Цена ошибки. Трилогия
Шрифт:
Молодой мужчина, самой невыразительной внешности, прищурив глаза, посмотрел на кульман. Потом решительно подошел к нему и стал что-то стирать резинкой и быстро чертить на большом листе кальки формата А0, закрепленном по углам кнопками на деревянной доске кульмана. Удовлетворенно посмотрел на получившуюся картину, повернулся к своему рабочему столу, и сев на стул, начал что-то считать на логарифмической линейке. Для непосвященных граждан вся эта картина: чертеж, пометки и цифры на нем, обозначения в штампе чертежа, получившийся результат на линейке была бы сплошной абракадаброй. Понятным для всех граждан СССР была только надпись в правом верхнем углу чертежа, два емких слова "Совершенно секретно". Да еще фамилии, стоящие в штампе чертежа напротив граф с надписями: "Разраб.", "Провер.", "Т.контр.", "Нач.отд.", "Н.контр." и "Утв.". Напротив графы разработчика стояла самая простая фамилия- Иванов. А риска бегунка логарифмической линейки, брошенной на столе, замер напротив риски самой линейки, значение которой в уме человека складывались в число 3750. Мужчина удовлетворенно кивнул сам себе, и поставил в графе, следующей за своей фамилией, подпись. Потом он начал снимать чертеж с доски кульмана, аккуратно отковыривая кнопки. Срок сдачи чертежа этого изделия - через две недели, а ему надо еще собрать все подписи. Но он соберет их, изделие получилось хорошим, мощным в применении и технологичным в производстве, он это уже понимал.
Июль 1962 года. Город Киров, СССР. Машиностроительный завод имени XX партсъезда (Завод N32). Цех малярных покрытий, сборочный цех.
В цеху покрытий бригада, состоявшая из трех молоденьких светловолосых девушек, весело болтающих между собой с характерным вятским говором, быстро передвигалась вдоль ряда еще теплых после сушильной камеры корпусов отсеков, нанося при помощи трафаретов на белые поверхности надписи и цифры. Рядом, на соседних линиях, такие же бригады маркировали матово-белые поверхности рулей, крыльев и больших лопухов раскладных стабилизаторов. Вошедший в цех мастер, удовлетворенно крякнул:
– Заканчиваете? Сегодня на сборку отправить успеваем? Молодцы, квартальная премия, считай, у вас в кармане!
С утра новая партия отсеков пришла в сборочный цех. Их уже ждали, мужчины и женщины, молодые и пожилые. Сборочный цех резко отличался от остальных цехов завода, например, механических, заготовительного, литейного и кузнечного. Во-первых, он поражал своей чистотой, больше походя на столичную медицинскую клинику, чем на производственное здание. Парадоксальное сходство усугубляли работники цеха, все в белых халатах. "Только задачи у нас с больницей совершенно противоположные. В больнице людей лечат, а мы делаем орудия убийства"-промелькнула было мысль у одного из молодых мастеров, только что закончившего МВТУ имени Баумана, но он ее быстро задвинул в угол своего сознания, как несущественную и даже где-то вредную. Тем временем отсеки, разошедшиеся по разным стапелям, начали "обрастать" жгутами и разъемами. В них устанавливали, в заранее подготовленные пазы и отверстия, различные антенны, приборы и механизмы. И вот уже первый комплект выкатывают, каждый отсек на своей тележке с вращающимися ложементами, на стапель общей сборки. Там отсеки состыковывают, поворачивая друг относительно друга, пока установочный штифт на стыковочном шпангоуте одного отсека не попадет точно напротив паза на шпангоуте другого. Сдвигают вместе, затягивая гайки динамометрическими ключами, со строго определенным моментом затяжки. Состыковывают электрические разъемы, соединяя паутины десятков кабелей и проводов отсеков в единое целое. И вот уже это не непонятный набор отсеков, а длинное стремительное тело, в котором начинают угадываться хищные контуры ракеты. Но только