Час игривых бесов
Шрифт:
– Совсем забыл, – буркнул отец. – Мы хоть тут не живем, но сигнализация какая надо установлена. Совсем забыл!
Выглядело все это довольно неуклюже, и Раечке стало ужасно стыдно перед Димкой за своего неотесанного папашу. Ну, может, Димка поймет, почему она иногда бывает такой грубой! Есть в кого!
Зато папка богатый, напомнила она себе, и чувство неловкости прошло. Папка богатый, а богатые имеют право на причуды. В самом деле, еще не хватало, чтобы отец считался с такими голодранцами, как Димкины приятели!
Один из них, Борис, еще как-то ничего, курточка стильная, а второй, по имени Лева, и в самом деле сущий лев, дикий какой-то. Молчит угрюмо, глазами зыркает по сторонам, руки в карманах... Откуда такие друзья у Димки?! Хотя, как ни странно, именно этот неприятный Лева очень понравился Свете. Так и давит на него косяка своими белесыми глазками, так и норовит оказаться к нему поближе! А на нее саму явно запал Бориска.
Нет, ну надо же! Тут должен состояться настоящий научный эксперимент, а Светка ведет себя так, будто на блядки пришла. Господи, хоть бы отец ничего не заметил! Зачем он ее только взял! Все было бы иначе, если бы он не брал с собой эту дуру бесстыжую!
Пока Раечка терзалась этими мыслями, все по настоянию дуры бесстыжей побросали в прихожей на табуретки куртки, сняли обувь и прошли в гостиную. Ну, насчет того, чтобы разуться, Раечка не возражала: здесь все затянуто огромным серебристым ковром, а на улице слякотища такая, с ума сойти.
У Бориски и у Димы оказались нормальные, приличные носки, а от ног Левы вроде бы даже попахивало, и носки у него были какие-то безумные, домашней вязки, что ли? Раечка с изумлением наблюдала за мачехой. При виде этих носков она и вовсе ошалела, уставилась неподвижным взглядом на Левину ширинку, на которой «молния» была почему-то застегнута не полностью, а сама знай только губы украдкой облизывает. И Раечка по-взрослому пожалела отца. Если это дело с феромонами пойдет, ему надо самому таким парфюмом начать пользоваться. Как это Дима называл мужской феромон? Адро... как-то там... андростадион, кажется [9] . Вот этим стадионом отцу надо мазаться с утра до ночи, чтоб жена от него не гуляла. Тогда другие девушки на него тоже будут обращать внимание, и Светка от ревности сдохнет!
9
Раечка ошибается – мужской феромон называется андростадиенон.
А впрочем, насколько знала Раечка, у отца никогда не было недостатка в любовницах. Особенно с тех пор, как он возглавил этот свой бизнес. Какой дурак сказал, что деньги не пахнут? Они пахнут похлеще всяких там феромонов! И притягивают посильнее всяких стадионов!
Вот разве что носки Левы могут составить им приличную конкуренцию... И если отец это заметит, Димкина затея провалится с треском!
Похоже, Димка тоже почуял (носом!) неладное и заспешил:
– Ну, начнем, господа. Начнем, да, Альфред Ахатович?
Отец угрюмо кивнул, устраиваясь в большом бледно-розовом кресле, еще затянутом упаковочной пленкой. Мягкая мебель была куплена и завезена, но не распакована: диван, угловой диванчик и три мягких кресла стояли под пленкой. Ну и ладно, для экспериментаторов сойдет.
Димка, получив официальное разрешение, открыл свою сумку и достал полиэтиленовый пакетик, в котором лежали два респиратора. Отец фыркнул, но спорить не стал и неловко пристроил респиратор на лицо. Он долго возился с завязками, пришлось Раечке ему помочь, потому что Света, совершенно ошалев, все шарила взглядом то по Левиным носкам, то по его ширинке, то по красивой, но несколько туповатой физиономии, обрамленной неопрятными кудрями. Ну и вкус у этой тощей дуры!
