Цепной пес самодержавия
Шрифт:
– Забирайте сицилиста! На царя-батюшку злоумышлял!
Хотя полицейские и жандармы были подняты по тревоге и выведены на улицы города, но при этом получили приказ не вмешиваться в расправы над социалистами, зато нещадно пресекать убийства, случаи воровства и мародерства. Народ, видя такое попустительство, еще более убеждался, что делает благое дело.
Нередко полиция получала ценные сведения, прямо с пылу, с жару. Примечателен был случай, когда перед жандармами, стоявшими на посту у центрального входа, группа мужчин под предводительством старухи вытолкнула двух сильно избитых молодых парней. Пока жандармы хлопали глазами, выступила вперед старуха:
– Вот Митька, христопродавец! И его дружок Петька Бакин! Они богопротивные слова на царя-батюшку
Жандарм, автоматически взявший сложенный лист, развернул его. Это была листовка, в которой говорилось о свержении самодержавия. Спустя пару часов на указанной квартире жандармами была найдена подпольная типография.
Когда в городах всплеск народных волнений стал стихать, охота на революционеров-агитаторов продолжилась в российских деревнях. Новости туда доходили намного позже, к тому же не сразу их воспринимали крестьяне, но когда из города к родственникам приезжал Петька или Мишка, то они первым делом рассказывали, как гоняли сицилистов, которые покушались на царя и его деточек. Зарезать их изверги хотели! На царя богоданного покушались! Крестьяне охали и ахали, слушали подобные рассказы, запивая их от избытка чувств самогоном, после чего шли «обчеством» к активистам, вытаскивали их из домов, били до бесчувствия, после чего отливали водой, просили прощения, связывали и посылали нарочного в полицию.
Если бы покушения не было, его надо было придумать самому. Правда, к такому выводу я пришел, когда оно уже произошло. Дальше все пошло по ранее разработанному мною плану. Когда мне впервые пришлось изложить его Мартынову и Пашутину, жандарм и разведчик, посмотрели на меня так, словно видели впервые, затем Михаил присвистнул, а генерал покачал головой, но никто из них не торопился со своими высказываниями.
– Несколько цинично, господа? – поинтересовался я.
– Несколько – не то слово. Натравить людей… Даже не знаю, как тебе такая подлость в голову могла прийти, Сергей.
– Оправдываться не собираюсь. Скажу только одно: у нас нет времени, чтобы искать другой путь!
Если по Пашутину было видно, что мое предложение ему явно не по душе, то жандармский генерал оказался более практичен:
– Нелицеприятно, зато, как мне кажется, действенно. Если план сработает, то мы за три-четыре месяца очистим Россию от социалистической скверны, и, что самое главное – народ выступит против этого сброда вместе с нами.
Суть моей провокации заключалась в том, чтобы поставить народ перед выбором. Кто им дороже: царь-батюшка, заступник народный, или революционеры, подстрекающие их к кровавому бунту. Исконная вера в царя, помазанника Божьего, имела более глубокие, многовековые корни, пронизывающие все российское общество насквозь, а этим однозначно не могли похвастать революционеры. К тому же император, сумевший за полгода вернуть любовь русских людей и стать их кумиром, выиграл войну за сердца и умы русских людей, и теперь только осталось выпустить наружу народный гнев, копившийся последние два года, да направить его в нужную сторону. После того, как народ проявит себя в стихийных бунтах, полагалось начать всероссийскую масштабную операцию, с привлечением всех сил жандармерии, полиции и воинских гарнизонов, по выявлению, задержанию и аресту всякого рода социалистов и революционеров. Полученные жандармами права и полномочия, а также вышедший ряд законов, которые предельно ужесточали наказание за политическую деятельность, давали сыску отличную возможность искоренить любую подрывную деятельность внутри Российской державы.
Так оно и случилось. Под крики «За царя-батюшку!!» люди сами кинулись вырывать с корнем проросшие ростки революционного движения, а в последующие несколько дней волна народного негодования прокатилась по всем крупным городам России. К сожалению, не обошлось без погромов и мародерства, но тут уж ничего нельзя было поделать.
За день до того, как народ узнал, кто их враг, во все жандармские управления России поступило
Через день, как только схлынули народные волнения, в Главное жандармское управление были вызваны представители оппозиционных партий и блоков. Собранных в зале либералов поставили в известность, что домашние аресты остаются в прошлом, и теперь за порицание государственной власти им грозят более суровые меры. Жандарм – подполковник, услышав по окончании чтения новых положений издевательские реплики и смешки, понял, что его слова прошли мимо большинства ушей господ демократов, но, только провожая взглядом спины последних представителей, выходящих из зала, он позволил себе саркастическую ухмылку.
Видно, не поверив, что власть сможет решиться в отношении их на столь жестокие меры, на экстренное совещание уже на следующий день собралось полтора десятка членов прогрессивного блока. Не успели они осудить новые «кровожадные» законы царизма, как были арестованы и препровождены в жандармское управление. По пути следования горожане, видя, что везут конвоем людей, с ходу решили, что это поймали новых злодеев, умышлявших убить царя. Хватило одного крика: «Смотрите! Это они царя убить хотели!», чтобы народ пришел в волнение. Разлетевшиеся по городу слухи быстро собрали громадную толпу у управления жандармерии, куда привезли испуганных либералов. Сначала она только возмущенно гудела, но по мере того как росла и увеличивалась, люди смелели, и все сильнее становились крики:
– Сюда их давайте!! Сами с этими извергами разберемся!! На деток малых покушались, душегубы!! Мы их сами судить будем!!
Ротмистр Сакуров, в кабинет которого доставили задержанных оппозиционеров, подошел к окну, некоторое время наблюдал за разбушевавшейся толпой, после чего развернулся к либералам и неожиданно сказал:
– Знаете, господа, не буду я принимать к вам никаких мер. Идите с богом!
В воздухе повисло растерянное молчание, были только слышны за окном приглушенные крики разъяренной толпы. Только спустя минуту раздались отдельные голоса, в которых явственно звучал страх:
– Вы не посмеете, ротмистр! Нет, вы не можете так с нами поступить!
– Почему, господа? – и следователь сделал удивленное лицо. – Вы же заодно с народом! Вот я приглашаю всех вас объединиться в едином порыве с простыми русскими людьми! Они там вас уже заждались! Идите, господа, идите!
– Вы нас хотите убить руками этой черни?! У вас это не выйдет! Мы будем жаловаться государю!
– Сколько угодно, господа! – нагло усмехнулся ротмистр, стоя под большим портретом Николая II, висевшим над его рабочим столом. Нарисованные глаза государя России смотрели сверху на либеральную интеллигенцию зло, жестко и издевательски. Именно таким виделся испуганным господам либералам его взгляд. Только сейчас до них дошло, что все услышанное вчера являлось не пустой угрозой, как и предложение ротмистра выйти на улицу к разъяренной толпе не казалось уже издевательством. Ведь он может так сделать, читалось в затравленных взглядах. Жандарм с немалым удовлетворением какое-то время наблюдал за нарастающим страхом в глазах бывших депутатов Государственной Думы, а потом вдруг сказал:
– Если позволите, господа, я вам дам маленький совет.
– Мы слушаем вас! Говорите!
– Уезжайте подобру-поздорову из России. И дорогу сюда забудьте!
– Вы не смеете так говорить! Это произвол! Мы будем жаловаться!
– Мое дело сказать, ваше дело решать! На этом разговор закончен! У меня много работы! Извольте выйти в коридор! – ротмистр подошел к двери, приоткрыв ее, подозвал командира конвоя. – Прапорщик! Эти господа свободны! Не препятствовать им!
– Слушаюсь, господин ротмистр! Гм! Только народ там собрался… Как бы чего не вышло!