Час двуликого
Шрифт:
— Доброго здоровьица, товарищ Вадуев. Быков на проводе.
— Э-э, Быков, — сварливо сказала трубка, — ты что, мое имя не знаешь? Ты мне бюрократию не заводи. Чего хотел говорить?
— Дело у меня, Дени Махмудович, — вздохнул Быков, — может, не вовремя?
— Одному скажу — не вовремя, другому. А потом народ спросит: «А может, не вовремя мы его на высокое кресло сажали?» Давай твое дело.
— Хочу предложить кое-что.
— Молодец! — похвалил Вадуев.
— Я, что ли? — удивился Быков.
— Конечно, ты. Кто предлагает — тот всегда молодец. Кто все время просит — к тому присмотреться еще надо.
Быков подождал, вздохнул:
— Слышал я, горняцкая группа Коминтерна со Старых промыслов на смычку в Кень-Юрт собирается?
— Туда. А какая твоя забота?
— Не ездили бы в Кень-Юрт со смычкой, Дени Махмудович, — попросил Быков.
— Это почему?
— Думаю, политически неверно ехать в Кень-Юрт, — безжалостно воткнул в трубку Быков. Прислушался.
— Ты таким словом не бросайся! — наконец рявкнула трубка. — Ты фактически до меня это дело донеси!
— Донесу, — согласился Быков, — а как же. Для того и звоню. Что мы имеем в Кень-Юрте? Сравнительно спокойный район с крепким предсельсовета. Ехать рабочей делегации туда на смычку — значит, идти по проторенной дороге, прежняя смычка тоже ведь у них была. Второй раз туда соваться — значит, бежать от трудностей, запустить районы, которые действительно нуждаются в смычке. А этого нам никто не позволял. И Ростов за это по головке не погладит, — добивал Быков. Опять прислушался — не перестарался ли?
— Ты меня к стенке не припирай! — взвился Валуев. — Что предлагаешь?
— Предлагаю для смычки Хистир-Юрт. Самый сложный район — раз. Шайка Хамзата, что мы в поезде брали, оттуда. Теперь волнуются в селе, что ЧК против них зло затаила, — два. Член ревкома Митцинский там нашу линию проводит, это — три. Трех зайцев бьем, Дени Махмудович.
— Хитрый ты, Быков, — задумчиво заметил Вадуев, — хорошо придумал. Много масла в голове имеешь. Политически — в самую десятку стрельнем, а?
— Само собой, — согласился Быков.
— Советская власть от трудного дела не бегала, — подытожил председатель, — она его догоняла!
Быков набрал в грудь воздуха, спросил:
— Мяч найдешь?
— Какой мяч? — удивился Вадуев.
— Я к смычке своих чекистов подключу. В ней одного не хватает — спортсменов. Мои футбол знаешь как гоняют? Будь здоров. Ты представь, Дени Махмудович: грозная чека раздевается на футбольном поле для мирной игры, и нет у нее, оказывается, ни рогов, ни копыт. Так и быть, пожертвую на смычку день, хоть забот у нас невпроворот. Только вот мяч у моих поизносился. Мяч для такого дела найдешь? А потом возьмем да в центральную прессу ахнем, как все у нас состоялось: у Вадуева в области новаторски относятся к важнейшей политической кампании! — приберег козырь напоследок Быков.
— Будет мяч! — сурово сказал Вадуев. — Чечню переверну, найду мяч. Надо — сделаем! Молодец, Быков!
Быков осторожно перебил:
— Непонятно что-то, Дени Махмудович, мне-то за что комплименты? Идея насчет смычки твоя. Я только направление подсказал. Ты свои заслуги на меня не вешай, убедительно прошу. Так и у Митцинского завтра скажу — идея насчет смычки твоя. Ну, приятных тебе сновидений.
Посидел, отдуваясь, как после бега, позвонил Аврамову:
— Григорий Васильевич, не лег еще? Ну и ладненько. Чаем угостишь? Иду.
На квартире у Аврамова оглядел Быков голые стены, колченогий табурет (подарок Шамиля), сказал сурово:
— Не уважаешь ты себя, Аврамов. Не тянет, поди, в такую конуру после работы?
— Не тянет, — кротко согласился Аврамов, споро накрывая на стол.
Быков остро, исподлобья глянул — как уколол:
— Долго Рутовой голову морочить будешь? Ох-хот-ничек. Извел девку ухмылкой своей бесовской. Доухмыляешься, утянут из-под носа. А что, верно говорю, ребята у тебя есть, ох, пронзительные. Женился бы ты на ней, Григорий Васильевич, а?
Аврамов изумился, глянул на начальство: больно жалобно выпек Быков просьбу свою, будто о несбыточном умолял.
— Тебе на пользу и мне в удовольствие — давно на свадьбах не гулял, — упорно гнул свое Быков. — Она ведь такая ягодка, сердце за вас радуется. Ты на меня не зыркай, Аврамов. Достанется какому-нибудь обалдую, тогда вспомнишь старика. А вы с ней ладная пара, и детки у вас ладные пойдут на радость государству. Ну так как?
— Боюсь, — признался Аврамов, — так хоть какая-то надежда впереди, а откажет, тогда что?
— Ты это в голову не бери, — категорически сказал Быков, — мне виднее со стороны. Ждет она тебя. Ясно?
— Ясно, — вздохнул Аврамов.
— И вот моя настоятельная просьба: ты это дело форсируй.
— Митцинского форсируй, Соню тоже форсируй. Надорвусь, с кем работать станете? — резонно возразил Аврамов.
Быков потягивал чай с блюдца, жмурился, хитровато посматривал на старшего опера: разлюбезный у них плелся разговор, давно так в охотку не говорилось. Наконец отставил чашку, вытер пот со лба, поманил Аврамова пальцем:
— Ну-ка, глянь сюда. — Достал из кармана план Хистир-Юрта, расстелил на столе.
Аврамов нагнулся к самодельной карте:
— Хистир-Юрт?
— Он. Завтра гостить там будем. Всем отрядом явимся. Смычка.
— А спугнем? — взволновался Аврамов.
— А мы в качестве футбольной команды. Мы горнякам как спортсмены приданы. Твои орлы мячом играть не разучились?
— Ну, если мячом... — успокоился Аврамов.
— Значит, вот какая ситуация. Подходим всей колонной деликатно, тихо. Вот здесь площадь. Дом Митцинского сразу за поворотом, до него минута ходьбы. Тут громыхнет оркестр, начнется смычка, а я через минуту буду уже у дома. Если ему есть что скрывать, он меня не пустит. Тогда все ясно, именем Советской власти потребуем открыть. В случае перестрелки — дом на отшибе, позади ограды овраг, в общем, сделаем обычную работу по изъятию господ икс и игрек. На всякий случай, для подстраховки, в смычку человек пять в цивильном вольются. Думаю, что выцедим мы из дома шейха крупную рыбку. Ты не пробовал рассуждать: куда Федякин подевался? Парнишку похоронил и растворился. Все ведь прочесали под гребенку.