начинают, как только закончены работы по стыковке отсеков, к телу ракеты присоединяют перегрузочную траверсу, за которую, в свою очередь, цепляют цеховую кран-балку. И длинный цилиндр перегружают на единую транспортную тележку, на которой ракета будет находиться на заводе до самого конца, когда ее, на упаковочно-консервационном участке, не перегрузят при помощи такой же траверсы в транспортный контейнер. Чтоб, в свою очередь, отправить на снаряжательную базу. Но это будет потом, через несколько дней, а пока ракете на своей тележке последовательно проходит через ряд участков общей сборки. Освободившиеся же тележки из под отсеков быстро разбирают, каждый по своим участкам, чтобы положить на него следующий корпус отсека партии. А ракета, вернее официально еще не ракета, а пока просто сборочный комплект, имеющий всего-то внутрицеховой номер в бумажке формуляра, засунутого в специальный металлический кармашек на своей тележке, продолжает свое путешествие по участкам общей сборки. На одном из них в ракету, предварительно тщательно ее зафиксировав, вкладывают автопилот. Он изготовлен на этом же заводе. На других прокладывали жгуты кабелей, обходящих снаружи массогабаритный отсек-проставку, имитирующий боевую часть и отсек вкладного маршевого двигателя. Устанавливали гаргроты - обтекатели , закрывающие эти коммуникации. Изделие, казалось бы, неторопливо двигаясь по постам участков общей сборки, непрерывно обрастало комплектующими. Вот к осям рулевых машинок, чуть выступающих из цилиндрических выемок в корпусе второго отсека, присоединили плоскости рулей. Вот, при помощи хитрых кулис смонтировали тяги управления элеронами, идущие снаружи, вдоль обтекателя корпуса маршевого двигателя. Вот к обтекатели подсоединили крылья и установили сами элероны. Наконец, изделие пришло на предпоследний пост, где в него со всеми предосторожностями установили шар-баллон, уже заправленный воздухом высокого давления. И наконец, изделие пришло на пост, находящийся перед самыми воротами сборочного цеха. Две девушки, взяв наборный трафарет и сверившись с формуляром, стали наносить по бокам изделия 16-значный номер. Несколько цифр на нем всегда оставались постоянными, некоторые цифры менялись редко, некоторые чаще. Но шесть последних цифр, номер партии и порядковый номер, были уникальными, никогда не повторялись. Ракета получила имя. Седой контролер, бывший военный, быстро произвел наружный осмотр 011120, так ее теперь будут называть полностью. А сокращенно, когда она попадет в свою часть, просто 120. Нет, ей еще предстояло пройти полный контроль в цеху КИСа, причем двойной, сначала проверку проведут контролеры завода, потом военпреды. Она еще поедет в упаковочный цех, где встретится со своей "шкуркой", упаковочной тарой, на которую тоже нанесут ее номер. Потом ее путь проляжет в другое место, на снаряжательный завод, где в нее поместят стартовый и маршевый твердотопливные двигатели, без которых она не может самостоятельно передвигаться. Пиропатроны, без которых ее механизмы не начнут работать. И самое главное, боевую часть, без которой ее существование вообще не имеет смысла. И везде ее будут проверять неулыбчивые люди в военной форме. Но родилась она сейчас, именно в тот момент, когда две девушки нанесли черной краской ее имя на ее белые бока, а седой человек вписал ее имя в ее паспорт. Да, да, она, почти как человек, получила паспорт, удостоверение, в которое вписана вся история ее рождения и будет записана история всей ее дальнейшей жизни.
– Давай! Седой махнул водителю электрокара, разрешая прицепить тележку, на которой лежала она.
– Прощай малышка. Тихо проговорил он, приложив руку к ее прохладному боку.
Ему просто показалось, или в самом деле ракета чуть вздрогнула, будто отзываясь на прикосновение теплой человеческой руки?
1 ноября, местное время 16-20. Камчатка. 4 километра к северо-западу от аэродрома Халактырка. Позиции третьего технического дивизиона 191 зенитно-ракетной бригады.
Новенькая ТЗМ на шасси трехосного полноприводного грузовика ЗиЛ-157 еще вчера выглядела с иголочки. Сейчас машина постарела на добрый десяток лет. Сначала предыдущей ночью бойцы в спешке перекрашивали ее в белый цвет, сообразно приказу командира седьмого огневого дивизиона, не желающего, чтобы его позиции демаскировали на фоне свежевыпавшего снега. Получилось плохо, белой масляной краски не хватало, и докрашивали обыкновенной известковой побелкой. Машина приобрела грязно-белый цвет, с какими-то буро-зелеными разводами. Потом близкий взрыв американского штурмовика, упавшего со всеми бомбами рядом, добавил ТЗМ-ке колориту, теперь она щеголяла выбитым боковым стеклом и здоровенными вмятинами на пассажирской двери, от камней полетевших во все стороны после взрыва. Но вид машины, в мирное время вызвавший бы, инфаркт вместе с инсультом, у любого старшины, сейчас у военных, метавшихся по позиции технического дивизиона, не вызывал никаких эмоций. Для людей сейчас главное в жизни было погрузить и доставить новую партию ракет на огневые позиции, а вид машины.. Двигатель работает? Машина передвигается? Транспортно-перегрузочное устройство в порядке? Тогда вперед! И водитель, едва вскочивший на сиденье, не дожидаясь, когда рядом сядет второй номер расчета, выжал сцепление, одновременно включая блокировку мостов и пониженную передачу на раздаточной коробке. Машины, усердно разъезжая по площадке дивизиона, размешали снег с еще незамерзшей землей, превратив ее в непролазную грязь. Он уже положил правую руку на рычаг коробки передач, готовясь начать движение, когда ко второму номеру подскочил начальник расчета перегрузки:
– Паспорта забыл! И протянул ему, прямо через разбитое стекло, две тоненькие книжицы, каждая в формат А5 размером.
– Передай командиру дивизиона, не забудь! Добавил он. Второй номер только кивнул. Водитель уже воткнул передачу, и ТЗМ-ка, утробно рыкнув двигателем, виляя в заносах на повротах и разбрасывая во все стороны комья грязи, понеслась на стартовую позицию. Второй номер мельком гляну на первые листы паспортов.
– Номер партии тот же, номера ракет 119 и 120. Это хорошо, что партия прежняя, в четвертом дивизионе вчера утром две ракеты "в молоко" ушли из-за неполадок, сейчас всю партий на ПРТБ бригады перепроверяют. Произнес он вслух, скорее для самого себя. Водитель не ответил, он следил за дорогой, гоня машину на максимально возможной скорости.
1 ноября, местное время 17-25. Камчатка. Побережье Авачинского залива.
Джон вел свой самолет в плотном строю, навстречу красному закатному солнцу, которое садилось в низкие мрачные облака. "Скайхоки" летели, почти касаясь верха этой темно-синей пелены, на высоте чуть менее полутора миль. "Внизу, наверное, уже совсем сумерки наступили. И снег идет. Резко в этих краях меняется погода" - не совсем к месту подумал Джон. По прогнозам метеорологов, нижняя граница облачности со снегом, на удивление быстро сменившей солнечный день, была на уровне 1000-1400 футов. Для возможностей прицельно-навигационного оборудования штурмовика А-4С, применяющего метод групповой атаки с боевого разворота, даже в сомкнутом строю, это было чересчур, и поэтому группе был придан лидер, новейший штурмовик А-5В "Виджилент". Его задача было вывести группу точно на цель, тщательно соблюдая маршрут и время его прохождения. Демонстративная группа из четырех "Крусейдеров" должна была перед этим же моментом "выманить" русские ракеты на пуск. Важным условием было полное соблюдение радиомолчания, чтобы не выдать ударную группу раньше времени. Выход в эфир производил только лидер группы, давая кодовые команды на изменение траектории полета группы и набор высоты для атаки. Помехи на этот раз решено было ставить только после начала пикирования ударной группы, чтобы не забивать команды лидера. Демонстративная группа тоже несла вооружение, и после маневрирования, обеспечивающего сход вражеских ракет, должна была атаковать этот район. Вдобавок, сейчас возле побережья, барражировала восьмерка "Скайредеров", которая по команде с КП авианосца тоже прибудет в район упрямо огрызающихся русских зенитчиков, чтобы подчистить все, что останется после "Скайхоков" и "Крусейдеров". Одним словом, после удара доблестных пилотов US NAVY ничего на позициях русских ракет не должно остаться, кроме обломков и трупов. Так сказал на предполетном брифинге командир авиакрыла. Самих пилотов интересовало только одно, какую цену им придется заплатить за это.
1 ноября, местное время 16-27. Камчатка. 2 километра к северо-востоку от аэродрома Халактырка. Позиции седьмого огневого дивизиона 191 зенитно-ракетной бригады.
Командир седьмого дивизиона не "купился" на демонстративный вход в зону поражения двух целей, на большой высоте и максимальной дальности. Такой фокус американцы уже проделывали в предыдущем налете, и для советских ракетчиков он заканчивался печально. Сцепив зубы, он приказал ждать, когда появиться ударная группа по его душу. И она появилась. Но когда она появилась, он понял, это все, конец. Десять самолетов, атакующих его позиции, дивизион не успеет сбить даже теоретически. Но не смотря ни на что, все расчеты оставались до конца, выполняя свой долг. Им удалось сбить головной самолет, поразив его двумя ракетами, когда он только начинал заваливаться в пикирование. Еще они успели выпустить две следующих ракеты, которые только что перегрузили с подъехавшей ТЗМ. Командир, зашедший в кабину управления, еще держал в руках паспорта этих ракет, всунутые ему номером расчета ТЗМ, как на позицию дивизиона спикировал, вываливая бомбы, первый штурмовик. Когда перестали свистеть осколки и кабина прекратила ходить ходуном от близких разрывов, командир с трудом поднял голову. Внутри СНР-125 заволокло дымом, люди из расчета наведения валялись на полу изломанными куклами. Но свет внутри горел, и каким-то странным образом цепи питания уцелели. Майор попытался встать, но правая нога его не совсем слушалась. Он дополз до кресла оператора наведения, по дороге оттолкнув обмякшее тело. Втащил на руках себя в кресло, чуть не потеряв сознание от пульсирующей боли в ноге. Новая порция разрывов, на позиции пусковой установки N4 чуть не сбросила его с кресла, толкнув в спину тугим кулаком через распахнутую и покореженную дверь. Из ноги, толчками, вытекала кровь, но майор, не обращая ни на что внимания, всмотрелся в работающий экран. По странной иронии судьбы, все кабели и аппаратура, обеспечивающая управление, еще работала. Запущенные несколько секунд ранее ракеты так и шли прямо, "висев" в канале ручного наведения. Майор, с трудом, но рассмотрел это на экране, плотно забитом помехами. Он быстро нажал на пульте несколько клавиш, стараясь не потерять сознание от боли в ноге. В голове уже ощутимо шумело, он понимал, что, если не перевяжет ногу, то скорее умрет от кровопотери. Но счет уже шел на секунды. "Вырезав" на экране конкретную зону, майор дал максимальное разрешение, приблизив картинку и уменьшая помехи. Так, можно попытаться достать концевого. Одна ракета сошла из-за слишком больших перегрузок, но вторая послушно довернула навстречу метке, тоже уже начавшей пикировать на цель. В ушах шумело все больше, глаза временами застилала красная пелена, но он успел увидеть как две отметки совместились в одну. "Цель поражена"- прохрипел он самому себе, перед тем, как окончательно провалится в темноту. Новой порции разрывов на позиции дивизиона он уже не слышал.
