Час скитаний
Шрифт:
– Пошли на балкон, – внезапно предложила девушка, потягиваясь, как кошка. – Мне душно. Посмотрим на закат.
Душно ей. Холод собачий! И какой закат ночью? Солнце скрылось. Можно сказать, до рассвета уже не так далеко.
«Проклятье! – подумал Младший. – Любительница романтики…»
Он, хоть и вырос в суровом краю, холод совсем не любил. А ещё не любил высоту. Но на балкон, куда они открыли дверь, повернув ключ в замке, Александр всё же вышел.
Снаружи было прохладно… это ещё не сказать ничего. Они накинули куртки, и всё равно «свежий» ветер пробирал до костей. Анжела села на стульчик у самого края, хотя вместо перил
Весело, ничего не скажешь.
Младший положил подруге руку на плечо, коснулся её светлых, точнее, осветлённых волос – и мягко, но настойчиво пересадил от края подальше, сам сел рядом на пол. Жуткая мысль пришла ему в голову. Он подумал, что понимает чувства того, кто начал Войну. Власть над жизнью и смертью – страшная вещь. Крохотное усилие – и чудовищная перемена. Один росчерк на бумаге (или на чём там они писали приказы?) – и миллионы живых людей пошли в огонь. Кто-то с радостью, если дед не врал, кто-то вынужденно. Но все пошли.
Хотя даже если бы не пошли… Почти все уже умерли бы от старости. Время всех уравняло.
Вот что будет, если они сейчас свалятся? Их знакомые и свидетели падения придумают какую-нибудь глупость про ревность или неразделённую любовь. Или про то, что они накурились той дряни, которую продают на рынке в палатке чёрного цвета гости с юга или востока. Накурились и решили, что могут летать как птицы. Никто не подумал бы, что это нелепая случайность. Конечно, им-то уже будет все равно… Там, внизу, асфальт и острые обломки шифера, а высота чудовищная. Даже упав в лужу, которая не высохла ещё после весенних дождей, разобьёшься к чёртовой матери.
Смерть – это действительно конец боли. Даже если боли уже нет, а есть только безразличие, за которое иногда стыдно.
Откуда такие мрачные мысли? Вроде всё хорошо… Нет ни голода, ни холода, есть крыша над головой. Можно не волноваться о будущем. В кои-то веки оно стабильно, хотя и не очень светло. Тысячи людей ему бы позавидовали. Хотя, конечно, он так и не приблизился к той цели, которую поставил себе несколько лет назад. Но она всё больше казалась ему невыполнимой.
– О чём ты думаешь? – спросила девушка.
– Да так. Ни о чём.
– Нет, я вижу, что ты загруженный. Колись, – стукнула она ногой по перилам. – А то обижусь.
– Я думаю, как много в жизни зависит от случая. Как одна секунда может поставить крест на всём, что было раньше.
«И ещё о том, что это место не самое хорошее для того, чтобы обзаводиться семьёй. А служба в гвардии города Питера – не самое лучшее, чем я занимался в своей жизни… а ведь я многим успел позаниматься».
– О, – она посмотрела на него, и ему почудилось, что на секунду вернулась та теплота, с которой она смотрела на него в их первые недели. – Я понимаю. У меня в жизни тоже так бывало.
Отсюда вид открывался ещё лучше, чем из окна, и они смотрели на город каналов, город шпилей и каменных дворцов, который именно в закатные часы был больше всего похож на сказочное царство, где просто обязаны обитать демоны, ведьмы, драконы и домовые.
Разве мог он подумать, что попадёт сюда? А ведь он много слышал и читал про этот город… Где-то здесь жил Раскольников, который старушку убил топором. «А после пошёл за пивом».
Проходя
«Но это не город из моих снов, – подумал Младший. – Нет».
Хотя он и не такой уж плохой, этот город. У него есть своя душа, даже если она черна и изломана. А где-то души совсем нет. И люди здесь не так уж плохи. Простые-то горожане не виноваты ни в чём. Как и простые «оборвыши», которых ихние бригадиры обдирали как липку и гнали как стадо на прорыв, на пулемёты магнатской гвардии. Те так и называли своих опытных бойцов – «пастухами», а новобранцев – баранами. И явно надеялись, что рано или поздно все жертвы окупятся добычей от разграбления этой потрёпанной шкатулки с драгоценностями.
Семь мостов когда-то связывали Остров с Большой землёй. Два из них, когда-то бывшие частью большой дороги под названием «ЗСД», были разрушены и затоплены во время взрыва большой бомбы.
Ещё один, Тучков мост, разрушился лет через пять после Великой войны, но до нового заселения. Четвёртый, под названием Дворцовый, повреждённый, подорвали намеренно при самых первых правителях, чьи имена уже ушли в область преданий – для проезда автомобилей он не годился, но пешим порядком по нему можно было проходить. Так вот, чтобы кто попало не шастал, его и взорвали. А три оставшихся, удобно расположенных, гвардейцы стерегли как зеницу ока, выставив по два кордона. Ещё была паромная переправа, но ею пользовались только эпизодически. Ну и конечно, лодочники. Уследить за ними проблематично, но массовых налётов… да и массовых побегов… Остров давно не знал.
Знаменитые разводные мосты Питера… Из оставшихся именно Благовещенский был разводным. Он когда-то так хотел их увидеть. Думал, дурачок, что они ещё работают. Думал, что их разводят вручную, крутят какие-нибудь ручки, шестерёнки вращаются, и они расходятся. Думал, что выражение «развести» в значении «обмануть» происходит именно от питерских мостов.
– Мне здесь нравится, – сказала Анжела.
– А упасть не боишься? – спросил он.
– Нет. Я с детства лазить училась. Иногда надо было залезть в такие окна, куда иначе было не пройти. Ну, чтобы найти там какую-нибудь полезняшку. Я худенькая была. Пролезала под любые завалы и доставала, что надо. А потом делилась. Хотя всегда хотелось сразу все слопать самой… Когда стала постарше, эта лафа закончилась. Сиськи выросли… и вот здесь по бокам тоже. Уже не пролезаю.
Это, конечно, было кокетством и преувеличением. Не настолько много и выросло. В меру.
«Но тогда ты уже могла бы зарабатывать на хлеб по-другому. И для себя, и для больной пьющей мамаши, и для младшего братца. Странно, что ты не пошла по пути других смазливых девчонок, думающих “от меня не убудет”. Хотя без защиты со стороны Абрамыча хранить непорочность ты бы не смогла. Что он такого в тебе разглядел? То же самое, что и я? Но почему тебя не обижает Червонец? Ведь он тупой жлоб, который умеет только хапать всё, что попадает в поле зрения его маленьких глазёнок. А уж такую ягодку мимо своего рта он и вовсе не мог пропустить».