Чада в лесу
Шрифт:
— С радостью.
Бёрден был озадачен. Эти люди так милы, а он ждал совсем другого. Он должен был задать вопрос, который, если не задать его очень осторожно, мог бы показаться им оскорбительным. Что ж, он попытается:
— Не могли бы вы сказать, мистер Райт, чем ваша церковь может привлечь подростка? Простите, если чем-то задел вас, я этого совсем не хотел. Но ваш э-э… девиз «Господь любит чистую жизнь» может скорее… прошу прощения, скорее оттолкнуть пятнадцатилетнего подростка, чем привлечь.
Несмотря на извинения Бёрдена, Райта его вопрос все же задел. Он холодно проговорил:
— Мы привлекаем только верой в Бога, инспектор. Возлюби ближнего своего, твори добро, не обмани и не изменяй мужу своему или жене — вот наши заповеди. Не стану описывать наши обряды и литургию, думаю, вам это не интересно, но все они очень незатейливы. Джайлз был убежденным англиканцем, он пел в хоре церкви Святого Петра. Но, очевидно, решил, что для него это слишком сложно и запутанно. Все эти разные молитвенники, все эти Библии. Никогда не знаешь, то ли это римско-католическая месса, то ли заутреня 1928 года, то ли Книга молитв альтернативной службы, то ли там просто будут петь и хлопать в ладоши. Там лишь благовония и колокольный перезвон, тамбурины и духи. Потому он и пришел к нам.
— Но его родители не члены вашей церкви? Кто-нибудь из его родственников или друзей посещает вас?
— Насколько я знаю, нет.
В разговор вмешалась Фекла:
— У нас все просто, вы видите. Именно это и нравится людям. Мы честны и не идем на компромиссы. В этом — ну, наша сущность. Наши правила и принципы всегда одни и те же, они практически не изменились за последние сто сорок лет.
Муж взглянул на нее. Что значил этот взгляд, Бёрден понял, лишь когда она, потупившись, сказала:
— Извини, дорогой. Знаю, это не мое дело обсуждать доктрины.
Райт улыбнулся, а ее лицо залил легкий румянец. Что бы это могло значить? Неужели женщинамне положено вмешиваться в разговор?
— Мы приветствуем всех новичков, инспектор, хотя и не пускаемся при этом в пляс от радости. У молодых, да вы и сами знаете, больше энтузиазма, чем у взрослых. Они отдают молитве все сердце и всю душу.
Ни Бёрдену, ни Вайну нечего было сказать на это.
Фекла Райт кивнула.
— Налить вам еще чаю? — спросила она.
Потом Бёрден сказал Вексфорду:
— Он совсем не казался фанатиком. Вполне приличный человек, его церковь проста и открыта, у меня он не вызывает никаких подозрений.
— Ты случайно не собираешься стать новообращенным? — спросил старший инспектор. — Того и гляди, помчишься туда в воскресенье утром.
— Этого мне только не хватало. Кстати, мне не понравилось их отношение к женщинам. Оно не лучше, чем у талибов.
— Как бы там ни было, главное, мы теперь знаем, что Джайлз Дейд не ходил в церковь в воскресенье утром, а если бы он остался дома, то, скорее всего, пошел бы туда. Не был он там и в обед. В пятницу вечером, когда миссис Дейд звонила из Парижа, автоответчик не был включен, но он был включен в субботу вечером и в воскресенье вечером тоже. Все это наводит на мысль, что они покинули дом где-то в субботу. Но, с другой стороны, они могли просто включить автоответчик в субботу вечером, чтобы спокойно посмотреть телевизор и не отвлекаться на звонки.
— А в субботу вечером вся Англия смотрела по каналу Ай-ти-ви последнюю серию «Лестницы Якоба», в которой инспектор Мартин Якоб умирает. Говорят, этот фильм смотрели двенадцать миллионов, возможно, Джайлз и Софи Дейд, а с ними и Джоанна Трой тоже были его поклонниками. Включили автоответчик, чтобы никто не мешал… Думаю, отсутствие Джайлза в церкви на следующий день с большей точностью указывает на время, когда они ушли из дома.
— То есть они ушли в воскресенье утром, — сказал Бёрден, — или где-то в обед? Но куда и зачем?
Глава 4
За утро вода прибыла, и теперь до стены ей оставалось всего несколько дюймов. Дора сделала пару снимков: на первом вода еще не дошла до тутового дерева, на втором было видно, какого уровня она достигла к четырем часам. Наступили сумерки, а потом разлилась тьма, милосердно спрятав поток под своим покровом. Камеру пришлось отложить до утра.
— Я бы так не смог, — ошеломленно и вместе с тем восхищенно сказал Вексфорд.
— Рег, да ведь ты никогда не был хорошим фотографом, сам знаешь.
— Да я не о том. Нас вот-вот зальет, а ты делаешь снимки.
— Как Нерон, который играл на скрипке, когда Рим полыхал?
— Скорее как Шеридан, который сидел в кафе и, наблюдая за горящим на другой стороне театром «Друри-Лейн», приговаривал: человек имеет право выпить, сидя у своего камелька.
Сильвия рассмеялась. А вот парня, которого она пригласила на ужин, рассмешить было трудно. Вексфорд видел его уже не впервые и сейчас, как и раньше, не испытывал от встречи особого восторга. Кэллум Чепмен был довольно хорош собой, но умом не блистал, да и разговор поддержать не мог. Неужели одна только внешность так много значит для женщин? Сам он никогда в это не верил, но, если, конечно, его собственная дочь — не исключение из общего правила, значит, всю жизнь ошибался. В этом парне не было никакого шарма. Он даже улыбался редко. Вексфорд еще ни разу не слышал, как он смеется. Возможно, он, как Диана де Пуатье, до такой степени заботился о своей внешности, что никогда не улыбался, боясь, что на лице появятся морщины.
Анекдот Вексфорда привел его в замешательство. Он произнес в нос, как обычно говорят бирмингемцы:
— Простите, я не понял. А в чем смысл?
Вексфорд попытался объяснить. Он рассказал, что театр был как бы собственностью драматурга, все его пьесы игрались там, что он отдал театру сердце и душу, а огонь пожирал «Друри-Лейн» прямо у него на глазах.
— И кто-то находит это смешным?
— Это всего лишь пример позерства, беспечной бравады перед лицом опасности.