"120" летела, наслаждаясь непривычной свободой. Несколько секунд назад, новые, незнакомые ей люди торопливо задвинули ее на стрелу пусковой установки, спеша и матерясь подключив ее к кабелям пусковой. Рядом также устраивалась ее давняя, знакомая еще по заводу соседка, "119". Наконец, люди развернули установку, направив ее носом в небо. И сейчас, вместо темно-зеленых тесных стенок транспортной тары, так надоевшей ей все это время с момента ее появления, ее окружало свободное, пьянящее своей пустотой, пространство! Младший брат основного двигателя, стартовик, разогнал ее до немыслимой ранее скорости, она и подумать не могла, что может лететь так быстро. А сейчас основной двигатель, сгорая сам, все гнал и гнал ее дальше. Уже давно перейден был звуковой барьер, и сейчас она летела в полной тишине, почти на трех скоростях звука, оставляя рев двигателя и гром раздвигаемого воздуха где-то там, позади, вместе с серо-белым шлейфом сгоревшего топлива. Она летела, никем не управляясь, люди, которые ее отправили в такой замечательный полет, казалось, позабыли про нее. Только ее автопилот, сам, иногда слегка парировал рулями и элеронами ее отклонения от заданного направления. Нельзя же подводить таких хороших людей. Она уже отчаялась ждать, когда блок радиоуправления и визирования УР-20, наконец, ожил и выдал какие-то команды. Повернуть влево? Она повернула, хотя уже и с трудом, ее сердце, маршевый двигатель уже погас, и она начала терять энергию. Ей едва хватило располагаемой перегрузки на такой крутой маневр. Скорость ее начала падать, сейчас она едва превышала 2 Маха. Но тут разнесенные антенны радиовзрывателя наконец-то выдали сигнал. Радостное возбуждение охватило "120", на какие-то доли секунды она почувствовала ощущение, которое у людей сравнимо с экстазом. Все, труд и усилия людей, все это было не зря! Она, "120", оправдала надежды и чаяния тех, кто сидел за расчетам и чертежами, допоздна задерживаясь на работе. Тех, кто ковал, отливал, точил, фрезеровал, паял все детали и узлы ее организма. И она расцвела диковинным, большим, ярким цветком взрыва в сумеречном промозглом небе Камчатки, благодаря всех, кто создал ее.
Джон Маккейн перевел свой "Скайхок" в пикирование. В смутном небе едва угадывались факелы двигателей впереди идущей пары. Земли еще не было видно, но она явно там была, и там была его цель, это показывали вспышки разрывов, просвечивающих сквозь облака. Значит, первая пара уже только что отбомбилась. Внезапно какое-то движение снизу и справа привлекло его внимание. Повернув голову, он, мгновенно вспотев от страха, увидел, как навстречу ему стремительно летят две белых молнии. Они, казались, поднимаются вверх на шлейфах из грязно-серого дыма. Все дальнейшее заняло несколько секунд, но Джону, казалось, что это длиться целую вечность. Зенитные ракеты, а мозг Джона услужливо сообщил ему, что именно они, казалось, проходят в стороне, стремительно летя мимо. Но как раз в почти тот момент, когда шлейфы, стоящие за ними, резко оборвались, они начали поворот в его сторону. Одна, впрочем, как будто передумала, и унеслась куда-то вверх, но вторая упорно шла на "Скайхок" Джона, стремительно вырастая в размерах. Все это происходило так быстро, что тело Джона не успевало среагировать на панические сигналы, которые выдавал его мозг, впечатленный происходящим. Его левая рука еще только начинала тянуть вбок ручку управления, чтобы отвернуть самолет от приближающейся смерти, а правая только потянулась пальцами к кнопкам аварийного сброса бомб, как ракета проскочила мимо, буквально совсем рядом. Не успел Джон обрадоваться этому факту, как она разорвалась, в нескольких метрах от его