Цена свободы
Шрифт:
— Знаешь, Летун, миром дело не кончится. Нам, так или иначе, придется Фрайману солнечное затмение устраивать. У них там танки, бронетранспортеры, и бог знает, что еще припрятано. Надо искать оружие, наверняка есть нетронутые склады. Вспомни, сколько этого добра было вокруг.
— Поищем, — кивнул Летун, — думаю, много всего валяется, и только и ждет, чтоб его подобрали.
— Знаешь, прозвучит это очень жестоко, но нам повезло, что выжил каждый двадцатый, — ответил я. — Если бы Песец был менее резким, хрен бы чего вот так просто валялось, ожидая, чтоб его подобрали. Рвали бы друг другу глотку за бутылку чистой воды или стакан крупы.
— Да, — кивнул Летун и пожал плечами, — об этом лучше не думать. Все вышло
Политика Летуна по сближению Семей понемногу приносила свои плоды. Выезжать на мародерки стало куда как проще, всегда можно было переночевать у своих, в тепле. Очень скоро мы побывали в гостях почти у всех, и многие побывали в гостях у нас. Кое с кем завязались плотные деловые отношения, построенные на взаимной выгоде, кое с кем, так и вообще дружба. Не со всеми, ясное дело, хватало и откровенных уродов, но такие были в меньшинстве. Летун бывал у нас как минимум раз в неделю, мы общались, пили водку, строили планы. Одним из таких планов как раз и было проникновение в туннель. С кем он нашел общий язык, так это с Вайнштейном. Парадокс — офицер, элита в хорошем смысле этого слова, и бывший пьяница с рынка, сидели и спорили до хрипоты, обсуждая какие-то неведомые мне теории. Один кричит: «Карл был прав!», и, рисуя пальцем по столу, горячо что-то доказывает, другой отвечает: «не прав, норма прибыли не могла не измениться под влиянием технического прогресса…». Обсуждали теории и личность Усатого, приводили бесконечные цитаты, и так — часами. Если интерес Вайнштейна я еще как-то понимал, все-таки он, как и я, из эмигрантов, то что нашел восточный человек Летун в этих теориях, было решительно непонятно. Ну, да, чем бы дитя не тешилось, лишь бы клей не нюхало.
Мишка вытянулся и окреп. Он ездил с нами на мародерки, и не как обуза, а как полноправный член команды. Из-за маленького роста и узких плеч, он мог пролезть туда, куда не мог взрослый. А как он в окна залезал! Раз-два, как обезьянка, и там. Я научил его стрелять, и выдал ему укорот имперской винтовки.
— Не боишься ребенку давать оружие? — спросил меня Вайнштейн.
— Ну, не совсем же он дурак. Должен понимать, не маленький.
Мишка услышал мои слова и раздулся от гордости. Получив винтовку, он ее первое время всюду такал с собой, даже садясь за стол, клал на колени. Получив пару раз хорошую трепку за снятый предохранитель, и досланный патрон, он, как положено, тщательно проверял винтовку на улице, прежде чем внести ее в дом.
В третий раз увидев слева сгоревший дом, я чертыхнулся и остановился. Что за черт, все время вроде прямо шел, и вот опять вернулся к тому месту откуда начал. Точно, это штучки индиго, это они мне голову морочат. И ведь шел точно по маршруту, что мне дал Летун, ни на миллиметр не отклонился, а, поди ж ты, хожу кругами и все. Как сказал Джек: «дорога приведет». Пока что по кругу ведет.
Я решил действовать по-другому. Встал, закрыл глаза и представил себе дорогу, как в сказке про Элли и Тото, она была выложена желтым кирпичом. Сначала образ не давался, ускользал, потом, понемногу, он заполнил мое сознание, добавлялись детали. Я стоял в самом центре дороги, она желтой полоской вилась между зелеными холмами, и уходила куда-то вдаль, сияло солнце, порхали бабочки, в густой зеленой траве стрекотали сверчки. Картинка стала до того яркой и отчетливой, что мне расхотелось открывать глаза, и видеть все тот же осточертевший снег, зияющие пустотой окна домов.
Я простоял так довольно долго, а открыв глаза, сделал уверенный шаг вперед. Теперь я знал, куда идти. И точно, стоило мне пройти полквартала, как я услышал детский голос, повторяющий:
— Проспорил, проспорил!
На сугробе приплясывал, улыбаясь, мальчик. Что-то с ним было не так, я сначала не понял, и только секунд через десять въехал: он был без верхней одежды. В двадцатиградусный мороз, на ветру, он стоял в одной рубашке и не мерз. Он сбежал ко мне с сугроба, схватил за руку, и затараторил:
— Я знал, я ему говорил, что тебя не удержать, а он не верил! — он схватил меня за руку, и повел за собой. Я последовал за ним. Он завел меня в дом, которого я, хоть убей, раньше не видел, хоть и проходил тут три раза. У входа стоял Джек, и улыбался:
— Ты первый, кто сумел пройти сюда сам, без проводника. Поздравляю, — он слегка поклонился. — Габи в тебя верил.
Джек хлопнул мальчика по плечу и жестом предложил мне зайти. Мы поднялись на второй этаж, меня удивило отсутствие железных дверей, ловушек, мин и прочих непременных атрибутов жилища. Я спросил об этом у Джека, тот улыбнулся:
— Никто сюда без нашего разрешения не попадет. Нужно быть в особом состоянии сознания, в состоянии ментальной тишины. Только тот, кто способен этого добиться, сможет увидеть этот дом. А войдет только тот, кого мы пригласили, как ты, например.
— А зачем тогда голову морочили? Проверяли? — спросил я, топая за Джеком по лестнице.
— Именно так, проверяли, это был экзамен на ясность мышления.
Разговаривая с Джеком я все время ловил себя на мысли, что разговариваю с ним не как старший с младшим, а наоборот. С виду восемнадцатилетний паренек, но четкость формулировок и ясность мысли убивали наповал. Он провел меня по комнатам, показывал, что у них есть. Меня удивило обилие живых цветов в ящиках с землей разных размеров. Комнаты утопали в зелени, там были не только цветы, я увидел и огурцы, и помидоры, из ящиков побольше торчали деревца, лимонные, апельсиновые.
— Откуда это все? — спросил я удивленно.
— Мы хорошо ладим с живым, — непонятно ответил Джек, — смотри.
Он взял с полки горшок, зачерпнул совком земли из мешка, насыпал в горшок, утрамбовал. Потом взял палочку, и сделал в центре углубление. Я смотрел, как зачарованный. Джек сходил, и принес пакетик с семенами. Он кинул семечко в углубление, и заровнял землю.
— Что теперь? — нетерпеливо спросил я. Джек не ответил, а показал рукой на горшок, смотри, мол. И тут земля в горшке зашевелилась. В середине вспучился бугорок, из него показался зеленый росток. Я молча смотрел, не веря своим глазам. Вот показался стебель, он на глазах становился толще, потом от стебля отделились листики, веточки, на концах веточек закачались бутоны. Спустя несколько минут передо мной в горшке пышным цветом цвела герань, десятки ярко-красных цветков. Земли в горшке из-за цветков просто не было видно.
— Ты заставил цветок вырасти за минуту, — медленно проговорил я, — охренеть!
— Не заставил, — Джек посмотрел на меня, как на дурака, — я его попросил, он и вырос.
Ну да, вот так просто, попросил, он и вырос. А может, и правда просто, только мы об этом не догадывались?
Джек познакомил меня с детьми, они обступил меня, наперебой называли свои имена, о чем-то спрашивали. В общем, вели себя так, будто я их давний знакомый. Я отдал им принесенный пакет со сладостями, и они вовсю шуршали обертками. Вполне обычные дети, если бы я не видел, как они, скрестив ноги, сидели на воздухе в метре над полом, когда мы с Джеком вошли, то ни за что не поверил бы, что в них есть что-то особенное.
— Джек, а почему они ведут себя так, будто я их самый лучший друг? Ведь ни капли застенчивости! — спросил я у Джека, когда мы сели пить чай на кухне у печки.
— Они еще ни разу не видели такого старого Нового, — не совсем понятно ответил Джек.
— Это как? — не врубился я.
— Ты тоже индиго. Ты тоже Новый, Коцюба.
Вот это новость! Хотя, учитывая мою внезапно проснувшуюся чуйку, не такая уж и новость.
— Ты хочешь сказать, что я не человек?
— Человек. И Новый. — Джек положил локти на стол, и продолжил: