Чаепитие в преддверии
Шрифт:
– Господин Иванов.
Встал человек, сидевший посредине. Значит, его фамилия тоже была Иванов. Второй Иванов проделал все то же, что и первый Иванов. И если первый Иванов вспотел, то второй Иванов был бледен. Он вернулся на диван. Его лицо просто кричало бледностью на фоне черного дивана. А чиновник позвал третьего, и тот тоже прочитал то, что было написано, и поставил, где нужно, свою подпись. И опять я ничего не уразумел.
– Ну вот и прекрасно, господа, - произнес чиновник, закрывая папку и начиная завязывать
– И сейчас мы отправимся.
Я опустил пустую чашечку на остывшее блюдце, и чашечка мелодично звякнула. Чиновник взглянул на меня. Я поблагодарил его за чай.
– О, не стоит, - откликнулся он.
Сказав, что это был превосходный чай и что ничего подобного мне не доводилось пробовать, я хотел откланяться и уйти, но вместо этого вдруг начал перечислять сорта чая, сравнивая их достоинства, и, не в силах остановить поток красноречия, сказал, что чай - это вино философов и тонких поэтов и вырос он из ресниц погруженного в познание мудреца, чтобы бодрить мир, клюющий носом над вечными вопросами... В этом месте моей речи свет погас, и я замолчал, хотя сказать хотелось многое.
– Что это?
– спросил кто-то.
– Да ничего такого, не беспокойтесь, господа, просто свет отключили, это бывает, сейчас включат. Но свет не зажигался.
– Не беспокойтесь, господа, - повторил чиновник.
И, обернувшись на его голос, я увидел во тьме бледное, уродливо сплюснутое, топорное, дегенеративное лицо с большими, напряженно округлившимися и поднявшимися на уровень лба ушами,
Я молчал, мгновенно наполнившись льдом и одеревенев.
Трое на диване тоже молчали.
Это белый телефон, вспомнил я и расслабился.
Меня обдало жаром. "Собственно говоря, что я здесь делаю?" - спросил я себя и подумал, что сейчас самое время уйти. Никому ничего не говоря. Я сижу в двух шагах от двери. В моей руке чашка с блюдцем.
Осторожно поставить на соседний стул.
Свободной рукой я нащупал стул. Затаив дыхание, медленно поднес к нему чашку на блюдце.
Теперь опустить.
Раздался треск.
Чашка подпрыгнула на блюдце, оглушительно звякнув, и я чуть не выронил блюдце из дрогнувшей руки.
Помещение озарилось светом. Спичка лучисто горела в руке чиновника над безобразной скуластой мордой телефона.
– Сейчас, господа, - сказал чиновник.
Послышался звук выдвигаемого ящика. Спичка угасла. Чиновник треснул другой, и огонек вспыхнул и перетек со спички на толстую бледную свечу. Чиновник приподнял руку над головой, чтобы озарить сидевших на диване. Все были на месте. Чиновник улыбнулся.
– А в этом что-то есть, не правда ли, господа? Какое-то древнее очарование. Мы со свечой и отправимся. Чиновник обратил лицо ко мне.
– Кстати, и вы можете к нам присоединиться.
Я поспешил поблагодарить его и сказать, что не смею больше задерживать группу.
– Помилуйте!
– воскликнул чиновник.
– Это минутное дело. У меня как раз есть один свободный паспорт. Только вписать вашу фамилию.
– Благодарю вас, но я не думаю, что мне будет полезна и интересна эта экскурсия, - ответил я.
– Отчего же?
– Да ведь я в этом городе родился и знаю каждый угол и камень.
Чиновник покачал головой.
– А заблудились.
Я смутился.
– Дело в том, что именно этот район... я здесь редко бывал. Ну и, честно говоря, здесь ничего достойного внимания нет.
– Позвольте, а наше бюро?
Я принял это за шутку и улыбнулся.
– Так вот, - сказал чиновник, - смею вас заверить, что ничего старого вы не увидите. Для вас все будет внове.
В его голосе звучала некоторая торжественность. И мне почудилось, что я действительно могу увидеть нечто новое, отправившись на экскурсию... Но возможно ли? Я здесь родился и столько прожил. Да и ночь на дворе.
– Но сейчас ночь, - сказал я.
– Это не имеет никакого значения, - ответил чиновник.
– А то, что вы увидите, достойно внимания. Я молчал.
– Ведь, знаете, как бывает. Бывает так, что путешествие оборачивается славой. Вот, например, однажды белый Изгнанник отправился на экскурсию и имел потрясающий успех, когда вернулся и поведал обо всем, что увидел.
На диване кашлянули.
– Ну так что же вы молчите?
Я сказал, что у меня мало денег.
– Деньги вам и не нужны.
– Экскурсия бесплатная?
– насторожился я.
– Нет-нет, расплатитесь потом. Когда у вас будет много денег... Очень много денег. Итак?..
– Чиновник со свечой в руке слегка подался вперед, глядя на меня.
– Могу я позвонить?
– спросил я.
– Увы, телефон не работает, - ответил чиновник.
И не успел он договорить, как телефон затрезвонил.
2
Да, портфеля нигде не было. Ни в прихожей, ни в шкафу, ни под столом. Григорьев заглянул в ванную. Там была жена. Перед зеркалом она красила губы. Хотя и без помады они были достаточно соблазнительными, даже слишком.
– Ты не видела портфель?
– спросил Григорьев.
Жена взглянула на него из зеркала.
– Куда-то подевался, - пробормотал Григорьев, глядя на отражение жены. В зеркале ее смуглое лицо казалось не столь моложавым, и один глаз был больше, а другой хитрее. Отражение жены беззвучно пошевелило накрашенными губами, рука поправила выбеленную перекисью прядь. Отражение воссоединилось с женою, и воссоединенная жена вышла из ванной. Она была хороша и выглядела, конечно, моложе своих лет, моложе своего мужа. Она положила в сумочку помаду, протянула руку к пальто. Григорьев опередил ее, снял с вешалки бордовое пальто, распахнул его.