Чарли, который... бегал по крыше
Шрифт:
Конечно, если предмет был одушевлённым, то тут интерес и азарт были ещё больше. Когда он был ещё 7-8 месячным щенком и ещё отпускался, хотя и в наморднике, временами с поводка, то мог без устали по 20-30 минут и более гоняться за одной и той же овчаркой или доберманом и при этом, не отставая от них ни шаг (!) и не отвлекаясь ни на одну другую собаку, находившуюся поблизости, делать свои бесконечные броски и прыжки (разумеется, только в голову!), стараясь поймать, наконец, добычу, но намордник не позволял ему этого, а охотничья натура, в свою очередь, не позволяла ему отказаться от погони ввиду её безрезультатности.
Он был настолько ловкий, быстрый и стремительный, что не раз почти играючи перебарывал (находясь, конечно, в наморднике -
Если на горизонте маячила "добыча", то он был способен на поистине цирковые трюки - лишь бы её достать. Он мог, находясь на корте, в один прыжок с места преодолеть ограждение 120-130 см высотой, причём, не касаясь его лапами. Если поверх барьера шла металлическая сетка, не позволявшая ему выпрыгнуть наружу, то он мог, подпрыгнув, в одно мгновение оказаться и удерживаться как кошка всеми четырьмя лапами на бортике шириной едва ли в 10 см. А однажды, увидев на противоположной стороне своего врага-ротвейлера, прыгнул прямо на металлическую сетку и повис, вцепившись в неё зубами. Как-то Чарлик был на балконе и что-то, видимо, привлекло его внимание - он, не раздумывая, а, может быть, и вполне сознательно (ведь у настоящих бультерьеров инстинкт самосохранения почти на нуле) вскочил всеми четырьмя ногами прямо на балконное ограждение (шириной не более 10 см и более 1 метра от пола) и неизвестно, чем бы это кончилось для него (до земли-то было более 20 метров), если бы рядом не оказалась жена...
Надо сказать, что он, как будто зная своё истинное предназначение, вырос как раз таким (по размерам и по комплекции), чтобы при случае максимально эффективно суметь реализовать свой потенциал. Он был всего 48 см в холке и только 21 кг веса (да и то в лучшие времена). Он был, конечно, атлет, но не тяжёлоатлет, а скорее многоборец. У него не было ничего лишнего. Для буля, каких мы привыкли видеть теперь, но не какими они были прежде, он был даже слишком худым и время от времени на его боках проглядывались рёбра. Но, с другой стороны, я видел очень мало бультерьеров с такой рельефной мускулатурой плечевого пояса и груди, как у него. С более массивной мускулатурой - да, но с более рельефной и более тренированной - нет.
На фоне этого, может быть, излишне стройного тела его голова была особенно впечатляющей (46 см в обхвате - по отношению к росту пропорция почти как у английского бульдога). Это была не голова, а настоящий "таран", одного удара которого часто оказывалось достаточно, чтобы противник либо был сбит с ног, либо неподдельно взвизгнул от боли. Под стать этой голове были и зубы (клыки почти 2,5 см длиной!), по размеру ничуть не уступающие овчарочьим. Среди дилетантов, пытающихся хоть как-то объяснить для себя почти невероятные способности этих, таких маленьких по размеру собачек, очень распространены всевозможные сказки насчёт того, что у бультерьеров "зубы растут в два ряда", "челюсти в 22 атмосферы" и т. п. Челюсти у бультерьеров, конечно, очень сильные, но, думаю, что не сильнее, чем у многих других крупных собак. Алиса, например, с костями равной величины расправлялась, как правило, быстрее, чем Чарли, а вцепившись в поводок и будучи раскрученной, способна описывать круги в воздухе, не выпуская поводка, а ведь весу в ней всё-таки в два с лишним раза больше, чем в том же Чарли. Но дело в главном, а не в деталях: вцепившись, буль, благодаря своему характеру, уже никогда не выпускает свою добычу, а всё сильнее и сильнее сдавливает челюсти, а собака любой другой (не бойцовой) породы, поначалу даже очень крепко вцепившись, вскоре отпускает свою жертву, поскольку не знает, что с ней делать дальше, тем более, если хозяин командой "фу" или "дай" приказывает ей отпустить. У неё просто отсутствует инстинкт "держать".
