Час крысы

Зайцев Михаил Георгиевич

Китаец напряг слух, расслышал голос депутатского зятя, и дверь в коридор открылась. Крыса увидел Аркадия Семеновича, за его плечом — Павла, а за Павлом виднелись две угрюмые рожи качков из охраны. Крыса нажал на спуск.

Первая пуля, пробив бок Аркадию

Семеновичу, застряла в животе у Павла. Раненый заведующий отшатнулся к дверному косяку, и вторая пуля убила Павла Лыкова, попав ему точно в сердце. Следующими тремя беглыми выстрелами китаец прикончил бугаев-телохранителей и добил доктора.

Вот так, без всякой романтики в стиле гонконговских кинобоевиков, Мастер циньна убил пулей своего ученика, сравнявшегося с ним в мастерстве. Один Будда знает, чем бы закончилась их встреча, рискни Крыса наказать дезертира без помощи огнестрельного оружия, согласись и Павел схлестнуться с ним в рукопашной схватке без всяких запретов и компромиссов.

Самсонов, без сомнения, слышал, как падали расстрелянные на пороге его больничных апартаментов, и тишину после их падений, разбавленную скрипом кресла, шелестом газеты, шелестящими, торопливыми шагами Крысы. И Михалыч не выдержал — толкнул дверь, высунулся из спальни.

— Лови! — Крыса швырнул Самсонову свой револьвер с глушителем. Депутат рефлекторно, двумя руками, поймал оружие, неловко его облапив, смазав отпечатки пальцев китайца на рукоятке.

Крыса сидел на корточках подле трупа Павла, прижав ладонь к кулаку застреленного ученика, к кулаку, сжимавшему рукоять «стечкина», пристроив свой палец поверх указательного пальца Павла на спусковом крючке, направив ствол на Самсонова Анатолия Михайловича, некогда старпома с судна «Академик Келдыш».

— Ты!... Ты меня?... — округлил по-детски глаза Михалыч, удивляясь в последний раз, всей душой, подкупающе искренне. — Но почему?...

— В память о Павле Лыкове. Я ему обещал, — ответил Крыса, нажимая пальцем Павла на спуск.

14. Вместо эпилога

Это правда, что за секунду умирания некоторые переживают другую жизнь. Ту, которую должны были прожить, но не получилось, не хватило мужества или веры в Бога...

Павел вновь увидел себя в тюремном дворе, в тени, в отдалении от других заключенных. Он и Крыса сидели на сложенных вчетверо циновках, разговаривали.

— И твоя надежда умрет вскоре. У тебя нет выбора, русский. Ты, нынешний, не сможешь, оставаясь спокойным внутренне, ломать людям кости, рвать им мышцы, пережимать вены. Тебе придется убить себя, продать душу. Найди ЦЕЛЬ, которая стоит души.

— Невозможно. Извини, такую ЦЕЛЬ я не смогу придумать. Что бы ни случилось — не смогу.

— Тогда, считай, ты уже труп.

— Хм-м... — Павел улыбнулся. — Ты же сам сказал только что — чтобы выжить, мне придется убить себя нынешнего. Получается, что я труп в любом случае. Куда ни кинь — всюду клин. Се ля ви...