Цена одного дня

Кейн Лея

— Главное — никто не пострадал.

Можно упомянуть Фару, но как подумаю, что он к моей птичке свои грязные лапы тянул, так хочется Шаману в глотку вцепиться.

— Красавица она у тебя. — Он кивает на Еву, под руку провожающую отца к воротам. Тот даже не смотрит в мою сторону. Уважение тестя я пока не заслужил. Что ж, будем над этим работать.

— Не то слово, — мямлю я, уже давно ополоумев от красоты своей жены.

Это не свадебный наряд украшает ее, а она его. Какая же красивая у нее спина, изящные руки,

шелковистые волосы. Какая улыбка, взгляд, голос. Я редкостный счастливчик, раз заполучил эту прелесть. Пусть она капризничает хоть всю жизнь, только рядом со мной.

— Ты присаживайся. Выбирай любое место.

Шаман жмет мне руку, еще раз поздравив.

Избавившись от его компании, я спешу за Евой, но останавливаюсь перед выросшим передо мной Кэпом. Я уже решил, что он не придет. Пришел. И не один. Из-за его спины робко выглядывает Леся Шумейко с малышом на руках.

Мои ноги больше не слушаются, взгляд прицелен только к этому ребенку. Невероятная мини-копия Егора, заставляющая меня почувствовать себя куском дерьма. Я мог убить его еще в утробе матери, потому что был кретином.

— Здравствуйте, Влад, — приветствует меня Леся. Они с Евой действительно очень похожи. Кэп прав, наши с Егором вкусы в женщинах совпадают. — Поздравляю вас!

Странно, но в ее голосе нет и намека на обиду или страх. Она пережила кошмар, она должна ненавидеть меня, а она улыбается мне, к своей щеке прижимая головку сына.

— Илюш, это твой дядя Влад.

Кэп делает шаг вперед и вполголоса говорит мне:

— Так и будешь истуканом стоять? Хоть на руках подержи племянника.

— Не могу. Не имею права.

— Ну что вы, Влад. Возьмите. Он очень милый мальчик. — Леся протягивает мне мальчика, а мои руки начинают предательски дрожать.

Принимаю этого маленького человечка и стискиваю зубы, чтобы не разреветься от нахлынувших чувств, как принцесса в финале мультика. Илюшка улыбается мне, показывая свои мелкие белоснежные зубки, и своей пухлой ручкой обнимает меня за шею.

Черт, как же больно в груди… Будто ножом режут и выворачивают. Горло сдавливает душащим комом, а глаза щиплет.

Не могу это вынести. Отдаю Илюху матери и валю на хер отсюда. Церемония закончена, а нажраться гости и без жениха с невестой могут.

Я тону во мраке своего кабинета, опускаясь на диван и выдыхая. Мне вовек не загладить вины перед братом. До гробовой доски буду искупать.

— Влад? — В кабинет заглядывает птичка. — Ты почему ушел?

Шурша платьем, она подходит ко мне и садится рядом.

— Твой отец не остался?

— Ему надо время. Я видела тебя. Это твой племянник, да?

Я киваю, перекрестив свои пальцы с пальцами птички, но поговорить у нас не выходит. Фаза докладывает, что гости волнуются, почему молодожены всех покинули.

— Надо доиграть, — ободряюще говорит он нам.

Птичка крепче сжимает мои

пальцы. Волнуется, глупышка. Не хочет парня огорчать. Не представляю, когда и как мы скажем ему, что это не игра. Может, завтра, послезавтра, через неделю, через год. Что-то подсказывает мне, нас здесь уже не будет. Я намерен провести с Евой медовый месяц, а потом обосноваться в каком-нибудь тихом городке, где полиция снимает кошек с деревьев и расследует, чья собака порылась в клумбе бабы Маши.

— Мы сейчас придем. Отвлеки их чем-нибудь.

— Зашибись, теперь я еще и тамада, — ворча под нос, Фаза уходит.

— Чем закончился разговор с Шаманом? — интересуется птичка.

— Твоя фальшивая беременность его тронула.

Она вдруг улыбается:

— Сегодня фальшивая, а завтра может и настоящей стать. Мы же, как дикари, Влад, совсем не предохраняемся.

— Э-э-эм-м-м… — Не помню, чтобы я когда-то так мямлил. — В смысле? Ты разве ничего не принимаешь?

— Ты шутишь? — усмехается она. — Ты притащил меня сюда в одной пижаме. И вроде бы не распоряжался, чтобы мне купили противозачаточные.

Охренеть! До меня только сейчас доходит, что птичка не просто не предохраняется, а даже пытается забеременеть. От меня!

— Ты настолько во мне уверена?

— Ты привлекательный, иногда умный. Почему бы не родить от тебя? — расслабленно пожимает она плечами.

Вот негодница! Еще и смеется надо мной. Ну я тебе покажу «иногда умного».

Заваливаю ее на диван, наслаждаясь ее смехом, и фиксирую руки у нее над головой. Она дышит взволнованно, сбивчиво. Грудь, обтянутая тканью платья, так и манит мой взгляд. Я уверен, что птичка уже полыхает желанием. Оно горит в ее глазах.

— Что ты делаешь со мной? — спрашиваю я, не в силах оторвать от нее глаз.

— А ты со мной? Я только что призналась отцу, что люблю тебя. Наверное, совсем спятила.

— А мне когда признаешься?

— Когда заслужишь, — кокетничает она.

— Я же в клочья твое платье порвать могу.

— Думаешь, я буду сопротивляться? Тоже от твоего смокинга только запонки в целостности сохраню.

Не знаю, откуда во мне берется разум вовремя остановиться. Нам надо вернуться к гостям, чтобы не вызывать подозрений. А потом, когда им будет плевать на нас, мы осуществим задуманное.

Мы ограничиваемся поцелуем, кое-как отлипнув друг от друга, и выходим в сад, где снова оказываемся в центре внимания. Птичка жмется ко мне, искренне радуясь нашему браку. Разговор с отцом взбодрил ее. Она будто раскрыла крылья.

За своим столом мы едва успеваем сделать по глотку шампанского, как Фаза докладывает, что Чех прислал подарок, и указывает на появившуюся в саду троицу.

— Пусть главный подойдет, — велю я.

— Нам так и не дадут поесть и отдохнуть, — улыбается птичка, кончиком носа трясь о мой нос.