Час волка. Введение в хронополитику
Шрифт:
Большая часть общественных процессов носит вероятностный характер. Вероятность – хитрая штука. Человеческое восприятие и мышление, как доказали Д. Канеман и А. Тверски устроены таким образом, что игнорируют маловероятные события и вообще плохо справляются с вероятностью. Меньшую вероятность люди, как правило, принимают за невероятность. Наиболее яркие примеры этого парадокса дала реакция общественности США и Великобритании на итоги президентских выборов 2016 года и голосования относительно выхода Великобритании из ЕС. Наиболее ответственные прогнозисты полагали, что более вероятными должны были стать победа Х. Клинтон и сохранение Великобритании в ЕС. Подобную вероятность оценивали в среднем в 60–70 %. Когда президентом был избран Д. Трамп, а британские избиратели приняли решение о выходе страны из ЕС, на прогнозистов посыпались упреки, что они ни к
Наконец, существует случайное будущее. Как правило, на любой процесс в реальной жизни оказывают влияние события, обстоятельства и тенденции, связанные с ним слабо. Поэтому в большинстве случаев от них можно абстрагироваться. Однако если возникает экстремальная ситуация, когда влияние сторонних процессов резко возрастает, то возникает то, что называется случайным будущим. Проще всего это проиллюстрировать на житейском примере. Самая известная подобная ситуация, приводимая почти во всех книгах по прогнозированию – это падающая с крыши сосулька. Строго говоря, и движение пешехода, и падание сосульки – процессы не случайные, а как минимум вероятностные, подчиняющиеся определенным законам. Однако пересечение этих процессов – случайно, и потому совершенно непредсказуемо.
После выхода в свет знаменитых книг Н. Талеба «Одураченные случайностью», «Черный лебедь» и «Антихрупкость» многие стали полагать, что речь в них идет о случайном будущем, которое перечеркивает любые прогнозы. Однако внимательное изучение книг показывает, что основная часть примеров, приводимых Н. Талебом, относится к вероятному будущему. Конкретно, к событиям с малой степенью вероятности. Едва ли не самым ярким примером событий подобного рода стало 11.09.2001. В последнее время опубликованы архивы американских разведывательных служб. В ходе анализа материалов выяснилось, что в течение лета 2001 года американская разведка получала предупреждения о возможности крупномасштабного террористического акта, финансируемого правящими семьями Саудовской Аравии, от израильской, российской и немецкой разведок. Однако предупреждения были проигнорированы в виду малой вероятности событий.
Поскольку подавляющая часть процессов и ситуаций приходится на неизбежное и вероятное будущее, то в целом мировую и страновую динамику, а также динамику и направленность различных позитивных и негативных процессов, включая действия террористов, преступников и т. п. можно и нужно прогнозировать. При этом необходимо помнить, что в любом случае такое прогнозирование носит вероятностный характер и соответственно прогноз не обязательно сбудется, тем более в те сроки, на которые он рассчитан.
Третьей составляющей теории исторических последовательностей И. Дьяконова было воспринятое от математиков разделение динамических процессов социума на стабильные и критические. Начиная с 80-х годов прошлого века в Соединенных Штатах, СССР, а затем в России, а также в ФРГ, а затем в Германии плодотворно развивалась наука, получившая различные названия, например, синергетика, теория сложности, нелинейная динамика.
Не углубляясь в математические модели и системы уравнений, достаточно выделить главное достижение этой науки, включенное И. Дьяконовым в теорию исторических последовательностей. Все процессы, начиная от функционирования небольшой организации до динамики глобальной экономики можно разделить на два класса: стабильные и критические. В стабильной фазе динамика следует определенной траектории и описывается, как это называют математики, флуктуациями, или отклонениями от нее. Причем, размах этих отклонений для каждой системы более-менее стабилен. Проще всего это показать на примере движения автомобиля по трассе. Машина, подчиняясь воле водителя, а в ближайшем будущем и робота, двигается строго по трассе. Однако выбор полосы зависит от конкретных обстоятельств. Само по себе количество полос или ширина дороги и задают максимальное отклонение от средней траектории.
Время от времени любая организация вне зависимости от размеров, попадает в так называемый критический период. В рамках этого периода происходит выбор той или иной траектории последующего движения. Этот период называют по-разному.
Вот как об этом пишет один из классиков психоистории, ученик А. Колмогорова О. Доброчеев: «В механистической картине мира знание сил (причин), начальных и граничных условий движения относительно малой системы частиц достаточно для прогнозирования траектории (координат) ее поведения практически до бесконечности. В рамках этой логики человек для принятия решений не нужен. Весь процесс может быть формализован.
Совершенно иная ситуация складывается в случае большой системы частиц (являющейся, как правило, частью некоего еще большего целого). Ее поведение может быть определено лишь на конечных интервалах времени от одной точки бифуркации системы до другой, причем не в точных координатах, а в масштабах их флуктуаций, и не действующими силами (причинами), а исходными и граничными условиями, наложенными на всю систему однотипных элементов в целом. Т. о. знание законов турбулентной логики позволяет определить не одну единственную траекторию движения или развития системы, а всего лишь некоторое векторное поле наиболее вероятных движений. Однако и этого оказывается порой вполне достаточно лицу, принимающему решение, для получения ответа на свой вопрос. Как мы видим, в этой логике важно и нужно действующее лицо! Без него процесс мышления не является завершенным».
В последние годы исследователи установили, что на людей негативно влияют не только слишком быстрые перемены, но и приближение к критическим периодам, а также слишком большие отклонения от средней траектории движения, или как это называют по-научному – турбулентность. Человеческие реакции являются своего рода индикатором непосредственно не наблюдаемых процессов. Эти индикаторы четко указывают на приближение особо рискового и опасного периода в жизни человечества, как единого целого, народов отдельных стран и даже регионов.
Приведем несколько цифр. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) в странах Северной Америки и Европы в 2014 году каждый десятый житель сталкивался с диагностируемыми психическими отклонениями и заболеваниями. В городах-миллионниках эта цифра достигает 30 % против 10 % в 80-е годы прошлого века. В 2015 году ВОЗ опубликовала доклад, где сравнила депрессию и фобии перед будущим с эпидемией. Начиная с десятых годов, депрессия в Европе и Северной Америке вышла на первое место среди причин неявки на работу и на второе среди болезней, приводящих к потере трудоспособности. В Соединенных Штатах по данным Американской психиатрической ассоциации депрессией страдают 9 % населения, а по данным ведущих центров изучения общественного мнения – от 20 до 25 %. В России, согласно опросам, проведенным в 2015 году среди выпускников высших учебных заведений в Москве и Санкт-Петербурге, более 40 % испытывает страх перед будущим. Каждый пятый готов был бы обратиться к психотерапевту, если бы это не вызывало отрицательную реакцию у друзей и родных. Согласно выкладкам Института Санта-Фе и Института сложности в Новой Англии в США, во второй половине 2020-х годов психосоматические заболевания выйдут в наиболее развитых странах Северной Америки и ЕС на первое место среди причин временной и постоянной неработоспособности, обойдя даже сердечнососудистые и онкологические.
Другой отличительной чертой шока будущего являются нарастающие информационные перегрузки. Научное определение информационной перегрузки впервые было дано профессором информационных наук Лондонского городского университета Дэвидом Боуденом в исследовании 2008 года, названном «Темная сторона информации: перегрузка, тревожность и другие парадоксы и патологии». Соавтором его выступила коллега Боудена по университету – доктор информатики Лин Робинсон, изучающая влияние получаемой информации на поведение человека.