Цепные псы церкви. Инквизиция на службе Ватикана
Шрифт:
«Звездным часом» инквизиции в Мексике стало «великое аутодафе» 11 апреля 1649 года. Оно было специально направлено на так называемых «новых христиан», – как называли в испанских колониях в Америке обращенных иудеев или «конверсос», – которые едва ли не монополизировали торговлю между Испанией и ее колониями. Улики против этих людей были ненадежными. Однако инквизицию прельщали их деньги и имущество, да и, кроме того, тут в Новом Свете у нее имелось даже больше возможностей для фабрикования дел, чем в Испании. «Великое аутодафе» 1649 года было еще большим спектаклем, чем аутодафе 1574 года. Как и в тот раз, о нем заранее возвестили торжественными процессиями с трубами и барабанами через весь Мехико. Толпы стали стекаться в Мехико за две недели до события, некоторые преодолевали расстояние в 600 миль, чтобы увидеть предстоящее зрелище. В день накануне публичного суда была устроена причудливая процессия. По улицам столицы двигались двойные ряды роскошных карет, в которых восседали знатные особы. Во главе этой карнавальной процессии выделялся штандарт инквизиции. Прибыв на площадь, где должно было состояться аутодафе, многие зрители остались в своих каретах на всю ночь, чтобы не потерять удачного места.
Публичному суду должны были подвергнуть общим числом 109 заключенных, представлявших, как сообщалось, «большую часть мексиканской коммерции». У всех заключенных были конфискованы поместья и имущество, и ничто из этого не было возвращено, даже тем, кто впоследствии примирился с Церковью, получив требуемое наказание. Двадцать человек были сожжены в изображении – кто-то
«Дабы заглушить его богохульственные речи, на аутодафе его вели с кляпом во рту, но, несмотря на кляп, можно было слышать, как он заявлял о своей вере и поносил христианство».
На костре он остался непреклонным.
«Не сломленный до самого конца, он подгребал к себе ногами горящие головешки, а последними различимыми его словами были: «Подбросьте дров, мои деньги стоят того».
«Великое аутодафе» 1649 года явилось отражением инквизиции в Мексике на ее пике. Вообще же казни подобного масштаба были редкостью. По большей части инквизиция в Мексике занималась накоплением богатств, управлением и коммерческим использованием той собственности, которую она конфисковала. Нередко она фабриковала обвинения против людей исключительно ради того, чтобы присвоить себе их имущество и собственность, которые никогда не возвращались, даже если человека признавали невиновным. В годы, непосредственно предшествовавшие «великому аутодафе» 1649 года, инквизицией было конфисковано разного имущества стоимостью 270 тысяч песо. Само «великое аутодафе» дало конфискованного имущества на общую сумму 3 миллиона песо. По сегодняшним деньгам эта сумма была бы равносильна 30 миллионам фунтов стерлингов, а ее покупательная способность в то время была много выше. В восемнадцатом столетии, через сто лет после «великого аутодафе», песо уже значительно обесценилось. Но даже тогда перестройка дворца инквизиции в Картахене после его разрушения британскими пушками стоила 12 600 песо. Во времена «великого аутодафе» трех миллионов песо в таком случае хватило бы для того, чтобы возвести свыше 238 крупных городских построек. Между 1646 и 1649 годами инквизиция выручила достаточно средств от конфискованного ею имущества, чтобы поддерживать свое существование в течение 327 лет. И это без учета ежегодной суммы на содержание в размере 10 тысяч песо, получаемой от испанской короны.
После «великого аутодафе» 1649 года инквизиция в Мексике все больше впадала в спячку, почивая на своем богатстве. К тому времени она получала огромный доход, который практически не требовал от нее никаких усилий. Среди ее главных проблем были обвинения священников в сексуальных преступлениях, например в соблазнении женщин в исповедальне. Таких преступников, однако, редко сжигали, приговаривая к наказаниям различной тяжести. В 1702 году, когда Бурбоны сменили на испанском престоле Габсбургов, инквизиция пришла в упадок. В тот год она возбудила не более четырех дел – три против двоеженцев, одно против иезуита, которому доставляло удовольствие раздевать донага находящихся под епитимьей женщин и сечь их розгами. К концу восемнадцатого столетия война за независимость в Северной Америке, а затем и французская революция обеспечили инквизиции в Мексике новый raison d'etre.Так называемые «вольнодумцы» рассматривались как еретики. Все, относящееся к недавно сформулированным «Правам человека», все, что являлось отголоском аргументов Томаса Пейна или таких французских писателей, как Вольтер, Дидро и Руссо, осуждалось как «вольнодумство». Это также осуждалось как бунтарские настроения – опасные как для государства, так и для Церкви. Инквизиция, таким образом, начинала функционировать не только как инструмент католической ортодоксии, но и как тайная полиция государства. Ее мишенью теперь делался всякий, кто покупал, продавал, печатал, распространял, перевозил или просто читал материалы, излагавшие заразные идеи, а также всякий, кто пропагандировал их устно. Революционные книги и памфлеты, ввозившиеся из Франции, Англии или бывших британских колоний в Северной Америке, стали опасной контрабандой. Всякий, имевший отношение к такого рода контрабанде, подлежал преследованию. Как обнаружили правительства в нашем столетии, достаточно трудно пресечь контрабанду алкоголя, табака, наркотиков и порнографии. Подавить же распространение идей в конечном счете невозможно. Сверх того, к 1810 году инквизиция в Мексике была отрезана от своего верховного органа в Испании, поскольку Испания теперь находилась под наполеоновским игом, а инквизиция в ней была распущена. Поэтому, когда в Мексике началось восстание, власти не имели ресурсов для его подавления и больше не могли надеяться на поддержку со стороны метрополии. И даже роялисты в Мексике стали проявлять к инквизиции такую же враждебность, как и революционные силы. В 1813 году наполеоновское запрещение инквизиции в Испании было подтверждено восстановленными на престоле Бурбонами. Эта мера распространялась и на испанские колонии за границей, включая Мексику, которая к тому времени уже и сама была втянута в борьбу за независимость. Когда волна революции захлестнула всю Латинскую Америку, администрация в Мексике экспроприировала всю принадлежавшую инквизиции собственность. В ее застенках не было обнаружено никаких заключенных. Двери ее дворцов распахнули для народа, который «дал выход своей ненависти».
В январе 1815 года инквизиция была временно восстановлена в Мексике, когда власть в стране на короткое время перешла к роялистам. Имущество трибунала было возвращено, однако от его прежнего богатства осталось всего 773 песо и голые стены без мебели. В 1817 году состоялся последний процесс – над человеком, обвиненным в чтении запрещенных книг. Затем, в 1820 году, когда Мексика добилась независимости от Испании, инквизиция была окончательно и бесповоротно запрещена.
Учрежденная в 1571 году, инквизиция в Мексике распространяла свою юрисдикцию на Центральную Америку, на испанские владения в Северной Америке и – по другую сторону Тихого океана – на испанский доминион Филиппины. Двумя годами раньше, в 1569 году, инквизитор прибыл в Перу, и в 1570 году в Лиме был учрежден отдельный трибунал. Его юрисдикция простиралась к югу до Чили и Аргентины и, по крайней мере в течение некоторого времени, к северу до Колумбии, Венесуэлы и Карибских островов.
Деятельность инквизиции в Перу очень близко напоминала деятельность родственного ей института в Мексике. Как и в Мексике, ересь первоначально подпадала под юрисдикцию местных епископов. Когда инквизиция была официально учреждена в 1570 году, в Лиме и Куско ожидали своего решения более ста дел. Как и в Мексике, рассмотрение всех подобных дел перешло из рук епископов в ведение собственного трибунала инквизиции, который начал свою деятельность с того, что сжег в 1573 году протестанта-француза. В Лиме также индейцы были освобождены из-под юрисдикции инквизиции. Однако в каждую местность, занятую испанскими поселенцами, были назначены представители трибунала. В Лиму по заведенному порядку передавались дела из Буэнос-Айреса (за 2
Английские заключенные снова фигурировали на аутодафе в апреле 1592 года, и трое были приговорены к смерти. Затем в 1593 году Ричард Хокинс, сын сэра Джона, предпринял безрассудную экспедицию против испанских укреплений на побережье Тихого океана, затем двинулся в глубь территории. Летом следующего года после сражения неподалеку от Кито, столицы современного Эквадора, он был вынужден сдаться вместе с семьюдесятью четырьмя своими соратниками. Шестьдесят два из них были сразу же отправлены на галеры. Оставшихся, в том числе самого Хокинса, доставили в Лиму и передали в руки инквизиции. Восемь из них, вместе с семью другими английскими заключенными, захваченными в плен в других местах, предстали перед судом во время аутодафе 17 декабря 1595 года. Все они обратились в католичество и благодаря этому избегли костра, впрочем, другие четыре жертвы разных национальностей были сожжены. Сам Хокинс был слишком болен, чтобы появиться на суде. Однако его имя и то уважение, которое он приобрел у испанцев, принесли ему исключительное в таких случаях освобождение от наказания. В конечном итоге он смог вернуться в Англию, где был удостоен рыцарского звания. Ближе к концу семнадцатого столетия инквизиция в Перу, подобно своему мексиканскому аналогу, становилась все более вялой, неэффективной и коррумпированной. Инквизиторы вели себя подобно знати и свободно предавались мирским удовольствиям. Один из них, к примеру, снискал себе дурную славу тем, что держал в качестве любовниц двух монашек. Как и в Мексике, инквизиция в Перу получила новый толчок от французской революции и возвышения Наполеона. Перуанские инквизиторы тоже стали ревностно изобличать политически вредоносные материалы и преследовать «вольнодумцев», франкмасонов, мнимых или реальных революционеров и всех врагов режима. В 1813 году, однако, инквизиция в Перу была запрещена реставрированной испанской монархией. Она снова была учреждена в 1815 году, однако потерянных денег себе не вернула. В 1820 году она была окончательно и бесповоротно упразднена.
Хотя первые испанские поселения были в Вест-Индии и на Карибских островах, они находились под властью Перу. Только в 1719 году было создано новое, третье по счету вице-королевство – Новая Гранада – со столицей в Картахене, что на территории современной Колумбии. Такое разделение юрисдикции в Латинской Америке было установлено сначала Церковью, а уже потом короной. В 1532 году была утверждена епископская кафедра Картахены и назначен епископ. В 1547 году Богота стала столицей провинции. Спустя шесть лет она получила статус архиепископской епархии. Колумбия, Венесуэла и Карибские острова подпадали под политическую власть вице-короля Перу, однако обладали своей собственной духовной властью. Архиепископ Боготы располагал полномочиями, сопоставимыми с полномочиями архиепископов Лимы и Мехико. Они включали, по крайней мере первоначально, и инквизиторские полномочия. Так, в 1556 году архиепископ издал указ о том, что в его епархии нельзя продавать и даже иметь у себя никакие книги, за исключением тех, которые были изучены и одобрены Церковью. Как уже отмечалось, в 1570 году в Лиме инквизиция учредила собственный независимый трибунал, обладавший полномочиями на территории всех испанских владений в Латинской Америке южнее Панамы. В 1577 году трибунал в Лиме направил инквизитора в Боготу. Этот человек быстро приобрел дурную славу. Он яростно враждовал с архиепископом. Он регулярно держал женщин в своих апартаментах и нередко жестоко с ними обращался. Местные монахини запретили ему доступ в свою обитель из-за его «распутных речей». Один из его преемников пошел еще дальше и снискал себе репутацию развратника за «адюльтеры и инцесты со служанками, женами и вдовами, матерями, дочерями и сестрами». В 1608 году инквизиция в Испании учредила новый, отдельный трибунал в Картахене, снабдив его полномочиями, сравнимыми с полномочиями трибуналов Лимы и Мехико. Его власть простиралась от Панамы, Колумбии и Венесуэлы до Гвианы и Вест-Индии. Новый трибунал вскоре стал даже более коррумпированным, чем трибуналы в Лиме и Мехико. В течение более столетия поблизости не было вице-короля, чтобы держать его в узде. А когда в 1719 году было наконец создано вице-королевство Новая Гранада, картахенская инквизиция была слишком сильна, чтобы позволить вмешиваться в свои дела. Первое аутодафе состоялось в феврале 1614 года. Тридцать жертв были проведены через город и осуждены за различные незначительные провинности. Желая посостязаться в помпезности и зрелищности с аутодафе в Лиме и Мехико, картахенские инквизиторы отнеслись к своим обязанностям с небывалой серьезностью, и «многословие было таково, что церемонии продолжались с половины десятого утра до позднего вечера».
К семнадцатому столетию состав населения Вест-Индии и Карибского побережья Латинской Америки был более разнородным и разнообразным в культурном и расовом отношении, чем в других испанских колониях. Помимо испанских и португальских поселенцев тут были индейцы самых разных племен и народностей, а из-за доступности региона для морского сообщения здесь было больше европейцев – итальянцев, англичан, французов, голландцев, – чем в Мексике или Перу. Во времена начального завоевания Карл V правил не только Испанией, но также и Священной Римской империей, и потому многие из ранних конкистадоров были немецкого и австрийского происхождения. К 1600 году их потомки составляли крупную немецкую общину. И наконец, постоянно росло количество черных рабов, привозимых из Африки. В Вест-Индии и вдоль Карибского побережья, в городах вроде Картахены, Маракайбо и Каракаса, люди разных культур, рас и национальностей проживали в близком соседстве, подчас в прямом родстве. Люди со смешанной кровью составляли все более значительную часть населения. А физиологическое скрещивание неизбежно сопровождалось скрещиванием идей и религиозных верований, из которого выросло – в разных своих проявлениях и обличьях – «вуду». А иногда это порождало и причудливые сплавы христианства и древних индейских верований.