Цена весны
Шрифт:
Он встал и принял позу конца аудиенции, потом, почувствовав на мгновение стыд, сменил ее на обычное прощание.
— Ота-тя, — сказал Синдзя. — Последнее. Прошу меня извинить, но у меня есть твой приказ. В случае, если она вернется, мы должны ее убить.
— За заговор с целью занять мой трон и сговор с гальтами, — сказал Ота. — Ну, проверим. Идаан-тя? Ты надеешься стать императором?
— Я бы не заняла твое место, даже если бы ты попросил, — сказала она.
Ота кивнул.
— Найди для нее апартаменты, — сказал он. — Отмени смертный приговор. Девушка, которую мы послали в снег, уже умерла. Как и человек, который послал ее. Сейчас мы все совсем другие люди.
В свои комнаты Ота вернулся один. Дворец не был ни спокойным, ни тихим. Возможно он никогда не бывает таким. Но шумное неистовство дня уступило место более медленному шагу. Несколько слуг степенно шли по коридорам. Большинство членов высших семей, бывших здесь по делу, уже вернулись в собственные дворцы, пройдя по каменным дорожкам, поцарапанным шпорами и подбитыми железом сапогами гальтских солдат, а потом под арками, чьи золотые и серебряные украшения были вырублены гальтскими топорами. Они пошли в дворцы, в которые высшая знать гальтов пришла как гости, в которых они ели говяжий суп, белый хлеб и фруктовое печенье, пили чай, вино и воду и работали, по меньшей мере часть из них, над созданием общего будущего.
И Идаан пришла, чтобы предупредить его о Маати.
Он спал плохо и проснулся усталым. Когда он помылся и оделся, его уже ждала Госпожа вестей. День был расписан от рассвета до заката. Шестнадцать аудиенций, распределенных почти поровну между утхайемцами и гальтами. Три гальтских дома прислали письма, в которых решительно настаивали, что их дочери могут занять место Аны Дасин, если та откажется. Один из жрецов храма оставил требование на проповедь против упорства женщин, которые не собираются заниматься сексом. Два торговых дома заявили, что желают разорвать контракты на поставку товаров в Чабури-Тан. Госпожа вестей гудела, перечисляла и излагала жесткую рамку еще одного мучительного и бесконечного дня, который будет напрасно потрачен. Ота знал, что, когда опять появятся звезды, он будет чувствовать себя как выжатое полотенце, и все огромные проблемы, стоящие перед ним, все еще останутся не решенными.
Он приказал, чтобы жрецу запретили его проповедь, чтобы торговые дома обратились к Синдзя-тя и Господину цепей, которые могут пересмотреть условия, но запретил разрывать контракт, и продиктовал общий ответ на все три письма по поводу новых жен Даната, в которых не обнадежил, но и не отказал наотрез. И все это до того, как появился завтрак из свежезаваренного чая, пряных яблок и жаренной свинины.
Он едва начал есть, когда вернулась Госпожа вестей с кислым выражением на лице, приняла позу, которая просила прощения и указывала, что виновной стороной была не сама Госпожа вестей
— Высочайший, Баласар Джайс хочет присоединиться к вам. Я предложила ему попросить аудиенцию, как все остальные, но он, кажется, забыл, что завоевал Сарайкет только на недолгое время.
— Относитесь к Баласар-тя с уважением, — сказал Ота, хотя не мог не улыбнуться. Спустя выдох его грудь закостенела. Что-нибудь кровожадное и ужасное. И эффективное. Что, если генерал услышит новости Идаан? — Приведите его. И принесите еще одну пиалу для чая.
Госпожа вестей приняла позу подчинения приказу.
— Чистую пиалу, — добавил Ота в спину женщине.
Баласар принял все подходящие позы, когда слуги привели его к императору. Ота ответил позой приветствия и жестом приказал всем остальным выйти. Когда они остались одни, Баласар опустился на подушку, лежащую на полу, взял пиалу с чаем и немного свинины и потянулся. Ота внимательно оглядел лицо мужчины и тело, но не было признаков того, что гальт слышал о появлении Идаан или о ее новостях.
— У меня пара слов, только для тебя, — сказал Баласар.
— И это?
— О флоте для Чабури-Тан.
Ота кивнул. Конечно. Конечно они должны были встретиться, чтобы поговорить о нем.
— Что ты узнал? — спросил Ота.
— Это возможно, но есть два пути. У нас хватит людей для небольшого эффективного отряда. Восемь кораблей, полностью вооруженных и снабженных всеми припасами. Я бы не пошел с ними войну, но для нескольких бандитских шаек вполне достаточно.
Ота отпил чай. Вода уже достаточно остыла.
— Второй путь?
— Мы можем использовать то же самое число людей на двадцати кораблях. Смешанная сила, наши и твои. Бросить в бой всех, кого найдем, всех, кто может встать в строй. Такое войско, на самом деле, легче победить в бою. В морском сражении люди, которые знают, что их мало, и, к тому же, являются любителями, хуже, чем ничего. Но тут, на чашке весов, вид двадцати кораблей. Пираты будут сумасшедшими, если рискнут сражаться с такой силой.
— Если не узнают, что это легкомысленное и пустое зрелище, — возразил Ота. — Есть предположение, что наемники, которых мы наняли для охраны Чабури-Тан, работают на обе стороны.
Баласар цыкнул зубом.
— Тогда дела обстоят еще хуже, — согласился он.
— Сколько времени тебе надо? — спросил Ота.
— Неделю для более маленького отряда. Две — для большого.
— Сколько наших союзников при дворе мы потеряем?
— Трудно сказать. Сейчас не так-то просто узнать, кто тебе друг. Но у тебя их будет меньше, чем в том случае, если они останутся.
Ота откусил кусочек яблока и медленно сжевал мякоть, давая себе время подумать. Баласар молчал, выражение его лица было невозможно прочитать. Оте пришло в голову, что этот человек был бы отличным посыльным.
— Дай мне день, — сказал он. — К вечеру у меня будет ответ. Самое позднее — завтра.
— Спасибо, высочайший, — сказал Баласар.
— Я знаю, как много прошу у тебя, — сказал Ота.
— Я кое-что должен тебе. Или мы должны друг другу. И я сделаю все, что могу.
Ота улыбнулся и принял позу благодарности, но мысленно спросил себя, каковы будут пределы у этого долга, если старый генерал узнает новости Идаан. Он танцует вокруг слишком многих клинков. Он даже не может удержать их всех в голове и, если споткнется, будет кровь.
Покончив с едой, Ота разрешил слугам одеть на него официальное черное платье, расшитое золотыми нитями, и возглавил ритуальную процессию в зал аудиенций. Его придворные в надлежащем порядке вплыли на свои места, подавая предписанные обычаем знаки верности и подчинения. Ота заставил себя не кричать им всем поторопиться. Время, которое он тратил на этот пустой ритуал, — время, украденное у него. И он не мог его спасти.
Аудиенции начались, каждая колебалась между справедливостью, политикой, которая была в нее вовлечена, и массивной сетью связей — при дворе, в городе, в мире. Когда он был молод, то присутствовал на аудиенциях хая Сарайкета, посвященных таким простым делам, как оспариваемая земля и разорванные контракты. Те дни давно прошли, и императора Хайема достигали только те вопросы, по которым никто из нижестоящих не осмелился вынести решение. Не было ничего тривиального, все чревато серьезными последствиями.