Чародейка из Вавилона
Шрифт:
Меня подвезли первой. Двухэтажный дом встретил пышными клумбами петуний в зачарованном палисаднике и небесно-голубым фасадом. Перекрасила, все-таки, пока меня не было.
Я глубоко вдохнула насыщенный вавилонский воздух, взяла тяжелый чемодан и поднялась на высокое крыльцо.
Дверь тут же распахнулась.
– Привет, мам.
***
Стол ломился от выпечки, фруктов и двух видов жаркого. Мы не держали слуг – это был какой-то странный пунктик – и мама готовила все сама. Я с ужасом смотрела на это разнообразие и опасалась за свой желудок, привыкший к пресным кашам. И за фигуру, безусловно –
– Ты так похудела, Рина! – будто прочитав мои мысли, сказала мама.
– Видимо, это ненадолго, – пробормотала я и все же, отставив тарелку из-под мяса, взяла круассан. Один раз не жиробас, как сказал бы Вадя.
Мама сидела напротив, ничего не ела и не сводила с меня взгляда. Немного встревоженного и трагичного – она всегда смотрела на меня с каким-то трагичным выражением.
– Как там Вадя? – снова вторила моим мыслям она. Третий глаз у нее, что ли, открылся. Хоть она и была целителем, а все целители в большей или меньшей степени менталисты, ей досталась скорее меньшая степень.
– Поехал в Сады за какими-то букашками.
Обожемой, как это вкусно. Целая вечность без шоколада, как я жила все это лето? Да за это душу можно продать.
Надо надеть свои часы со счетчиком калорий – я не брала их с собой, чтобы они не сломались от маградиации.
– Это правда, что на вас напали в дороге? – градус трагичности вырос вдвое. – Тебя не ранили?
Ох, после того, чего я только каким-то чудом избежала в Хлебах, это казалось таким далеким.
Я отложила половинку круассана и отпила горячее какао без сахара.
– А что об этом говорит дядя?
Она поджала губы, как делала всегда, когда речь заходила о дяде.
– Он уехал в середине июня и все еще не вернулся.
Я поставила чашку мимо блюдца, и какао расплескалось по голубой скатерти.
– Как?
Где он? Он жив? А вдруг его убили дикие?
Во мне вновь появился этот противный страх, который теперь внушали мысли о диких – который должен был остаться за ВКАДом.
– Не волнуйся. Он регулярно шлет отчеты с постов. Последний был из Спелых Хлебов четыре дня назад.
Трагичность зашкалила, и вокруг нас начала сгущаться настоящая Аура Трагичности. В глазах заплясали черные точки.
Я нервно дернула рукой, и кружка опрокинулась совсем. Какао выплеснулось, залив блюдо с выпечкой, и тонкой струйкой потекло на ковер.
– Что с дядей? – хрипло спросила я.
– Твой дядя участвовал в штурме. Он… жив, – она опустила глаза, и мне померещилось отчетливое «к сожалению», повисшее в воздухе.
Я выдохнула, откинулась на спинке стула. Ох, даже ладони взмокли. Заставила же она поволноваться. Конечно, дядя в порядке. Он первоклассный маг и первоклассный боец. Наверняка прихлопнул не одного дикого там, у Хлебов.
– Когда он вернется? – спросила я.
– Не знаю.
«Надеюсь, никогда», – снова померещилось мне в ее тоне.
Я встала из-за стола.
– Хочу принять ванну и выспаться. Спасибо за обед, – вежливо произнесла я и ушла.
На лестнице снова накрыла дрожь. О чем только думает Академия, посылая нас в эти дыры, кишмя кишащие дикими? Это же просто безрассудство, нам ведь еще нет и двадцати одного года, а некоторым даже восемнадцати!
Испуг привычно обернулся злостью, и стало немного легче – хотя сердце все еще учащенно стучало.
Так, все. Забыли. Мне определенно нужна ванна.
Глава 4. Вавилонская Академия Магии
В Вавилоне творился форменный беспорядок. Все как с ума посходили перед Днем Памяти, будто первый раз его праздновали. Наехало всякого сброда со всех уголков Империи, не удивлюсь, если и крысы из консервов повылазили, и дикие из своей Глуши тайком просочились мимо постов. Ни в один приличный магазин нельзя было зайти, чтобы не попасть в суетливую давку, товары на полках все перевернуты и перещупаны, у всех какие-то обезумевшие лица, будто, если не закупить наряды и подарки сейчас, потом все закончится.
На улицах очень ярко – тренд на псевдо-эльфийскую пластику, стихийно вспыхнувший еще весной, набирал бешеные обороты. Каждый второй маг, у которого были деньги, нарастил острые уши и заострил скулы, а каждый третий – навел иллюзию на уши и скулы. Волосы всех расцветок до бедра, что у женщин, что у мужчин, золотистые и серебристые узоры на всех частях тела, кроме лиц – лица не трогали из-за параллелей с эмблемой у солдат-немагов, одежда – максимально легкая и воздушная. Каторжане и те здесь выглядят лучше: вон, какие откормленные и лоснящиеся, и одеты прилично. Все так искристо, аж дух захватывает после тусклой провинциальной серости. Я поддалась общей лихорадке и тоже купила себе пару платьев в духе греческих богинь, правда, более закрытых и облегающих – и черных, и дорогую мерцающую пудру «Галадриэль».
В салоне для меня подвинули общую запись, и мой мастер после двух часов напряженного колдовства над волосами сумел вернуть им прежний блеск и мягкость. От окрашивания в модный «хвост единорога» я отказалась, зато не сдержала искушения нанести это на свои ногти. Потом подумала о предстоящем собеседовании и заставила сменить цвет на классический красный.
Не представляла я своего будущего босса поклонником грив и когтей цвета ярмарочного конфетти.
***
За день до начала занятий вернулся Вадя. Выглядел он еще более рассеянным, чем весной, и больше, чем в Хлебах. Теперь, даже когда он вроде бы присутствовал в этой реальности, мысли его блуждали где-то далеко отсюда. Он даже не заметил предпраздничной суеты, когда мы гуляли по городу и закупали всякую ерунду для учебы на раскинувшихся прямо посреди широких тротуаров школьных ярмарках.
– Может, тебе купить самозаписывающую тетрадь? – предложила я, потому что если он не очнется к учебе, у него не будет ни одного конспекта. Конечно, это не панацея – запись в них шла нечетко, особенно если профессор не отличался хорошей дикцией, и к тому же собирала все подряд – вплоть до болтовни других студентов. Но все же.
– Да ну, ее заряжать каждый день.
Я пожала плечами и взяла себе парочку – для домашних заданий. Лекции я как-нибудь напишу сама. Для меня заряжать амулеты не проблема, но многих это просто выматывает.