиться бессонница. Что и случилось.
Удалов лежал в темной комнате, смотрел в потолок, слушал, как рядом похрапывает жена, а сон не шел. Удалов просчитал до десяти тысяч, попытался вспомнить все стихи из школьной программы, но сон не шел. За окном переругивались собаки. Прошли пьяные дети с гитарой. Они нестройно пели песню «Спокойной ночи, малыши». В иной ситуации Удалов бы улыбнулся, но сейчас он только сердился.