Час игривых бесов
Шрифт:
Для тех, кто сейчас вытаращил глаза в точности, как это сделал я в том апреле 1994 года: Сеул – это столица Южной Кореи. Нет, я это знал, конечно, однако не подозревал, что Южная Корея очень далеко обошла всех в мире по качеству пластической хирургии. Да, представьте! Не пижонистый Париж, не чинная Женева, ни крикливый Лос-Анджелес, не дешевые Афины (там даже самая сложная подтяжка стоит всего тысячу баксов), а тихий, вежливый Сеул впереди планеты всей в деле восстановления красоты и молодости.
Ну что ж, я послушался Гнатюка (я уже привык его слушаться беспрекословно) и отбыл в Сеул, порадовавшись, что у меня отличный английский (опять же – по настоянию моего приемного отца). Прожил я там четыре года, научился всему, чему следовало, причем мое увлечение биологией мне немало тут пригодилось,
С утра позвонила Инна, и Алена едва узнала голос подруги – таким он был жалким, несчастным и больным.
– Привет! – прогундосила Инна. – Ты там как, жива?
– Я-то да, – сообщила писательница. – А ты?
– Местами, частично. У нас, Тюлениных, такой грипп образовался – причем откуда ни возьмись! Вроде бы и не общались ни с кем, а вчера утром у меня горло жуткое, у мужа нос распух, и температура, и озноб...
– То есть что, ветром надуло? – недоверчиво спросила Алена. – Если не общались ни с кем, откуда гриппу взяться? Он, сама знаешь, заразная болезнь. А вы, Тюленины, наверное, простудились просто-напросто. Небось Ленька ходил на речку, на льду лежать, сонных рыб смотреть, а ты гоняла на лыжах до седьмого пота?
Ничего не сказала Инна, лишь в ответ тяжело вздохнула. И это было доказательством того, что Алена очень хорошо знает своих ближайших друзей.
– Ну что ж, – сказала писательница Дмитриева ехидно. – С наступающим днем рождения тебя, дорогая подружка Инна! Таким образом, наш банкет откладывается до будущего года. Чувствуется, ананас придется съесть мне самой. И шарфик розовый я себе подарю. Себе, любимой, и себе, что характерно, здоровой!
– Это не по-товарищески, Ленка, – просипела Инна, и Алена поняла, что подруга смертельно обижена. Иначе бы ни за что не назвала ее этим ненавистным именем! – Мы, Тюленины, не виноваты, что такой морозяка был. Ну ладно, ананас ты съешь, так и быть, спишем это на форсмажорные обстоятельства, а шарфик не вздумай износить! Один раз разрешаю надеть на какую-нибудь чумовую свиданку, а больше – ни-ни! Кроме того, я ведь нас, Тюлениных, знаю. Через недельку мы уже будем вполне в норме, так что ты все-таки рассчитывай к нам приехать. Напразднуемся вволю! Это ведь заранее день рождения нельзя отмечать, а позднее – сколько угодно. Кстати, тут соседи хрюшку колоть собрались. Помнишь их кровяную колбаску? Грозились снова ее приготовить и нас угостить. Так что все, что ни делается, все к лучшему!
Алена содрогнулась. Нет ничего на свете вкуснее кровяной деревенской колбасы с гречневой кашей. И ничего нет страшнее для девичьей стройности... Причем удержаться от соблазна и не поесть этой колбаски совершенно невозможно. Но, может, повезет, и Инна с Ленькой проболеют дольше, чем неделю? И их отпуск кончится, и они будут вынуждены вернуться домой? И Алене не придется ехать в деревню, чтобы подвергнуться этому жуткому колбасному искушению?
Хотя, с другой стороны, что им мешает привезти кровяной колбасы с собой в город? Нет спасенья, нет спасенья...
Удрученная этой мыслью, Алена рассеянно простилась с подругой, встала из-за компьютера и пошла на кухню выпить кофе. За несколько минут до того, как позвонила простуженная Инна, наша поденщица закончила обработку очередной порции романа про многотрудную жизнь Ивана Антоновича Саблина. Причем в этой части текста ее внимание привлекли две вещи. Во-первых, название города, где учился в медицинском институте Саблин. Хабаровск! Удивительное совпадение: с утра пораньше пришло письмо из Хабаровска с требованием электронного интервью, и, вдобавок ко всему, именно в Хабаровске какое-то время жил герой заказного романа. Еще во время первого разговора по телефону Саблин обмолвился, что роман будет печататься в нескольких номерах газеты, находящейся в неведомом городе. Напрашивается простейший логический вывод: газета сия называется «Зеленое яблоко», а находится она именно что в Хабаровске. Ничего особенного: биографическая справка автора – дело вполне естественное при публикации.
Странно еще вот что. Почему Саблин так уж уверен, что эта неведомая газета (ну, предположим, «Зеленое яблоко», без разницы) непременно захочет опубликовать рукомесло Алены Ярушкиной? Или у него уговор с редактором? С замом редактора?.. Или просто куплено несколько полос? Судя по размаху выплат гонорара, деньги для него – не цель, а лишь средство достижения цели...
Алена взглянула на часы – десять ровно. В Хабаровске, значит, семнадцать, ведь там день начинается на семь часов раньше. Маша, конечно, уже дома... Она набрала домашний номер своей хабаровской подруги, однако ответом были только длинные гудки. Ладно, перезвонимся позже, а пока вопрос можно задать и по электронной почте. Алена открыла «Outlook Express» и написала подруге письмишко, в котором не только сообщила ей о здоровье и состоянии своих сердечных дел, но и попросила узнать все, что только возможно, о газете «Зеленое яблоко» вообще, а о заместительнице главного редактора Нине Корпачевой – в частности.
Имелось в тексте еще нечто, что зацепило Алену, однако это «нечто» было совершенно неуловимым и неопределимым, хотя и существующим, – совершенно как... совершенно как феромоны, эти летучие вещества, которые испускаются всеми животными и воспринимаются даже не на уровне обонятельном, а скорее на чувственном, вызывая и половое влечение, и страх, и агрессию или покорность, и сигнализируя об опасности.
Кстати, вот и ответ на вопрос кроссворда охранника Славы: «биологически активные вещества, имеющие сигнальное значение и выделяемые специальными железами животных в окружающую среду в очень малых количествах – на букву «ф». И букв в слове «феромоны» меньше, чем в слове «фитонциды»...
Да, было, было еще нечто в новом отрывке текста, заставившее Алену насторожиться и взволноваться, но что?
Она вновь перечитала готовый фрагмент, однако ничего, подтверждающего свою тревогу, не нашла и взялась за обработку очередного отрывка.
Алена умела работать, совершенно отвлекаясь от реальности, так, что часы бежали мимо нее, не касаясь, словно на цыпочках, словно боялись отвлечь, и частенько, усевшись за компьютер утром, она, казалось, через час почти с ужасом обнаруживала за окном сумерки. Однако нынче выдался совершенно не такой день. Занятая историей Саблина, которая чем дальше, тем больше интересовала ее, Алена все-таки не могла перестать думать о том, что именно сегодня в «Барбарисе» дежурит Игорь. И, если честно, ее преследовало одно лишь желание: как можно скорей бросить все на свете выдуманные и совершенно неважные истории про чьи-то там долги перед неведомо кем – и вернуться к своей, реальной и единственно значимой для нее истории. Увы, вовсе не глубокая внутренняя самодисциплина не давала ей встать из-за компьютера, а просто трезвая оценка ситуации. Она уже давно помчалась бы в «Барбарис», однако раньше глубокого вечера там было совершенно нечего делать. Жанна сказала, что ремонтники будут трудиться до девяти. Значит, самое раннее, когда там можно появиться, это в половине десятого, а лучше в десять. Игорь к тому времени как раз достаточно заскучает и проголодается, а потому с восторгом набросится на сумки неожиданной визитерши. А также, хочется верить, и на нее саму.
Поскольку путь к сердцу мужчины лежит, кроме других, более прямых путей, также и через желудок, Алена отнеслась к задаче со всей ответственностью. На закуску авокадо и собственноручно маринованные креветки, черный хлеб с изюмом (дивное изобретение нижегородских хлебопеков!), а по случаю усиливающихся морозов – огненно-горячая тушеная баранина в глиняном горшочке: этому набору предстояло проторить дорожку к сердцу любимого. Открыть врата осажденной крепости должна была фляжка с бренди «Дар Темрюка». А закрепить победу над без боя сдавшимся гарнизоном предстояло тому самому ананасу, который сначала предназначался для Инны, ну а теперь, в связи с болезнью супругов Тюлениных... Нет, в самом деле: все, что ни делается, делается к лучшему!