Чародейка
Шрифт:
Но это было еще не все. С откровенным смущением колдунья обнаружила, что сейчас не испытывала никакой ненависти к вновь обретенному отцу.
Глубоко в душе девушка была удивлена, встретив его. До сих пор он всегда был для нее лишь некоей абстракцией, каким-то загадочным, непостижимым в своих действиях человеком, бездушная жестокость которого обрекла ее на жизнь, полную боли, страха и страданий. И еще Садиру одолевало любопытство по отношению к нему. Ей хотелось знать, что он на самом деле за человек и пытался ли он когда-нибудь выяснить, что сталось с Бараках и зачатым ею от него ребенком.
Наглотавшись тепловатой воды из бурдюка и удовлетворив в какой-то степени одолевавшую ее жажду, Садира оторвалась наконец от горлышка бурдюка, завязала его и со словами благодарности вернула красивой женщине-эльфу, которая была ее единокровной сестрой.
Магнус нагнулся и встал на колени около Садиры.
— Позволь мне взглянуть на твои раны, прежде чем мы двинемся дальше, попросил он.
Пока целитель неловко развязывал своими толстыми пальцами повязки на руке колдуньи, Фенеон бесцеремонно открыл ее заплечный мешок и стал копаться в нем.
Увидев это, Садира мгновенно вскочила на ноги, поворачивая здоровую руку ладонью вниз, чтобы без промедления начать собирать энергию для колдовства.
— Не трогай мой мешок! — потребовала она.
Съежившись от страха, Раин отскочила от колдуньи.
— Не пытайся помешать ему, — предупредила она шепотом. — Не стоит с ним связываться.
— Положи мой мешок на место! — не унималась Садира, делая шаг в сторону отца.
Но эльф как ни в чем не бывало продолжал шарить в мешке, даже не посмотрев в ее сторону.
— В чем дело? Ты что-нибудь скрываешь от меня? — невозмутимо спросил он.
— Мы же договорились, — ответила возмущенная Садира. — Я предупредила тебя о том, что может случиться, если ты не будешь соблюдать условия договора.
Не обращая внимания на ее слова, Фенеон вытащил из мешка кошелек.
— Я пообещал тебе, что мы возьмем тебя в Ниобенэй, — ответил он, ухмыляясь. — Но я не сказал о том, во сколько это тебе обойдется.
С этими словами он швырнул мешок к ногам колдуньи, повернулся и ушел с ее кошельком в руке. Колдунья устремилась было за ним, уже собирая энергию для заклинания, чтобы убить отца.
Но ей помешал Магнус. Он обнял колдунью за талию громадной ручищей, легко поднял ее в воздух, одновременно сжимая ее кисть в своем кулаке.
— Неужели ты такая же ненормальная, как и он? — прошептал целитель ей на ухо.
6. ОАЗИС «СЕРЕБРЯНЫЙ ИСТОЧНИК»
Фенеон остановил караван и спрыгнул со своего канка на краю зеленого поля. Дальше начинались густые колючие заросли бересклета. Вытащив меч с костяным клинком, вождь клана эльфов начал энергично прорубать широкую просеку в колючем кустарнике, от которого исходил сладковато-терпкий запах. Продравшись сквозь него, эльф вышел на открытое пространство и метрах в тридцати впереди увидел небольшое укрепление из кирпича-сырца, ворота которого защищала караульная башня. Он остановился в растерянности, затем громко закричал:
— Торамунд! Что это за сюрприз ты мне приготовил?
С верхнего этажа башни высунулся эльф в кожаных доспехах. Хотя до него было достаточно далеко, Садира сумела разглядеть, что на нем был кожаный шлем, защищавший также нос и скулы. В руке он держал изогнутый меч с клинком из панциря канка.
— Забирай своих Бродяг Песков и убирайся отсюда, Фенеон, — так же громко ответил он. — Если тебе на этот раз и удастся что-то получить от «Серебряного источника», так это дюжину стрел в брюхо.
Чтобы придать больший вес словам Торамунда, эльфы, стоявшие на стенах укрепления, натянули луки, изготовившись к стрельбе. Все они целились прямо в грудь Фенеона. Бродяги Песков, мужчины и женщины, совершенно одинаково отреагировали на маневр защитников укрепления, поспешно натянув свои луки. У Торамунда было около пятидесяти лучников, в то время как отец Садиры располагал, по меньшей мере, вдвое большим количеством воинов.
Несмотря на реальную угрозу столкновения, Фенеон не проявил никакого желания отступить. Вместо этого он с презрительной усмешкой уставился на вражеских воинов, как бы сознательно провоцируя их начать стрельбу.
Колдунья повернулась к Магнусу, который ехал рядом с ней. С тех пор как она присоединилась к клану Бродяг Песков, Певец Ветров и целитель стал ее постоянным спутником. Он занимался лечением ее ран и отвечал за безопасность девушки.
— Магнус, в чем дело? Что здесь, собственно говоря, происходит? спросила колдунья.
— Все дело в серебре, — коротко ответил Певец Ветров, переводя взгляд своих черных глаз на ворота укрепления, по внешнему виду которого было несложно догадаться, что его возвели совсем недавно, так как ни на одном из кирпичей время еще не успело оставить свой след, а самый верхний их ряд был все еще темным от влаги. — Серебряные Руки считают этот источник своим и требуют серебряную монету с каждого, кто хочет напоить из него своих животных или рептилий, — пояснил Магнус.
Садира скривилась. Прошло всего лишь несколько дней с того момента, как она помогла эльфам клана Бродяг Песков перебраться через ущелье Гатхей и отправилась вместе с ними в Ниобенэй, но она уже могла представить реакцию Фенеона на такую непомерную цену. Поэтому она поинтересовалась:
— А что произошло в прошлый раз, когда вы побывали здесь?
— Бродяг Песков больше, чем Серебряных Рук, — ответил Магнус, подергивая ушами.
— Поэтому вы напоили своих канков, ничего не заплатив, — сделала вывод Садира.
— Нет, дело было не так, — пояснила Раин, застенчиво улыбаясь Садире. Мы еще ограбили их.
Раин стояла с противоположной стороны от канка Садиры. Ее кожа блестела от пота после утреннего перехода, а за спиной у нее был привязан сладко дремлющий долговязый малыш. Хотя это был ее ребенок. Раин не имела представления о том, кто был его отцом. То же самое она могла сказать и о своих четырех старших детях. Отношения, существовавшие между самой красивой женщиной клана и, по меньшей мере, полутора десятками мужчин, мало чем отличались от отношений, существовавших между какой-либо городской женщиной и ее мужем. И это несмотря на то что многие из них предпочитали водить компанию с более смирными и покладистыми женщинами, к которым они относились одновременно как к полурабыням и полуженам.