Цетаганда. Этан с планеты Эйтос. В свободном падении
Шрифт:
— При всей славе, сир, это не из тех вещей, которыми я мог бы похвастаться дома. Скорее, из тех, которые засовывают на дно самого глубокого ящика, что у меня есть.
— Вот и отлично, — произнес Флетчир Джияджа тем же ровным голосом. — Особенно если вы спрячете вместе с ним все связанные с этим воспоминания.
Ага. Вот в чем дело. Взятка за молчание.
— За последние две недели не много было такого, что я вспоминал бы с удовольствием, сир.
— Вы вольны вспоминать все что угодно, пока не упоминаете об этом.
— Публично — ни в коем случае, сир. Но я обязан составить рапорт.
— Ваши официальные
— Я… — он бросил взгляд на белый шар Райан, — согласен.
Джияджа удовлетворенно прикрыл свои светлые глаза. Майлз чувствовал себя очень странно. Можно ли считать взяткой награду за то, что он не мог не сделать? Хотя если подумать… могут ли его родные барраярцы счесть, что он заключил своего рода сделку? Подлинная причина того, зачем его задержали прошлой ночью для беседы без свидетелей с Императором, наконец начала брезжить в его не проснувшемся окончательно мозгу.
«Но они же не могут вообразить, что Джияджа перевербовал меня за двадцатиминутный разговор? Ведь нет же!»
— Вы пойдете со мной, — продолжал Джияджа. — По левую руку. Пора идти. — Он встал; ба подобрали шлейф его наряда.
Майлз с тихим отчаянием смотрел на парящие шары. Его последний шанс…
— Могу я поговорить с вами еще раз, леди Райан? — Не зная, в котором из них сидит Райан, он обращался ко всем трем шарам разом.
Джияджа обернулся через плечо и сделал рукой разрешающий жест, хотя сам продолжал шествие, торжественность которого подчеркивалась пышностью одежды. Один шар последовал за ним, другие два задержались. Бенин стоял у открытой двери. Не самая интимная обстановка. Что ж, все верно. Он все равно мало что мог высказать вслух.
Майлз неуверенно переводил взгляд с одного шара на другой. Наконец один исчез, и там сидела Райан, почти такая же, какой он увидел ее в первый раз, — застывшие белые покрывала под облаком блестящих волос. Она до сих пор лишала его дыхания.
Она подплыла ближе, протянула руку и дотронулась до его левой щеки. За все время это было ее первое прикосновение.
«Если она спросит: „Болит?“ — клянусь, я укушу ее».
— Я столько брала от тебя, — сказала она негромко, — и ничего не давала взамен.
— Разве так не положено ауту? — не без горечи произнес Майлз.
— Я не умею по-другому.
Из рукава она достала темное блестящее кольцо, похожее на браслет. Прядь шелковых волос, длинная, свернутая в кольцо так, что казалось, у нее нет ни начала, ни конца. И протянула ему:
— Возьми. Это все, что я смогла придумать.
«Потому, что это все, что у тебя есть, миледи. Все остальное было бы даром твоего созвездия, или Звездных Ясель, или аутов, или твоего императора. Ты живешь в мире, богатство которого не поддается воображению, и тебе не принадлежит ничего. Даже твои собственные хромосомы».
Майлз принял кольцо волос из ее рук. Оно было прохладным и мягким.
— Что это означает? Для вас?
— Я… я не знаю, — призналась она.
«Честная до конца. Эта женщина вообще не умеет лгать?»
— Тогда я принимаю его, миледи. На память. Схороненную глубоко-глубоко.
— Да. Пожалуйста.
— Так вы будете помнить меня? — У него с собой не было абсолютно ничего, что он мог бы дать ей, сообразил он, если не считать того, что посольская прачечная оставила на дне карманов. — Или вы предпочитаете забыть?
Ее голубые глаза сверкнули, как луч солнца на леднике.
— Это не грозит. Ты сам увидишь. — Она плавно отодвинулась от него. Вокруг нее медленно соткалось защитное поле, и она исчезла. Два шара медленно поплыли следом за император.
Поляна напоминала ту, на которой проходила церемония декламации, только больше: пологая чаша естественного амфитеатра под искусственным небом Райского Сада. Белые шары аут-леди, аут— и гем-лорды в белых одеждах усеивали ее склоны. Дальние ряды были заняты посланниками со всей галактики. В центре, окруженный цветами, располагался еще один круглый силовой купол метров пятнадцати в диаметре. Сквозь его полупрозрачную оболочку Майлз разглядел груду даров, сложенных вокруг саркофага, на котором покоилась хрупкая фигура аут-леди Лизбет Дегтиар. Майлз прищурился, пытаясь разглядеть в куче даров полированный футляр из клена, но меч Дорки, наверное, лежал где-нибудь с другой стороны. Впрочем, какая разница.
Зато теперь у него будет место в первом ряду и почти императорский обзор. Первыми в императорской процессии следовали девять белых шаров консортов и Прислужницы, затем семь — сосчитайте-ка, ребята — семь гем-губернаторов, и только потом сам император с почетной охраной. Бенин без лишнего шума занял место гем-генерала Нару. Майлз настороженно ковылял в свите Джияджи. Должно быть, он являет собой любопытное зрелище: низкорослый, щуплый, угрюмый, с физиономией как после хорошей потасовки в баре космопорта. Цетагандийский орден «За заслуги» ярко сиял на фоне черного придворного мундира. Не заметить его было невозможно.
Майлз решил, что Джияджа использует его как намек своим сатрап-губернаторам, причем намек довольно зловещий. Поскольку Джияджа явно не собирался разглашать подробности последних событий, Майлз мог только предположить, что это относится к разряду «если сможешь — угадай» и имеет целью действовать на нервы не столько фактами, сколько неопределенностью. Оч-чень специфическая разновидность террора.
«Ну и пусть их ломают голову». Правда, это «их» никак не относилось к барраярской делегации. Форобио смотрел на него в совершенном шоке. Маз казалась удивленной, но довольной; она показала на грудь Майлза и сказала что-то своему жениху. Форриди имел отчаянно подозрительный вид. Айвен казался… спокойным.
«Спасибо, что хоть ты мне веришь, братец».
Да и сам Майлз немало поразился, когда в задних рядах гем-лордов увидел лорда Йенаро. Йенаро был одет в пурпурно-белую форму гем-чиновника Райского Сада десятого разряда, шестой степени — низший чин. Низший из высших, поправился Майлз. Похоже, он получил-таки должность придворного парфюмера. Значит, Джияджа взял под контроль еще одно орудие противника. Чисто сработано.
Они заняли отведенные им места в центре чаши. Стайка молоденьких гем-девушек возложила к центральному куполу последние цветы. Запел хор. Майлз поймал себя на том, что подсчитывает, во что обошелся месяц траурных церемоний даже при минимальных заработках всех вовлеченных в эти мероприятия. Сумма выходила… космическая. Он начал всерьез жалеть, что не успел позавтракать. Кофе тоже можно бы выпить больше… «Я не отрублюсь. Я не буду чесать нос, и задницу тоже не буду… я не…»