Цена жизни
Шрифт:
Большой спорт и культуризм на уровне разного класса чемпионов, а также обычный спорт, подчиненный спорту высших результатов, требуют препараты во все возрастающих количествах. Это делает допинговый бизнес лакомым для хозяев наркобизнеса. Таким образом, чума нашего времени — допинги — получает базу бизнеса от наркотиков: его сеть, отлаженные приемы защиты и вообще финансово-гангстерское обеспечение.
Там, где должны быть здоровье, отточенная природная сила и красота, молодежь поджидают... шприц и таблетки. Куда как вольготно шагать к почетным результатам и внушительным мышцам, а иначе результат не сделать...
Всю эту заразу тащит за собой героический большой спорт, триумф чемпионатов и Олимпийских игр. Большой спорт вызвал к жизни эту чуму — мировой допинговый бум. Все знают: препараты применяют, а с ними и средства похлеще (наука и сметливость не дремлют), но доказательства... И все это не происходит, а именно творится под броней крупных материальных интересов, государственных забот о медалях и очках, народной славы и круговой поруки — непробиваемо надежно и уже, пожалуй, неистребимо, во всяком случае при нынешней системе контроля уж точно. Общее притворство, прочувствованные слова... и только. В конечном итоге все ведь оборачивается деньгами...
Вот
— А бывают ли по-прежнему в спорте «препаратные» тренировки?
— Объясню, что это такое. Примерно с конца 60-х годов в большой спорт широко вошли медицинские препараты, главным образом такие, как анаболические. Анаболики — это гармональные препараты, стимуляторы биосинтеза клеточного белка. Короче говоря, они сверхинтенсивно наращивают мышечную массу, резко повышают энергию организма. Такие препараты обычно назначают ослабленным, послеоперационным больным и при других заболеваниях. Для спорта нащупали эти препараты американцы. По-моему, американские метатели впервые стали применять анаболики ретаболил, нерабол. Пионером здесь был Гарольд Конноли — знаменитый метатель молота... (Он сам признался в этом в печати, так сказать, никто за язык не тянул). Ныне в обиходе уже куда более мощные препараты. Они вызвали подлинную революцию результатов. Мы, к примеру, могли тренироваться через день и с трудом восстанавливались через день. Сейчас с препаратами тренируются даже несколько раз в день. Поэтому иначе их называют восстановителями.
Нам, для того чтобы достигнуть определенного результата, нужно было два-три года — с препаратами этого достигают за какие-то полгода. Причем наша система тренировок (все, чего наши поколения добились) оказалась бесполезной. Наши методические знания — все-все полетело к черту. Важным стало умение колоться, умение подобрать «свой» препарат, то есть наиболее подходящий твоему организму, умение «спрятать» в себе этот препарат от допингового контроля — тоже целая система ухищрений и опыта. Мировой спорт взращивался на препаратах, которые в дополнение ко всему увеличивают агрессивность, создают психологические проблемы в половой жизни, а долгосрочные последствия от применения стероидов еще более серьезны: возможны заболевания печени, рак, бесплодие.
К середине семидесятых годов мировой спорт пришел в тупик. Бесполезным стали прежние способы тренировки, перевелись старые тренеры-методисты. Это — огромный урон спорту. Появились тренеры-фармакологи. Их знания «химии» обеспечивали ученикам невообразимый рост результатов, медали... и славу. Однако всему этому была объявлена война в мировом спорте. Приборы начали тестировать содержание препаратов в выделениях... Стали бояться их применять. А кто-то стал прибегать к препаратам, которые не тестируются. Открылась своеобразная борьба контроля, то есть закона и спортсмена. Ведь анаболики международным законом приравнены к наркотикам. Вся беда в том, что на месте сложно контролировать спортсмена. Он тренируется дома, сам добывает препарат и колется, нередко становясь очень сильным дома, на сборах, когда он «под анаболиками». Тогда ему важно за какое-то время до турнира вывести эти препараты из организма, дабы не взял допинговый контроль. Поэтому часто при выезде по прошествии времени уже на чемпионатах анаболика нет в крови. Организм освободился от него, то есть препарат не подпирает его, и спортсмен оказывается несостоятельным. Здесь в основном и кроются причины «баранок». Правда, не всегда. К сожалению, борьба сейчас складывается в пользу допингов. Давление в пользу допингов слишком сильное — это сами спортсмены, тренеры, функционеры от спорта и, наконец, заинтересованные фирмы (а теперь и наркобизнес. — Ю.В.). Появление СПИДа ограничивает контроль: МОК рекомендует отказаться от проб крови. На Западе журналы, которые называют себя журналами здоровья, откровенно рекламируют анаболики как средства для выработки силы и физической красоты (в культуризме. — Ю.В.). Словом, многие все больше склоняются к безнадежности борьбы с этой чумой — анаболиками.
— А как быть, если запрещенный препарат использован, так сказать, случайно? Тоже наказывать?
— Как заявил недавно доктор Роберт Вой (ответственный по вопросам спортивной медицины США), нет такой врачебной проблемы, которую мы не могли бы преодолеть с помощью препарата, который не запрещен. Имеется очень много продуктов, не содержащих запрещенные вещества и имеющих такое же хорошее действие, когда речь идет о простуде и насморке. Как отметил Вой, есть одна область злоупотребления, которую еще невозможно выявить в результате анализов, — тонизирование организма с помощью переливания крови, когда спортсмену переливают кровь незадолго до соревнований. В результате спортсмен получает дополнительные эритроциты, переносящие кислород, что, по мнению некоторых спортсменов, увеличивает их выносливость. Кое-кто из американских велосипедистов после Олимпиады-84 признался в том, что эта практика применялась на играх в Лос-Анджелесе...
— Давайте поставим вопрос ребром: можно ли реально рассчитывать на то, что в ближайшие годы тяжелая атлетика, как и некоторые другие виды спорта, станет чистой от «химии»?
— Уверенности нет. Недавно я вернулся из поездки в ФРГ, где находился по приглашению второго канала национального телевидения и журнала «Спорт интернэшнл». Выступал в телестудии, меня попросили прокомментировать результаты анкеты, распространенной среди пятисот ведущих спортсменов мира. Оказалось, шестьдесят процентов из них считают, что имеют право на анаболики по принципу «мое тело — как хочу, так и поступаю». Может быть, это было бы и так. Но если я как атлет нахожу новый, гораздо более сильный препарат, которым не обладает соперник, то я сразу оказываюсь сильнее. Уже побеждает не природно сильный, а более изощренный в «химии» атлет. Вот как заявил об этом мой хороший знакомый (не буду называть его) — великий знаток спорта: «В тяжелой атлетике выигрывает не сильный, а тот, кто больше поднимает». Сказано предельно точно. Поднимает больше тот, кто владеет совершенной фармакологией (не только анаболиками) во всем ее многообразии. Где в таком случае справедливость?
Но этому препятствуют не только международные корпорации с доходами в сотни миллионов долларов, но и сами спортсмены, их тренеры, которые неплохо зарабатывают на победах. Зарабатывают и люди, покрывающие эти «темные» дела. Словом, целый легион людей, порой очень почтенных и титулованных. Настоящий бизнес на здоровье и жизнях. Круг замыкается — порочный круг. Инстинкт наживы оказывается сильнее всего: и здоровья, и морали, в том числе и справедливости.
— Юрий Петрович, но насколько мне известно, борьба с допингом велась задолго до того, как вы и ваши единомышленники во многих странах мира решили идти в наступление.
— Это правда. Но мы в первую очередь боремся с методом, системой. Недостаточно наложить санкции, отстранить нарушителей от участия в соревнованиях. Надо предупреждать, информировать, воспитывать. Смешно сажать в тюрьму спортсменов, применяющих допинг, хотя кое-кого из них можно считать наркоманами. Точно так же было бы иллюзией считать, что отстранение на два года от участия в соревнованиях может совершенно разубедить спортсменов применять допинг. После окончания срока санкций большинство нарушителей берется за свое.
Надо отдавать себе отчет и в том, что наука все время выдает новые препараты, и без сомнения, на смену допингам этого поколения придут новые, скорее всего даже принципиально новые, куда более мощные в смысле извлечения предельной силы из человека. Организм окажется под прессом все возрастающего химического воздействия. Уже и сейчас спорт трудно называть спортом в том понимании, в котором мы его представляем или представляли, а уж этот грядущий спорт и подавно нельзя будет назвать достойным словом «спорт». Это все что хотите, только не спорт. Ибо спорт — это всегда соревнования более мужественных, более сильных, но природно сильных и мужественных (не с помощью препаратов), природно закаленных в турнирах и тренировках. Мы теряем спорт. На наших глазах происходит разрушение спорта.
Таким образом, большой спорт из-за применения допинговых средств теряет свой природный смысл, не являясь больше примером физического совершенства и здоровья. Более того, допинговые средства, которые подпирают большой спорт, распространяясь, отравляют массовый спорт: физический, моральный урон от этого очевиден.
— Тем не менее можно ли устанавливать сейчас мировые рекорды без всяких «укрепляющих» средств?
— Трудно сказать. Но вот то, что контроль несерьезный, формальный — это ясно. (Нет, я убежден: мировой рекорд без помощи допингов не установить. Более того, без допингового подпирания, пожалуй, все нынешние результаты победителей и вообще результаты снизятся килограммов на пятнадцать — двадцать определенно.)»
В Афинах со мной произошел курьезный случай. Вгорячах после судилища я двинул к двери — толком ничего и не видел. В негодование привела та процедура — не процедура, а допрос с пристрастием и плохо скрываемой угрозой.
Я поднадавил на дверь — не подается. Ничего не могу понять и давлю. И вдруг съезжает целая стена. Я просто растерялся. Шагаю, и в руках у меня добрая часть стены — какая-то фантасмагория.
А эта стена была из толстого дерева и соединялась секциями. И выпер я такую секцию сразу на несколько сот килограммов.
После все прояснилось. Господин президент Международной федерации Шодл (Австрия) и господин генеральный секретарь Аян (Венгрия) распорядились дверь запереть, дабы не проникли журналисты. Такого рода дела лучше проворачивать без свидетелей. А мне и в голову не могло прийти, что мы заперты.
Как говорится, и смех, и грех.
Через год на Олимпийских играх в Сеуле (1988) мои предупреждения о препаратах целиком подтвердились, да еще как! Нестандартная проба на допинги вывела из соревнований сразу целую команду, представители которой, кстати, и организовали это судилище в Афинах, уж очень я им мешал, ну кость в глотке.
Недовольство моей борьбой против допингов ряда ответственных работников Госкомспорта фактически вынудило меня оставить должность председателя президиума Федерации тяжелой атлетики СССР.
Как я убедился, что за границей, что у нас отношение к допингам, по существу, одно и то же.
Я удовлетворен тем, что мои выступления в печати Советского Союза, по телевидению в Останкине, Западной Европе, ФРГ в Майнце, на многочисленных пресс-конференциях и особенно в Институте спорта (Кельн) всколыхнули общественное мнение, хотя мне доставили много неприятностей. Это в определенной мере сказалось на качестве допинг-контроля на Олимпийских играх в Сеуле.
Сколько же раз, разматывая прошлое, приглядывался к разорванным нитям когда-то полнокровных живых связей. Нет, не жалел о прошлом — каким другим оно могло быть в те годы... Старался держать верный шаг — вот и весь я. Случалось, спотыкался, оступался, но шаг держал, не изменял смыслу движения, наращивал убежденность.
Нить за нитью перебирал оборванные или иссохшие уже почти чужие связи. Нет в них искренности, а главное, единомыслия. Чем дальше я шел, тем более одиноким становился. Нити отношений истлевали и рвались...
Раздумывал о спорте, испытывая горечь. Я не посторонний спорту. Я вложил не только любовь — поставил на ребро жизнь... А сколько сделал для раскрепощения спорта! Первым в стране стал писать о нем как о профессии — опасной, тяжкой. Тогда это была совершенно недозволенная тема, скользкая своим риском для будущего. Ярлык пришлепывали в момент — и уже вся жизнь наперекос. Я писал о том, что было абсолютно неведомо людям, — об изнанке и подноготной рекордов, олимпийских побед, славы... Меня печатали. Пока я носил титул самого сильного человека в мире (я первым стал носить этот титул в нашем спорте — вырвал его в жестоких поединках и доказательствах рекордами), меня печатали, пусть очень куце, но правда пробивалась к людям. Нельзя было не считаться. Я был довольно знаменит в те времена.
Тогда, на исходе 50-х годов и в самом начале 60-х, я возвысил голос против неуважения спортивного труда, отношения к спортсменам как людям второго сорта, не способным в силу умственной ограниченности ни к какой любой другой работе, кроме самой примитивной — мускульной. Я добивался страхования этого труда и пенсионного обеспечения. Если существует большой спорт, то пусть относятся к нему как к миру, где люди сгорают и разрушают себя в считанные годы. Я жестко и непреклонно выступал против засилья чиновников, жадно сосущих спорт, то есть жизни живых людей.
А скольким же ребятам я просто помог!
И никогда ни слова признательности — стена отчуждения. И если бы только отчуждения — ожидание нового удара все оттуда же — сверкающего мира спорта.
Я достаточно закален. Я не жил с этим ощущением обиды, оно быстро исчезало. Его нет во мне и не было как постоянного живого чувства, определяющего мое поведение.
Разве можно жить, помня о зле, тем более требуя от него справедливости?.. Надо идти. Остальное не имеет значения.
Но как же кусаются крысы!