Шрифт:
Глава 1
Цена жизни
Глава 1.
Как много можно придумать определений слова безысходность. Для одного — это увольнение с работы, которой отдал четверть века. Для другого — разрыв отношений с любимым человеком. Школьник впадает в ступор от двойки за четверть, а жена от измены мужа.
Со мной все несколько сложнее. Просто потому, что жить осталось около месяца. Неделей больше, неделей меньше — не суть.
Год назад врачи поставили неутешительный диагноз — рак. Одно слово, а жизнь полностью изменилась.
Диагноз поставили слишком поздно. Конечно, врачи пытались бороться с болезнью, но тщетно.
За год я из довольно крепкого молодого человека превратился в его тень. Девяносто килограмм съежились до пятидесяти, а голова начала напоминать бильярдный шар — с русыми волосами пришлось попрощаться. От меня прежнего остался только рост в 179 сантиметров и карие глаза.
Остался месяц, и провести его в больничной палате мне не хотелось от слова совсем. Видеть жалостливые лица медперсонала, принимать бесполезные лекарства и продлевать агонию умирающего организма. Нет, это было выше моих сил. Я сбежал. Точнее написал отказ от госпитализации. Все-таки кое-как ходить я мог, и обезболивающие препараты пока помогали. Остаток дней я хотел провести где угодно, но только не в больнице
Добирался домой на метро, денег на такси не было. Да даже если бы и были, мне хотелось побыть среди людей. Посмотреть на безмятежные, иногда злые или счастливые лица. Как ни странно, но это помогало отвлечься от своих проблем. Мысли о неизбежном не уходили, но отступали на задний план, теряли остроту.
На удивление стоять не пришлось, нашлось свободное место, и я сломанной куклой упал на жесткое сиденье. Оглядывая соседей по вагону, незаметно для себя провалился в дрему, изношенный организм уставал даже от коротких прогулок.
— молодой человек, уступите место, — раздался голос над ухом.
Пока я спал, вагон заполнился почти наполовину, сидячих мест не осталось, и видимо моя фигура показалась стоящей напротив женщине подходящей кандидатурой для того, чтобы поменяться местами. Вот только лица моего она не видела, а лысая голова скрывалась под капюшоном. Но стоило мне поднять голову как глаза тетки немного округлились: наверное, не каждый день видишь человека, от которого остался практически один скелет, обтянутый кожей.
— Извините, — невнятно пробубнила тетка и быстро ретировалась в другую часть вагона.
Сил реагировать на произошедшее не было, лишь вяло промелькнула мысль, что теперь мной можно пугать людей.
Оставшийся путь прошел без приключений. Выход из метро, десять минут неспешного шага, пищание домофона, шум лифта, щелчок замка двери и вот я дома, точнее в съемной однушке, которую привык называть домом.
Здесь я живу уже два года. Хозяева где-то за границей, в живую мы виделись только один раз, когда заключали договор. Мне они жить не мешают, периодически звонят по скайпу, и я обхожу с ноутбуком квартиру, убеждая их, что все в порядке: стены не упали, мебель не разбита, а в ванной не завелись бомжи. Про мою болезнь они не в курсе, да и не надо им знать. Может я и поступаю некрасиво, но найти новое жилье в данный момент мне точно не по силам.
Квартира встретила пыльным запахом нежилого, а точнее редко посещаемого помещения. Так иногда бывает, когда уезжаешь надолго, а потом возвращаешься и понимаешь, что дом без хозяев пустовал. Порой мне кажется, что жилье потому так и называется, что в них люди живут. Не появляются наездами, не приходят переночевать, а именно живут. Наполняют помещение какими-то мелочами типа тех-же магнитиков на холодильник, вешалкок для ключей или пары кроссовок, небрежно оставленных у порога… И если жильцы уезжают, дом как будто впадает в спячку, дремлет в ожидании, как верный пес, и если никто так и не возвращается, то умирает. Но стоит хозяевам переступить порог, дом меняется, не пройдет и пары дней, как любой вошедший поймет — дом обитаем, он живой.
Включив в коридоре свет и аккуратно повесив куртку на вешалку, встроенного в стену шкафа, я прошел в гостинную, являющуюся по совместительству спальней, уселся на видавший виды диван и попытался обдумать свои планы на ближайшее будущее. Но видимо лимит сил на сегодня был исчерпан — мысли путались, в голове царил сумбур, а глаза сами собой закрывались, так что не прошло и пяти минут, как я задремал.
Разбудил меня настойчивый звонок в дверь.
— Кого еще там черти принесли, — поморщился я, пытаясь догадаться, кому мог понадобиться.
Была небольшая вероятность, что ко мне решили заглянуть соседи — узнать, где я пропадал. Или, что скорее всего, Серега — сосед сверху, не смог найти денег на опохмел и в очередной раз пытается занять: “Край до получки”, несколько сотен рублей. Как правило Серегу посылают нафиг, но видимо не все.
Вставать и идти к двери совершенно не хотелось, вот только звонок все не утихал. Мерзкий звук проникал в голову и не давал снова заснуть.
— Иду! — в сторону полетел плед, которым непонятного, когда я успел накрыться.
Тяжело переступая с ноги на ногу, добрался до двери. При этом желание было одно — послать куда подальше незваных гостей, хотя и понимал, что так не сделаю. Любовь к конфликтам не входила в список моих недостатков.
Наверное, зря я не посмотрел в глазок, иначе дверь осталась бы закрыта. Видимо виной была усталость.
За порогом стоял совершенно незнакомый человек крайне неприятного вида. Поношенный серый костюм, странного покроя, напоминающего одежду чиновников из советских фильмов. Лакированные туфли, вычищенные до блеска. И как диссонанс — замызганная кепка с острым козырьком. Худое, вытянутое лицо, на котором отсутствовали как растительность, так и эмоции завершало картину.
— Алексей Самойлов? — то ли спросил, то ли утвердил мужчина.
— Да. Чем могу помочь?
— Я представляю компанию “Возрождение”…
— Спасибо, ничего не надо! — перебил я и попытался закрыть дверь. Судя по всему, стоящий передо мной человек начнет предлагать супер утюги, или газоанализаторы или любую другую лабуду, рассчитанную на доверчивых обывателей.
Закрыть дверь не получилось, незнакомец мертвой хваткой вцепился в ручку:
— Мы можем тебя вылечить, — проскрипел он.