Цена вопроса (сборник)
Шрифт:
Но если бы рана была глубже, она могла истечь кровью и умереть во сне! Как такое могло случиться? Разве можно перерезать себе вены и не знать об этом? Что с ней творится, что?
Карина вскочила и помчалась в ванную. Захлопнула за собой дверь, принялась рыться в аптечке. Включила воду и стала смывать кровь с рук. Трясущимися непослушными руками кое-как наложила повязку. Выпила две таблетки обезболивающего: ладони дёргало всё сильнее.
Минут через десять выползла из ванны, побрела к себе в комнату. Голова кружилась, ноги были слабыми и непослушными.
Ничего, Бог миловал…
У себя она первым делом свернула комом и бросила в угол комнаты покрытое бурыми пятнами бельё. Надо бы застирать холодной водой, когда мачеха уйдёт на работу. Карина села на кровать, посмотрела на свои наспех забинтованные руки и подумала: «А если эта дрянь пронюхает о том, что случилось?»
Хорошо, допустим, от неё и удастся скрыть. А в институте? Только-только забылась история в деканате, Ирка понемногу отошла от случая в кинотеатре. Хотя и сейчас нет-нет, да и глянет вопросительно, с опаской. А уж если заподозрит, что Карина пыталась покончить с собой!..
Она вскочила и закружила по комнате. Итак, что мы имеем? Комната была заперта изнутри на задвижку. Никто (речь, разумеется, шла об Азалии!) проникнуть сюда и изрезать ей руки не мог. Да и потом, она почувствовала бы боль! Несмотря на успокоительное, без которого уже просто не могла, спала Карина чутко.
Успокоительное… Может, это побочный эффект? Что-то вроде лунатизма? Она полезла в сумку, схватила инструкцию и стала вчитываться в мудрёные медицинские термины.
Не вызывает привыкания – ну, с этим можно и поспорить. Но продаётся без рецепта, ни в каких списках не значится. Нет, таблетки ни при чём. Хотя с ними пора заканчивать. Не хватало превратиться в наркоманку.
Идём дальше. Допустим, она порезала себе руки сама, во сне. Но тогда рядом с кроватью, или, по крайней мере, в комнате должен быть нож! Или бритва.
Карина опустилась на четвереньки и стала внимательно осматривать пол возле кровати. Оглядела всю комнату, даже на полках и в шкафах посмотрела. Она была аккуратна, вещи не разбрасывала, всё всегда лежало на своих местах. И сегодня ничего не изменилось. Ножа или чего другого колюще-режущего не было.
Чертовщина. Абсурд. Карина посмотрела на часы. Скоро половина восьмого. Идти на работу в таком виде нельзя. Придётся что-нибудь придумать. Пусть порезы хоть немного заживут, чтобы можно было обходиться без повязки. А позже просто надо будет надевать кофточки с рукавами до кончиков пальцев. Авось, никто и не заметит.
Она услышала, как открылась и закрылась дверь в комнате Азалии. Мачеха проснулась и прошествовала в ванную. Загудела душевая кабина, послышался звук льющейся воды. Скоро она уйдёт, можно будет спокойно позвонить на кафедру и договориться о паре дней за свой счёт. Семён Сергеевич не откажет, нужно только повод придумать.
Её размышления прервал телефонный звонок. Звонили на городской. Аппараты были почти в каждой комнате, и Карина почти машинально сняла трубку.
– Да.
В первую минуту подумала: какой-то хулиган решил подшутить.
– Да? – нетерпеливо повторила она. – Кто это?
– Это Зоя Васильевна! – голос звучал незнакомо, неузнаваемо.
– Зоя Ва… Что случилось? Что-то с дядей Альбертом? Ему хуже?
– Кариша, – женщина, похоже, пыталась подавить подступавшие рыдания, – Алик… Альберта больше нет.
– Как так – нет? – глупо переспросила Карина.
– Он умер. – Она перестала сдерживать слёзы и тихо, безутешно заплакала.
– Этого не может быть! Он не… Ему стало лучше! – отчаянно закричала Карина, убеждая и себя, и Зою Васильевну, что случившееся – нелепая ошибка.
Жена (вдова?!) дяди Альберта ничего не отвечала, только плакала. Так они и проливали бесполезные слёзы, каждая на своём конце телефонной линии, и ничего было не исправить.
– Алло! – громко и внятно произнёс женский голос. – Добрый день! Это Елена Васильевна. Сестра Зои. Вы меня слышите?
– Да, – придушённо отозвалась она. Нос был наглухо заложен.
– Он умер ночью, то есть вчера вечером. В полдвенадцатого. Видишь, как! Папе твоему сороковины, а он вот…
– Отчего умер? Сердце?
– Оно, – шумно вздохнула громогласная Елена Васильевна, – с Зоей прямо не знаю, что делать. У самой сердечко пошаливает.
– Когда похороны? Завтра? – Она знала, по мусульманским канонам усопшего полагалось хоронить по возможности быстро.
– Сегодня должны успеть. «Скорая» была, справки дали. Насчёт кладбища и остального – помощников хватает. Обо всём договорились. Часам в двенадцати подходи.
Попрощавшись, Карина аккуратно положила трубку на рычаг. Долго сидела, позабыв убрать с телефона перевязанную руку, смотрела в одну точку. В дверь постучалась Азалия:
– Эй, ты там жива? – И прошла дальше по коридору.
Через некоторое время хлопнула входная дверь. Ключ звонко повернулся в замке. Азалия отбыла на службу.
Девушка вытерла слёзы, высморкалась. Встала и подошла к окну. Утро оставалось таким же хмурым и неприютным.
«Вот и не пришлось придумывать повод, чтобы на работу не ходить», – печально подумала она и отправилась в ванную наложить нормальную повязку. Начала разматывать бинт на левой ладони. Странно, но руки больше не ныли. Наверное, таблетки помогли. Кровь, похоже, удалось остановить: повязка ею не пропиталась. Вот и славно.
Размотав бинты до конца, Карина тупо уставилась на свои ладони. Что за ерунда?! Она нервно хихикнула и пошевелила пальцами. Неудивительно, что она не чувствовала боли: кисти рук были ровными и гладкими. Ни жутких ран на запястье, ни следов от порезов на ладони, ни крови. Ничего!
Нервным движением она размотала повязку на левой руке, уже заранее зная, что следов утреннего суицидального кошмара не обнаружится и там. Как такое могло случиться? Как?! Карина обхватила голову руками и застонала. Это не могло ей почудиться! Просто не могло! Боль, кровь, порезы – всё было на самом деле!