Цербер
Шрифт:
— Но мы не ошиблись. Батя! Жми, осталось уже немного!
— Ты, это самое, так… чуешь?
— Чую! В самую точку!
— Эх, несет нас окаянная сила!..
Михаил вовремя вспомнил, что «окаянной силой» вертолетчики и вообще все летные люди называют свои машины, если они взлетают-садятся не с помощью распластанных, как поется в старой песне, крыльев. «Например, помело», — подумал он.
— Впереди-то гроза! Тучища какая, а?!
Глава 42
Подобно капле густых чернил в родниковой воде исполинская туча росла, вспухала,
Туча растекалась, брюхо, плоское и твердое, как могильная плита, утюжило воздух, изгоняло его из-под себя, порождая короткие и страшные вихри, воронки ветра.
Видевшие ее говорили потом разное. Кто-то находил в ней изломанные прочерки сухих молний, которые убивают без грома. Кто-то, наоборот, слышал в почти полной тьме грозный рокот и рев стихий. Но и те, и другие, и третьи, не увидевшие и не услышавшие ничего особенного, кроме обещания долгожданного дождя, сходились в том, что как только удивительно ровный неразмытый край добирался до них, с ним, гасившим солнце, являлись в их души беспричинные страх, беспокойство, тоска, отчаяние.
Выли собаки, и метались кошки. Коровы ревели в хлевах, плакали в голос дети. Трещала и умолкала радиосвязь, гасло электричество, телефонные провода несли сумятицу. Люди ждали, задирая головы, когда же разгневавшееся небо прольется слезами, которые, как любые слезы, принесут ему и всем им облегчение. Но ожидания их были тщетны.
Где-то там остался светлый солнечный день, где-то там осталось высокое чистое небо, здесь же лишь тяжелая туча давила, пригибала к земле, наполняя глаза тьмой, а сердца трепетом.
Черные края ее, казалось, начали багроветь, а внутри зажглись неведомые огни, негреющие, призрачные и манящие отсветы погребальных процессий. Высокие хоры вознесли свое многоголосье, а может быть, это уже не выдерживали нервы у никогда прежде не наблюдавших такое людей.
Будто впервые коснулось их всех это ледяное дыхание. Будто родившееся из ниоткуда черное облако не имеет ничего общего с дождями и грозами, которые знали, понимали и к каким привыкли они, от каких прятались или бесхитростно приплясывали под струями, радуясь влаге и урожаю, все поколения их предков и предков их предков.
Так оно и было.
Глава 43
Девушку Нату застрелили в душевой. Нюта успела вскочить с кровати, спрятаться в шкаф. Ее выдала защемившаяся простыня. Стрелявший выпустил три пули, на разной высоте, раненая Нюта вывалилась, и он прикончил ее контрольным выстрелом в затылок. Перевернул обнаженное сметанно-белое тело, оглянулся на голые ноги смуглой Наты, торчащие через порог душевой, смятую постель, и по тонким губам пробежала усмешка.
Артура второй убийца нашел в кабинете. Как ни быстро работали они, Артур смог уловить опасность еще до того, как они начали, но никуда не успел скрыться.
Дольше всего повозились с Солдатом, хотя с него они трое, прибывшие с Бусыгиным, начали. Солдату второпях не сделали контрольку, а он оказался на редкость живуч. С восемью пулями в теле смог вслепую дотянуться до отброшенного огнемета и выпустить одну-единственную струю. Правда, получилось, что он выпустил ее на самого себя: его бросили рядом с крыльцом, и дуло огнемета почти упиралось в стену. Но крыльцо и часть стены загорелись.
Двое увидели это из разных окон второго этажа. Почти одновременно выскочили в общий коридорчик-галерею.
— Время?
— Одиннадцать-одиннадцать.
— Нормально.
— Там у ворот, на КПП, вроде было четверо, одного оставят, а трое сюда прибегут.
— Я их встречу, иди вниз. Что там у Гуся?
— Как это мы с этим прокинулись… Вот силен, собака.
— Ладно. Девке — укол, если понадобится, только не переусердствуйте.
— Я Гуся придержу. Черт, ливня только не хватало.
— Иди, нам недолго продержаться. А ливень — это хорошо, это как раз кстати…
Глава 44
— Время? — бросил подполковник, не поворачивая головы.
— Одиннадцать-одиннадцать.
Чернота уже закрыла почти весь видимый горизонт, край ее приходился как раз над серединой летного поля. Было что-то зловещее в том, как медленно передвигалась тьма по бетону площади и траве за ним. Четкая граница света и тени, как это изображают в рисованной мультипликации, сказках про добрых и злых волшебников. Сейчас налетят бесы, восстанут призраки, подхватят, унесут…
Подполковник неприятно удивился нелепице, что полезла вдруг. У него хватает забот помимо. Особенно сейчас.
— Как она прет…
— Боишься промокнуть, майор?
Последствия захвата и пропущенных сообщений о нем тоже проявились со всей возможной быстротой.
Над Старохолмским аэродромом появился спортивный — как потом выяснилось — «Як-18П», старенькая двухместная стрекоза. Ниоткуда кроме как с крохотного, с единственной грунтовой полосой, аэродромчика в Звиево он прилететь не мог.
Готовясь к операции, на что ему был отпущен ровно час, подполковник выяснил, что именно там находится военный городок, где проживает основная часть летного и наземного состава офицеров и гражданских специалистов с семьями. Аэродромчик был бывший досаафовский, с незапамятных времен, почти заброшенный, откуда уж там взялся одинокий спортивный самолет, почему — там, а не на самом Старохолмском, где всегда можно было бы найти уголок для любой частной, даже «левой», что нынче не редкость, машины, — теперь не узнать. И почему он сюда явился, не узнать, как и то, кто и зачем, сорвавшись на стопроцентный риск, пилотировал «Як».