Чадо от профессора
Шрифт:
О, Боже, лишь бы ее ребёнок нашёлся!
— Успокойтесь. Это вам никак не поможет, — сжимаю ее локоть сильнее.
А сам борюсь с собой. Желая большего, когда моей женщине так плохо.
Как мне помочь ей? Что я должен сделать, чтобы это прекратилось?
— Пожалуйста, — шепчет она, умоляюще глядя на меня. — Моя девочка.
Она кажется безумной. Наверно любая мать на ее месте сходила бы с ума. Я и сам чувствую, что крыша намерена съехать с катушек, пока я хаотично соображаю,
Охрана! Надо предупредить охрану!
Лера в очередной раз направляется в длинный коридор. Достаю из кармана телефон, чтобы позвонить на проходную и предупредить, чтобы никого с детьми не выпускали с территории университета. Но смартфон вдруг начинает вибрировать.
«Игорек» — гласит надпись.
— Сейчас вообще не время! — рявкаю в трубку.
— Да я по делу, — начинает он.
— Не сейчас! — я было собираюсь положить трубку, однако какой-то лепет на заднем плане, привлекает мое внимание.
— Твоя пропажа, — успевает бросить Игорь, и я вновь прикладываю телефон к уху, — у меня.
— В смысле?
— Ну, какая-то малявка на пару заявилась. Я думал она с кем-то из присутствующих, а тут объявление…
— Я понял. Какая аудитория?
— Триста пятьдесят седьмая.
— Угу. Спасибо, Игорек, — облегченно выдыхаю благодарность и кладу трубку. — Пойдёмте, Лера.
— Что? Куда? А вдруг она вернётся сюда?
Хватаю ее за руку и увлекаю за собой в глубину коридора.
— Аудитория триста пятьдесят семь, — бормочу себе под нос. — Это здесь.
— Что здесь? — недоумевает Лера. Похоже, от шока она плохо соображает.
Все хорошо, Мандаринка. Нашёл я твою малышку.
Открываю дверь и заглядываю в кабинет. Улыбаюсь, отыскав глазами маленькую проказницу. Копия Леры. А ведь могла бы быть моей…
Морщусь от неприятного ощущения скрутившего душу в узел. Будто снова стал свидетелем того, как та, что украла сердце, втыкает в это самое сердце иголки.
Беру себя в руки. И вновь усмехаюсь:
— Студентка Ксения, вас к ректору вызывают.
— Я слышала по радио. Но я ещё не все стихи рассказала! — возражает малышка.
Надо же, даже упёртая, как мама. Обогнув меня, Лера врывается в аудиторию.
— Ксения Валерьевна! Ну, ты у меня получишь!
Валерьевна? Хмм…
Невольно пытаюсь вспомнить всех подозрительных парней, что окружали Леру, когда мы ещё были вместе. Виталик — псевдожених. Лера вообще говорила, что это какой-то там ее брат. Но после ее предательства я поставил под сомнение все, что она мне когда-либо говорила.
Ещё друг какой-то был, которого я не видел ни разу. Вполне вероятно он и был ее парнем. Тем, с которым я тогда видел ее в окне. Как же его… Валера? Да. Вроде так и есть.
Значит Ксюша его дочь? Интересно, они все ещё вместе? Переехали в Москву? Навсегда? А как же бабушка? Со мной то отказывалась…
Черт! Что-то меня понесло.
Разворачиваюсь к двери, с намерением поскорее уйти, оставив воссоединившуюся семью на попечение Игоря. Чувствую непреодолимое желание навести справки о своей новоиспеченной студентке.
Однако мое внимание невольно цепляется за Леру. То, как тяжело она откидывается на дверь. Бледнеет, буквально на глазах. Ей плохо?
Конечно, плохо, идиот! Она же такой стресс пережила!
Не в силах оставить ее в таком состоянии, наклоняюсь к ней:
— Вернёмся к изначальному вопросу: вы в порядке?
— Д-да, — желая казаться уверенной, выдавливает Лера.
Отпустив ребёнка, она тут же пытается встать. Но тело явно не слушается.
Хмурюсь, ощущая, что меня волнует ее состояние куда сильнее, чем мне бы того хотелось.
— Игорь Николаевич, боюсь, мне придётся освободить вашу студентку от занятия. Обеих, — смотрю на девчушку, которая похоже начинает волноваться, когда Лера устало прикрывает глаза. — Пойдёмте, я провожу вас в медпункт, Валерия.
Я как какой-то незнакомец подхватываю свою бывшую… студентку под локоть и вывожу из кабинета.
Все что я могу.
Хочу взять на руки, прижать к себе, убедиться, что она в порядке. Но это фантазия…
А в реальности, моя рука нерешительно скользит по шелковой рубашке вдоль позвоночника. Лере неловко от моего присутствия, ещё и так близко. Я чувствую это.
Но не понимаю.
Если она никогда не любила меня. Если действительно солгала, ради пари с подругой, как заверяла в нашу последнюю встречу… Тогда почему дрожит от моих прикосновений?
Почему на бледных щеках появляется румянец, когда мои пальцы добираются до обнаженной шеи над воротником светлой рубашки?
Почему она тараторит, словно пытаясь заглушить ненужные мысли?
— Дочь, никогда! — ее голос едва не срывается от волнения. — Запомни, никогда больше так не делай!
— Мам, ну ты же сама мне номер сказала. Вот я и пошла…
— Никогда! Без мамы никуда нельзя ходить! А если бы там были медведи? Они бы съели мою Мандаринку!
Мандаринку…
Значит, я все же оставил свой след в ее памяти? Может не такой яркий, как выжженное клеймо в моем сознании. Однако какие-то крупицы есть. А это уже что-то…
— Мишки-ми-ми-мишки! — поёт малышка.
Стоп, Костя. Не спеши, только. Не вспугни снова.
Выравниваю дыхание, сбившееся от представших взору картин желаемого будущего, и, улыбнувшись, смотрю на Ксюшу: