Церковные песнотворцы
Шрифт:
Профессор Е. И. Ловягин, вникая в суть переводимых им канонов на двунадесятые праздники, свидетельствует о святом Иоанне Дамаскине, что он, в частности, в каноне на Рождество Христово «изображает преимущественно те спасительные действия, которые произошли для рода человеческого от явления Сына Божия во плоти», а в каноне на Крещение Господне «преимущественно изображает… какие именно духовные плоды доставило нам Крещение Господне». Ту же мысль о возрождении человечества благодатью Триединого Божества профессор Е. И. Ловягин усматривает в канонах преподобного Иоанна Дамаскина на Святую Пятидесятницу и остальные двунадесятые праздники.
Спасение, изведение человека из мрака и глубин греха в свет, веселие и любовь Христову
Помазуеши, совершая человеческое существо, Царю Безначальне, Духа общением [181] ,– исповедует Преподобный. Это прежде всего дорого ему; ради этого он готов терпеть непрестающие скорби и болезни, лишь бы человек знал, какое духовное богатство уготовано ему обнищанием Христа и пришествием, общением Духа.
Призыв преподобного Иоанна Дамаскина к свободному раскрытию в себе всех сил души навстречу благодати, призыв, преисполненный любви и сострадания, так нужен нам; он не утерял в веках своего значения, а может быть, даже приобрел еще большую силу в наши дни.
181
Минея. Месяц ианнуарий, 6. Утреня. Канон 2. Песнь 9, тропарь 2.
Последнее, на чем необходимо остановиться в постижении личности преподобного Иоанна Дамаскина, – это его исполненное любви отношение ко всему созданному миру Божию, и особенно к видимой природе. Во всем песнотворческом достоянии Церкви никому из песнописцев (кроме преподобного Космы Маиумского, но у того совсем по-другому) не удалось сказать таких проникновенных и опять же психологически близких человеку слов, какие сказал о природе Божией преподобный Иоанн Дамаскин.
Здесь неуместны повторения, но если иметь в виду образы природы Божией, данные Преподобным в отдельных строках антифонов (написанных стихами), его обращения в праздничных канонах ко всем стихиям мира, наконец, его глубокие размышления о природе души человеческой в его воспоминании царицы времен – весны (в каноне на Антипасху), – этого будет достаточно, чтобы запечатлеть образ преподобного Иоанна Дамаскина как глубочайшего психолога и тонкого поэта-песнописца.
В заключительных строках данного очерка нам представляется необходимым сказать следующее. Святая Церковь сохранила нам неоценимое сокровище своего богослужения на протяжении многих веков. Сила и красота этого богослужения, его воздействие на человеческую душу не потерялись до нашего времени. Непроизвольно, даже как бы помимо своей воли – в силу безусловности служения Богу и Его поиска – человеческие души влекутся к Церкви как живому богочеловеческому организму, где находят утоление своей извечной жажды, паче же всего очищение от грехов и спасение непостижимой милостью Божественной благодати.
И среди живого наследия Церкви, живых скрижалей ее слова – в совершении чина Божественной службы, пленяющей человеческую душу в горняя, – особенно ценны, особенно охраняются труды святых отцов, посвятивших себя составлению песней церковных, образующих весь чин богослужения. В числе этих бессмертных имен, давших людям неугасающее пламя Божественной жизни, имя преподобного Иоанна Дамаскина, богослова и песнотворца VIII века, занимает одно из видных (если не первое) мест.
Нам очень отрадно в заключение сослаться на мнение Первосвятителя и Предстоятеля Церкви Русской, ныне покойного патриарха Алексия, который в своей речи, произнесенной 18 апреля 1948 года по поводу церковного пения, сказал: «…такие песнописцы, как св<ятой> Иоанн Дамаскин… и другие древние творцы церковных песнопений – навсегда останутся идеалами церковного творчества» [182] .
182
Алексий (Симанский), патриарх. Речь в Московской Духовной Академии о церковном пении 18 апреля 1948 года // Слова, речи… Т. 1. С. 247.
Место Великого канона преподобного Андрея Критского и других его произведений в песнотворческом достоянии Церкви
Литургическое богословие и труды церковных песнописцев
Труды песнопевцев и отцов Церкви, вошедшие в состав богослужения, рассматриваются в последнее время как особый раздел – литургическое богословие. Мы не находим подобного определения в работах маститых исследователей песнопения и песнопевцев Православной Церкви ни в XIX веке, ни в начале XX века. С трактовкой богослужебного достояния отцов и песнопевцев Церкви как литургического богословия мы встречаемся только во второй половине XX столетия – особенно отчетливо она представлена преосвященным Вениамином (Миловым) [183] .
183
Вениамин (Милов), епископ. Чтения по литургическому богословию.
Разбирая чинопоследование вечерни, утрени и других частей богослужения Православной Церкви, изложенное в различных богослужебных книгах, преосвященный Вениамин, касаясь трудов святых песнописцев, весьма обстоятельно излагает значение тех или иных произведений, которые, будучи посвящены различным спасительным догматам нашего православного исповедания, и в наше время имеют непосредственное отношение к жизни, подвигу и великому делу спасения каждого из членов Церкви – как мирянина, так и инока.
Автор «Чтений по литургическому богословию» отдает дань как отдельным отцам, так и их различным произведениям, то бегло, то более подробно касаясь тех основных богословских положений, которые в них раскрываются. Эти-то положения и составляют живую ткань предмета литургического богословия.
В наших опытах разбора богослужебного достояния Православной Церкви мы пошли по пути исследования отдельных творцов этого великого достояния – с уяснением как отдельных богословских истин, являющихся предметом воспевания этих отцов, так и возможного понимания индивидуальности каждого из преподобных песнопевцев, обогативших в меру своих дарований сокровищницу православного богослужения.
Тем плодотворней было бы, по нашему разумению, сопоставить между собой различные подходы к изучению православной литургии; рассмотреть труды отдельных церковных песнопевцев со стороны их значимости как литургистов-богословов, иными словами – со стороны участия каждого из церковных песнописцев в созидании литургического богословия.
Сила православного богослужения – в его непосредственном воздействии на человеческую душу, и потому анализ этого воздействия, возможно, и не является безусловным, как безусловно само священнодействие богослужения. Вместе с тем исследование источников, тех живых кладезей, которые питают это Безусловное, не может быть признано излишним, тщетным.