Как известно, у бультерьеров различают четыре типа телосложения (см., например, книгу Т. Хорнера): "бульдог", "терьер", "далматин" и так называемый "промежуточный" тип. Это всё настолько условно, что, думаю, в чистом виде ни один из них не встречается, а все бультерьеры принадлежат всё-таки к промежуточному типу, но у одного больше бульдожьих признаков, а у другого - терьеровских и т. д. Чисто внешне (особенно у дилетантов) больше ценится тип "бульдога" (он более мощный, но он же менее проворный, не такой ловкий, как это необходимо для этих собак, и не такой выносливый); в функциональном отношении лучше всё-таки тип "терьера" (он не такой тяжёлый, как "бульдог", но более ловкий, стремительный и выносливый), именно "терьеров", как уже упоминалось, предпочитают "бульдогам" в таком серьёзном деле, как охота на кабанов; идеальным же с точки зрения выставочного эталона является "промежуточный" тип.
Чарли был, конечно, не "бульдог", а скорее "терьер". И это, к счастью, не раз спасало ему жизнь во время его безрассудных выходок (я, например, не представляю себе "бульдога", балансирующего на балконном ограждении на 20-метровой высоте, как и не представляю себе "бульдога", бегущего 20 км за велосипедом да ещё со скоростью 12 км/час).
Последняя история о Чарли, которую я хочу вам поведать, надеюсь, подтвердит мою правоту.
Как я уже говорил, Чарлик был в душе "охотником". И вот однажды в нашем подъезде появилась... кошка. Первая встреча с ней состоялась на лестнице, когда мы направлялись с Чарли на прогулку. При виде кошки он настолько "обомлел", что лишился "дара речи" (как выяснилось потом, и покоя - тоже). Он весь напрягся, прижался к ступенькам, готовясь к броску, но прочно натянутый поводок не позволял ему это сделать. Кошка, впрочем, нисколько не впечатлилась такой храбростью и решимостью - она и не собиралась уступать нам дорогу! Мне стоило немалых усилий заставить её всё-таки отпрыгнуть в сторону и пропустить нас без того, чтобы предоставить Чарлику возможность самому расчистить нам дорогу.
Когда мы возвращались, кошки на нашем пути не было, хотя Чарлик очень хотел продолжить с ней "знакомство" и отчаянно выискивал её глазами и вынюхивал воздух. Вскоре кошка вновь дала о себе знать, облюбовав почему-то для себя место прямо на площадке перед нашей дверью. Когда в очередной раз мы направились на улицу и я едва успел открыть дверь, как Чарлик пулей вылетел на площадку, но мелькнувшая перед ним кошка успела проскочить сквозь решётку, закрывавшую лестницу, ведущую на чердак, а Чарлик с разгону проскочил сквозь решётку головой, но застряла его более широкая грудь.
Вообще-то раньше, когда открывалась входная дверь, он не имел привычки выскакивать на площадку, но теперь, всякий раз придя домой, он устраивался около входной двери и жадно принюхивался, карауля свою добычу. Так продолжалось несколько дней. Кошка то появлялась, то куда-то исчезала и мало-помалу Чарлик стал иногда покидать свой "сторожевой пост". Может быть, это и усыпило в какой-то мере нашу бдительность.
И вот однажды днём (стояла осень и было уже холодно, но снег ещё не выпал) жена и сын направились в гости и только они, ничего не подозревая, открыли входную дверь, как Чарлик пулей вылетел из коридора на лестничную площадку и тут же, с ходу проскочив сквозь решётку в её более широкой части, устремился на чердак вслед за кошкой, которая и была причиной его стремительного бегства.
Беда заключалась в том, что решётка была заперта на замок и мы не могли сразу пуститься вдогонку. В нашей части дома под одной крышей находятся три подъезда и, в принципе, деваться ему с чердака некуда было, если перекрыть сразу все подъезды. Жена осталась на месте, сына отправили в первый подъезд, а я побежал во второй. К счастью, там входы, ведущие на чердак, оказались не запертыми и вскоре мы с сыном уже внимательно осматривали полутёмный чердак. В душе я надеялся, что у кошки хватит ума заскочить куда-нибудь повыше, где Чарлик не сможет её достать. Однако на чердаке их не было...