Чародей колдовского мира
Шрифт:
Шапурн и Шил понеслись. Приспосабливаясь к взлетам и падениям подо мной могучих мышц, я в который раз подумал, что ни одна лошадь Эсткарпа не сравнится с этими скакунами. В то же самое время, хотя всегда считал, что не обучен тайнам, я прокричал некие слова из очень древних текстов.
И сразу едва не онемел от изумления. Клянусь — хотя человек, который это не видел, может мне не поверить, — клянусь, что я не только услышал эти слова, но и увидел их! Они были подобны огненным стрелам и понеслись вперед, как иглы из оружия, которого у меня больше не было. Снова клянусь: я увидел, как они
Послышался и звук, громче моего крика. Это были раскаты грома. Затем над головой раздался резкий высокий вопль; Эфутур крикнул что-то, но я не разобрал его слов. Он запрокинул голову, как человек, ожидающий нападения сверху. Поднял хлыст, и резкий высокий вопль оборвался. С неба что-то упало, ударилось в землю перед нами и взорвалось темным облаком дыма; мгновение спустя Шапурн и Шил, не в силах свернуть, пронеслись через это облако, и нас охватило зловоние.
Но я не видел ни следа тела, которое должно было здесь лежать. Только дым и зловоние, а затем мы вырвались на открытый воздух.
Теперь я услышал вой Серых и писк из травы, который, раз услышав, никогда не забудешь. Конечно, там расти. Они накатились на нас волной, и Шапурн и Шил, спотыкаясь, заплясали в ярости; снова и снова ударял хлыст Эфутура, поджигая траву и расчищая нам путь. У выхода на дорогу в Ха-харк мы встретились с Серыми и сразились с ними. Мой меч рубил плоть, ударялся о кости. Шил закричал, когда когти и зубы вцепились в его шкуру. Снова я бросил слова и увидел, как враги расступаются перед огненными стрелами.
Затем послышался звук, и по сравнению с ним весь шум и грохот битвы — ничто. Ибо удар обрушился не только на врагов, но и на нас. Ослабевший, оглушенный, я прижался к спине Шила. Успел краем глаза заметить, как бессильно опустил руки Эфутур, его хлыст повис. Но я увидел также, как отшатнулись Серые, прижимая руки-лапы к ушам, словно от страшной боли поворачивая головы.
Не знаю, сколько продолжалось такое состояние. Но наконец сознание мое очистилось, и я почувствовал, как спотыкается подо мною Шил. Он сделал один шаг, другой; я поднял голову и, как и думал, увидел, что он опять идет за своим вождем Шапурном по дороге в Ха-харк. На спине Шапурна сидел, повесив голову, Эфутур. Он как будто еще не пришел в себя.
Я хотел оглянуться: не преследует ли нас враг. Но как ни пытался, не смог повернуть голову. Дело не в слабости: мои мышцы как будто не повиновались мне. А когда наконец я смог посмотреть назад, ни следа преследователей не было видно. Зловоние, которое сопровождало нас с самого озера, тоже исчезло. Но в воздухе стоял иной густой запах с металлическим оттенком, для которого у меня нет слов.
Когда мы оказались среди руин, Эфутур выпрямился и через плечо посмотрел мне в глаза. Он был очень бледен, но такого напряженного выражения я у него никогда не видел.
— Не делай этого больше! — Слова его прозвучали приказом.
— Не знаю, о чем…
— Ты разбудил древние силы, и тебе ответили. Больше не используй здесь свое колдовство, чужеземец. Я не верил, что ты тоже можешь пробуждать силы…
— Я тоже не верил, — искренне ответил я. — И не знаю, почему это сделал. Я не чародей, а воин.
Я сам не мог поверить в происходившее, хотя был его частью. Мы в Эсткарпе твердо верим, что только мудрые женщины могут контролировать невидимые силы и общаться с ними. Мое поведение совершенно неестественно. Конечно, мой отец обладал некоторыми способностями, и даже волшебницы признавали это. Вместе с нашей матерью леди Джелит он использовал силы не руки и тела, но сознания и воли.
Но что касается меня, то я не хотел иметь с этим ничего общего. Мне хватало ума понять, что эксперименты в таких делах, когда нет нужной подготовки, когда не умеешь принимать предосторожности, отъявленная глупость. Они способны причинить вред не только тем, против кого направлены, но и всем окружающим. Эфутур может быть уверен, что я больше не стану пробовать. Тем не менее, я помнил звук, для описания которого у меня нет слов, и гадал, что это было и откуда пришло.
Наверное, мы оказались надежно защищены ударом, потому что как ни оглядывались и даже возвращались назад, преследователей не обнаружили. Наконец Этуфур убедился, что погони нет, и мы выехали на мощенную плитами дорогу, ведущую из Ха-харка к границам Долины.
Когда мы проезжали мимо резных скал с защитными словами на них, Эфутур время от времени останавливался и делал знаки. Некоторые из них я знал, другие были мне неизвестны. Но я понимал, что он пробуждает защиту Долины, настораживает ее охрану. Наконец мы подъехали к главному камню, самому большому из них, — Этаяну. На камне были глубокие борозды, окрашенные зеленью. Полководец Долины повернулся ко мне и отдал приказ:
— Положи на них свои ладони.
Я испытал легкий гнев, потому что он явно подозревал меня. Ему показалось, что ради блага живущих в Долине меня больше нельзя в нее впускать. Но я подчинился его приказу, слез с потной спины Шила, подошел и прижал ладони к символам, которые были частью Силы, — никакое зло не может взглянуть на них, тем более прикоснуться.
Пальцы мои коснулись холодного камня, грубого и шероховатого, покрытого нанесенной ветром пылью; но под кончиками пальцев поверхность изменилась. Мне показалось, что зеленые полоски стали ярче, а сам камень потеплел. Но меня не поразило ударом, вообще не пришло никакого предупреждения — только ярче зелень и теплее камень. Прижимая ладони, я взглянул на Эфутура.
— Убедился, что я не предатель? — спросил я.
Он изумленно смотрел на камень. Потом протер рукой глаза, словно отгоняя туман. И наконец сказал:
— Не знаю, что скрывается в тебе, Кемок. Но кажется, ты не принесешь нам зла. Мне пришлось это сделать. — Голос его звучал виновато.
— Это твое право. — Конечно, это так, хотя моя гордость и была уязвлена. Как полководец, он не должен допускать в Долину опасность, которая может открыть в нее дорогу Великой Тени. А что он знает о нас, троих беглецах из Эсткарпа, кроме того, что мы сделали, оказавшись в Эскоре?
В конце дня мы подъехали к домам, оплетенным вьющимися растениями и крытым сине-зелеными перьями. По дороге нам встречались люди из племени Эфутура. Но горцев, сопровождавших Динзила, не было видно. Я почувствовал облегчение.