Димка сам ловко управился с завязками своего респиратора, однако Раечка все же подошла к нему, как бы проверить их, и украдкой потрогала его коротко стриженные, светлые, такие аккуратные волосы. Ой, Димочка, как же я буду любить тебя, когда мы будем вместе, когда ты станешь знаменитым, когда мы все разбогатеем еще больше с помощью твоих феромонов!
Димка поежился, но не оглянулся. Он был такой серьезный, такой деловой!
– Рая, дай мне твою руку, – сказал глуховатым респираторным голосом. – Запястье.
Она встала перед Димой и засучила рукавчик свитера. Димка достал из внутреннего кармана крошечную пробирочку, в каких продают душистые масла в аптеках, а еще концентрат чистотела продают – Раечка видела, его для сведения родинок и бородавок рекомендуют, – и там была даже пробочка такая аптечная со вставленной в нее стеклянной тонюсенькой палочкой...
– Рукав до локтя подними, – попросил Димка и открыл пробирочку.
Повеяло легким, немножко душным ароматом, и Света оживилась, задергала своим острым носом, в первый раз отвлекшись от аромата Левиных носков:
– Ой, «Дольче и Габбана», лайт блю! Какая прелесть!
Эти духи Раечка не выносила. Ненавидела их лютой ненавистью! Ими на все четыре стороны благоухала Алена Дмитриева. Это были ее любимые духи. Достаточно веская причина, чтобы Раечку тошнило от их запаха. Да еще и Свете они нравятся, ну ужас! И надо же, чтобы именно их Димка припас для участия в эксперименте.
Как бы все дело не провалить. Какой нормальный мужчина отреагирует на этот отвратительный запах?
– В принципе, – официальным тоном заявил Дима, – безразлично, с каким парфюмом смешивать феромоны. Они не влияют на структуру аромата-носителя, поскольку, подчеркиваю, не имеют самостоятельного запаха. Кроме того, феромоны в летучем состоянии на вомероназальный орган не действуют. Им необходимо смешаться с естественными выделениями кожи, чтобы начать испаряться.
Он схватил Раечку за руку и вылил на ее запястье все содержимое пробирочки – впрочем, там и была-то всего-навсего капелька.
Его прикосновение и совершенно забойное словосочетание – «структура аромата-носителя» – повергли Раечку в ступор, и она приняла на себя ненавистные «Дольче и Габбана» без звука и ропота.
– Рая, отойди от нас с Альфредом Ахатовичем подальше, – приказал Димка. – На всякий случай.
– Да ладно, – хмыкнул ее отец. – Что ты меня каким-то сексуальным маньяком норовишь выставить? Она все-таки моя дочь! Другое вообще дело, я не вижу никакой реакции на этот дурацкий феромон у твоих дру...
Он осекся, потому что Борик вдруг странно задергался в своем кресле. Он начал хвататься за подлокотники, не то пытаясь выбраться из объятий мягкой, даже слишком, быть может, мягкой мебели, не то силясь удержать себя на месте, а его ноги начали выплясывать по ковру, то раздвигаясь, то сжимаясь. И он стал громко дышать, водить по сторонам глазами, а потом уставился на Раечку и улыбнулся... так улыбнулся ей, что у нее запершило в горле.
Она даже не предполагала, что маленький и не слишком-то взрачный Борик может рассыпать из глаз такие искры! А его улыбка, а эти полуоткрытые губы, которые он то и дело облизывал, словно смотрел не на девушку, а на целый килограмм французских трюфелей «Fantaisie» – обалденно вкусных, самых вкусных, на взгляд Раечки, конфет на свете, таких жирных, таких сладких, таких горьких, таких... Раечка могла бы питаться только ими одними с утра до вечера! Ну вот сейчас у Борика был такой вид, словно он горстями запихивает в рот трюфели «Fantaisie».