Цена счастья
Шрифт:
– Не настолько, дядюшка. Она постепенно поддается на уговоры, да и Миранду она любит. А остальное – дело времени. Договоримся.
– Вот и отлично. Знаешь, я был бы рад видеть твою супругу при дворе, но ей это определенно не по душе.
– Вся в отца. Что он на верфи жил бы, что она, дай ей волю, в мастерские перекочует. С лекарями чуть ли не в обнимку ходит…
– Но ведь лечат они неплохо?
– Докторусы в бешенстве. – Рик улыбался. – Ну и пес с ними. Главное, что отец здоров.
Эдоард уже успел рассказать Рику часть правды,
– Гардвейг тоже чувствует себя получше. Если повезет – еще лет десять будет править. А Ативерна и Уэльстер – дружить.
– После… – Джес выразительно потряс свитком.
– Вот именно. А теперь слушай мой приказ. Ты встречаешь принцессу, объясняешь ей все и сопровождаешь на осмотр. Приглашаешь докторусов, ждешь вердикта. Если она невинна – извиняешься и провожаешь к Рику, пусть сам свою невесту утешает. Если же Анелия уже давно не девушка, отвезешь ее в Стоунбаг. Все ясно?
– Абсолютно. Я все сделаю.
Анелия чувствовала себя не очень хорошо. Что-то было не так. Что-то было неправильно. Видимо, крысиные инстинкты проснулись. И вопили, что ее загоняют в угол. Но девушка пока держалась. Хотя яд пару раз проверила на сохранность. И даже переложила в карман платья маленький пузырек.
Чего стоило Гардвейгу не оторвать ей голову по возвращении – бог весть. Нельзя, нельзя, ведь Уэльстер будет выставлен на посмешище. Мальдоная с ней, с этой соплюхой, ну шлюховата оказалась, в мамочку, но ведь остальные пострадают! И честь ее сестер окажется под сомнением, и репутация Гардвейга – тоже король, за дочерью не уследил, и… да много всего.
С другой стороны… Гардвейгу не давало покоя кое-что другое.
Граф Лорт.
Эдоард оказался благороднее, чем думал Гардвейг. Он не спросил, он словом не помянул Лорта, полагая, что в своем курятнике Гардвейг сам разберется. И тот ему был искренне благодарен.
Альтрес, Альтрес, что же ты наделал…
Правда ли это?
Скорее всего – да. Но винить брата Гардвейг не мог. За сокрытие информации – да! Тут ему голову мало оторвать! А с другой стороны, было уже такое. Когда Альтрес убирал своей волей заговорщиков, а Гардвейг об этом узнавал задним числом. Тогда и надо было рвать и метать, сейчас-то уж чего?
Много воли брату дал? Странное дело, а сколько – нормально?
Случись что с ним – и Альтрес остается регентом при Милии. И при его детях. И решения о жизни и смерти других людей ему принимать придется волей-неволей. Годом раньше, годом позже – он ведь больше чем на пару лет и не рассчитывал. Это сейчас надежда появилась.
Ничего он брату не сделает, разве что отчитает, чтобы много на себя не брал. Но Альтрес мог, мог… Чтобы скрепить союз с Ативерной, мог он на такое пойти – и учителя убрать, и Анелию припугнуть, чтобы молчала. Эх… тяжело болеть.
Надо бы отправить братцу записку с голубем. Хотя… он и так все узнает. Есть ведь в посольстве его
Увы, по возвращении в резиденцию бароном Гардвейг заняться не успел. Килмори не смогли найти, а потом королю стало не до него – разболелась нога, Тахир пришел со своими притираниями, потом обезболивающее дали… одним словом, Гардвейг уснул. А когда проснулся утром – было уже поздно. Анелия отбыла во дворец.
Когда королю доложили об этом, он расстроился. Но не сильно.
Отбыла и отбыла, теперь пусть будет как будет. Девственна? Значит, вскоре станет королевой. Нет? Тогда не обессудь, дочка.
Родственные чувства? Помилуйте, да о чем вы? Вот уж чего Гардвейг в жизни не испытывал, разве что к брату. Альтреса он любил. Милию ценил, потому что та родила сыновей. Сыновей… да, наверное, любил, как свое продолжение. Но опять же как можно любить ребенка, который пока и осмысленное-то что-то сказать не может?
А дочери?
Анелия была памятью об измене ее матери. Остальные – скорее свидетельствами неудач. Ну и что тут приятного? С глаз долой и позабыть!
Гардвейг распорядился вызвать барона Килмори и подумал, что ему повезло с Эдоардом. Союз Ативерны и Уэльстера выгоден обеим странам. Но ведь даже ради выгоды люди часто не могут сделать очевидного…
Да, вчера он фактически пожертвовал своей дочерью, Эдоард принял это, но оба правителя договорились действовать по максимально мягкому варианту. Посидит пару лет в Стоунбаге, потом выгонят ее на все четыре стороны, пинка дадут и денег в дорогу. И пусть сколько угодно кричит на всех углах, что она – Анелия Уэльстерская.
А кто-то другой мог бы и опозорить Уэльстер на весь мир. И втянуть в войну…
Гардвейг себя не переоценивал.
Он сейчас не воин. Альтрес тоже… брат хорош в интригах, но как полководец… не его это, не его. И что будет ждать Уэльстер в таком случае? Да на куски растащат! Треть земель останется, да и та не у его детей. А детей и вообще перережут. Страшно и думать о таком.
Эдоард же поступил… порядочно, хоть и нельзя говорить такое о короле. Для них порядочность давно исчезла под грузом государственных интересов. Гардвейг чувствовал себя слегка обязанным ему и долг собирался отдать. Если все пойдет хорошо – дружба между двумя государствами крепкой будет.
В дверь поскреблись, и слуга доложил о прибытии барона Килмори.
Гардвейг кивнул, мол, дозволяю, барон вошел и низко склонился перед повелителем. Король смотрел хмуро и зло. И вопрос был задан жестко, в лоб:
– Кто убил шевалье Авельса?
Как барон ни владел собой, но скрыть реакцию ему не удалось. Дернулось лицо, мелькнул в глазах сдерживаемый страх – Гардвейг и здоровым не отличался кротостью нрава… И король все понял.
Клятая анонимка была правдива до последней строчки. Анелия действительно была замужем, и ее мужа убили. И барон отдавал приказ.