Чаща
Шрифт:
Когда мы подошли к дому, он прошел внутрь, а следом и мы, в том числе Боров. Дом был невелик, с простой планировкой, чисто убранный. Он состоял из двух комнат. Оттуда, где мы стояли, я через открытую дверь мог видеть другую комнату с маленькой кроватью в простой деревянной раме. На противоположной стороне комнаты, где находились мы, лежали стопки книг, газет и журналов. Коротыш зажег несколько керосиновых ламп, и комната вскоре наполнилась желтым свечением, а я смог его как следует разглядеть. Как мне и показалось вначале, он был темноволосым, с тенью черной щетины на скулах. Глаза я толком рассмотреть не смог,
Рядом с чугунной плитой была деревянная приступка, так что он подбросил дров в топку и разжег огонь. Налил в кофейник воды из кувшина, насыпал кофе и поставил кипятиться. Сам же уселся на стул за столом посередине комнаты. Других стульев не было, а стол был низким, так что мы с Юстасом, не сговариваясь, уселись на полу, скрестив ноги. Так мы оказались почти одного роста с Коротышом и могли переглядываться через стол. Боров улегся в дверях, головой в дом и задней частью во двор.
– Если отправляться в поход, где, возможно, придется кого-то выследить и убить, хотелось бы понимать все детали, – сказал Коротыш.
– А ты точно готов это сделать? – спросил я. – Я ожидал встретить кого-то другого.
– Например, повыше ростом? – сказал Коротыш.
– Не стану врать. Кого-то покрупнее и потяжелее.
– Порох и дробь могут сочетаться в разных пропорциях, но все равно это порох и дробь, а плотно набитый, пусть и небольшой, заряд наносит значительный урон. Считай, что я такой плотный заряд.
Мои сомнения не улетучились, но что мне оставалось? Я и выложил все, как было: о погибшем деде, которого забрала река, о похищенной сестре и о бумагах, удостоверяющих мою собственность на землю. Для убедительности даже достал эти бумаги – теперь, хоть и здорово промокли в реке, они успели подсохнуть, – осторожно расправил и положил на стол, чтобы они могли удостовериться. Попутно напомнил про ограбление банка и о том, что это была та же самая банда. И о наградах за голову Беспощадного Билла, Ниггера Пита и Жирдяя. В общем, постарался изложить события как можно более красноречиво и убедительно.
– Я тут подумал, – сказал Юстас. – И вот что выходит. Целая компания этих негодников собралась вместе. Сейчас там их больше, чем во всем городе. Думаю, не ошибусь, что за голову каждого назначена награда.
– Намекаешь, мы набрели на золотое дно, – сказал карлик.
– Вот именно, – сказал Юстас.
Карлик откинулся на спинку стула.
– Здесь есть о чем подумать.
Он встал со стула, выдвинул ящик шкафчика и достал коробку сигар. Потом вытащил одну большую, засунул ее в рот, отодвинул кофейник, наклонился над плитой и приблизил лицо к огню. Оранжевые сполохи мелькнули на его коже, и он отстранился, раскуривая сигару. Затем вернул кофейник на место и уселся на свой маленький стул, выдыхая едкие облака голубого сигарного дыма.
– Надо бы поспешить, – сказал я. – Прошел целый день, как она пропала, и сейчас они могут быть за много миль от нас.
– О да, – сказал Коротыш. – Теперь они уже за много миль, но я думаю, они остановятся на ночь.
– Ты не можешь этого знать, – сказал я.
– Ты прав, – ответил он. – Я не знаю. Они вполне могут ехать ночью, ну а нам, по-моему, так поступать не нужно. Ночью мы не сможем увидеть их следы, а вот завтра, когда будет светло, сможем и тогда пустимся в погоню.
– Я мог бы отправиться сейчас, и вы двое останетесь ни с чем, – сказал я.
– Разумеется, – сказал карлик. – Никто не станет чинить препятствий. Да только если мы завтра решим отправиться следом, сможем нагнать тебя без спешки и, возможно, найдем со сломанной ногой из-за незамеченной кроличьей норы, а то и утонувшим в реке. И, кстати, твое путешествие будет небыстрым, ведь лошади у тебя нет, а у меня нет желания одалживать тебе свою.
– Юстас спер свою лошадь, – сказал я. – И я мог бы забрать ее.
– Ого, а кто-то распинался, что никогда не станет красть, – сказал Юстас. – А теперь заговорил как завзятый конокрад.
– Я дошел до грани полного отчаяния, – сказал я.
– Да неужели? – рассмеялся Юстас.
– Лошадь ты взять не сможешь, – сказал Коротыш. – Но если хочешь, чтобы мы пустились в погоню и спасли твою сестру, мы будем готовы с рассветом и поедем верхом.
– Юстас похвалялся, что он хороший следопыт и сможет найти пердеж на дне реки или вроде того.
– Нет, – возразил Юстас. – Я говорил о родичах моей матери, тех, по крайней мере, что индейской крови. И сказал, что я не так хорош.
– Но ты все равно хорош? – сказал я. – Ведь так?
– Так, – сказал Юстас.
– Послушай, сынок, – сказал Коротыш. – Юстас не так хорош, как сам воображает. И совсем не так хорош, как расписывает. Он не сможет отыскать следы ночью, или после ливня, или после долгого похолодания. То, что могла его мать или ее родичи. Это качество не врожденное, этому учатся. А он усвоил только часть.
– В своем деле я хорош, – сказал Юстас.
– Да, в своем деле ты хорош, – согласился Коротыш. – Помню, раз мы четыре дня вместе выслеживали беглого индейца – а в конце выяснилось, что это старикашка на осле. При всем уважении, Юстас: ты читаешь следы, но только при свете дня и некотором везении, да и то частенько ошибаешься.
Юстас недовольно хмыкнул, а у меня захолонуло сердце.
– Так я прав? – сказал Коротыш.
– В своем деле я хорош, – повторил Юстас.
– Ну разумеется, – сказал Коротыш. – Свое дело ты знаешь, да не сказать, чтобы нам так охрененно повезло. Отправляемся на рассвете, доберемся до места, где все случилось, там оглядимся, поищем следы. Да, парень, вот еще что. Насчет твоей сестры: в такой компании, как она сейчас, ее цветочек, скорее всего, уже сорван. Если ты догадываешься, о чем я.
– Догадываюсь, – ответил я, хотя произнести это стоило большого труда. – Я подумал об этом.
Все так и было, но от одной мысли меня едва не стошнило.
– Итак, мы должны ее спасти, прикончить к черту тех, кто ее похитил, и получить награду, – сказал Коротыш. – Я прав?
– Мне думается, – сказал я, – что награда установлена за живых или мертвых, так что убивать кого попало не обязательно. Моя награда – земля, если вы вернете сестру.
Коротыш и Юстас уставились на меня так, будто я снял штаны и наложил большую кучу прямо посреди комнаты.