хвоста. "Скайхок" Джона содрогнулся от многочисленных ударов осколков, сразу загорелись несколько аварийных транспарантов, двигатель, получивший основной сноп осколков, сразу заглох и загорелся. Но все это Джон видел уже мельком, когда он дергал ручки катапульты. Она, слава богу, сработала штатно, и Маккейн вылетел прочь из разваливающейся машины. От перегрузок он на какие-то секунды потерял сознание, и когда он вновь обрел способность соображать, вокруг была лишь белая пелена. "Облака, я попал в нижний слой облачности"- сообразил Джон. Но по метеосводке нижняя граница около 1200 футов, значит, скоро он должен увидеть землю. Как по заказу, пелена истончилась и пропала, Маккейн смог, наконец видеть, куда ветер несет его парашют. Увиденное его не очень обрадовало, сначала под ним промелькнули позиции зенитной батареи, испятнанные свежими воронками, потом горстка каких-то деревянных домиков. Но ветер упорно тащил его на юго-запад, в сторону ровной, как стол, заснеженный поверхности. "Черт, черт, черт, это же озеро! Уже замерзшее, как его называют, Khalactyrka!" -промелькнула догадка у Джона. Но парашют уже опустился совсем низко и Джон, запоздало подумав, что лед на озере, наверное, еще совсем тонкий, плюхнулся на озеро. До ближайшего берега было уже сотня ярдов, не меньше. Догадка Джона подтвердилась, в следующее мгновение лед под ним проломился, как хрупкое стекло. Хорошо, что он в последнее мгновение догадался отстегнуться от парашютной системы, и парашют, гонимый порывами ветра, оторвался от Джона, вместе креслом и висящим под ним НАЗом. Потом кресло тоже проломило лед и его накрыло частью купола парашюта. Джон, мельком бросивший взгляд в ту сторону, поежился. Если он был там, он бы ни за что не выпутался бы в ледяной воде из путаницы парашютной ткани и строп. Но в следующий момент ему стало не до этого, ему пришлось отчаянно бороться за свою жизнь. Ледяная вода быстро проникала во все малейшие щелочки летного комбинезона, сам комбинезон тоже постепенно намокал и начинал тянуть его ко дну. Джон отчаянно барахтался, пытаясь как-то плыть или вылезти на лед. Но лед под ним, едва он начинал на него, высовываясь, ложиться, проламывался. А для того, чтобы плыть, лед уже был слишком толстый, приходилось сначала руками его ломать. Голова, плечи и руки Джона от таких усилий сразу намокли, а потом начали обмерзать, добавляя ему лишние килограммы, которые неумолимо тянули его вниз. Все это требовало неимоверных усилий, и Джон начал слабеть. Он решил, что все, он так и погибнет тут, утонув в этом чертовом озере, как крыса, но тут его нога зацепилась за дно. Черт, он чуть не утонул, пытаясь вылезти на лед или плыть, а можно было просто идти по дну, тут же совсем мелко! Действительно, Джону невероятно повезло, он попал на галечную отмель в озере. Глубина в этом месте была примерно по шею невысокому Джону. Дальнейшее он помнил как в тумане. Шаг, еще шаг. Руки, которые он держал поднятым вверх, ломают новую порцию льда. Они очень тяжелые, намокший комбинезон на воздухе сверху покрылся ледяной коркой. Она с трудом ломается, и это требует дополнительных усилий. Шаг, еще шаг. Очень хочется опустить руки, но он понимает, если он это сделает, сил снова поднять их у него не будет. Шаг. Дно поднимается, или это только кажется его усталому организму? Нет, не кажется, глубина ему уже по грудь, уже легче, но боже, как он устал! Когда Маккейн выбрался на берег, его ноги подкосились, он с трудом мог только ползти. В голове плыло и шумело, он с трудом увидел впереди идущих к нему людей в советской военной форме. Приподнявшись, он смотрел на них, а они, окружив, рассматривали его. Один из них произнес удивленно: