Чаша цикуты. Сократ
Шрифт:
— Если я убегу, — заговорил он, не оборачиваясь, — то обо мне все скажут: убежал вор, святотатец, сводник и трус. Если меня казнят по неправому приговору, то скажут: казнён вор, святотатец и сводник. Но трусом меня не назовут, потому что я готов принять смерть без страха. Что же лучше? Жить, прослыв трусом, или умереть с достоинством?
— Умереть вором, святотатцем и сводником? — возмутился Перикл. — О каком достоинстве ты говоришь? И что ты сравниваешь? Три смертельные раны с четырьмя лёгкими? И спрашиваешь, что лучше? Тут и глупец найдёт правильный ответ, — он тоже встал, резко шагнул к Фидию. — Конечно, ты стар, — заговорил он после паузы, подавив в себе гнев. — И казнь по суду, возможно, лишь на несколько лет опередит ту, что придёт с годами сама собой. Ты много прожил и смерти не боишься. Но мёртвый ты не сможешь оправдаться. Мёртвый ты не сможешь отомстить доносчикам и клеветникам. К мёртвому прилипает всё, что о нём ни скажут. Стыдно умирать оклеветанным и без боя, в рабской покорности.
— Но что скажет Афина Парфенос, если я оскорблю её любимый народ дерзким непослушанием? — тихо возразил Фидий.
— Спроси её об этом теперь же, — посоветовал Софокл.
— Есть что-то постыдное в любом бегстве, — проигнорировав слова Софокла, продолжал Фидий. — Пойти на суд и оправдаться — разве это не означает принять бой?
— Если бы оправдаться, — сказал Перикл. — Я не верю в такой исход.
— Ты не прорицатель, Перикл, чтобы предсказывать будущее.
— Но я стратег, предвидевший не раз победы и поражения. Здесь, Фидий, я предвижу поражение.
Фидий обернулся, обнял одной рукой Перикла. Перикл истолковал этот жест Фидия как желание возвратиться к столу, подвёл его к Софоклу и Сократу, усадил между ними. Сам сел на прежнее место, по другую сторону стола.
— Ты стар и слаб, Фидий, — сказал Софокл, — и не одолеешь на суде молодых и наглых обвинителей. Это будет не бой, а избиение. Избивать будут тебя под злорадное улюлюканье толпы. Ты этого хочешь?
— И ты, Софокл, не прорицатель, — ответил Фидий. — И вот вам мой ответ, друзья. Я очень рад, что вы навестили меня здесь. Это такой подарок, который превращает в ничто все мои недавние огорчения. Боги вознаградят вас за этот добрый поступок. Да и я их об этом попрошу. Попрошу, чтоб нам но всем сопутствовала удача. Словом, живите долго и счастливо.
— Ты говоришь так, учитель, будто прощаешься с нами навсегда, — заметил Сократ.
— На пиру — встречаются, в тюрьме — прощаются. На пиру думают о любви, в тюрьме — о смерти. Это уместно, Сократ, — ответил Фидий, ласково погладив плечо своего ученика.
— Так в чём же твой ответ? напомнил Перикл.
— Ответ мой краток: продолжим разговор после суда.
— Нет! — возразил Перикл, вставая.
— Да! — сказал Фидий, опустив голову.
III
Перикл обдумывал речь, которую ему предстояло произнести на Пниксе перед народным собранием, созываемым по случаю заявления мегарских послов [24] , прибывших в Афины несколько дней назад. Мегарцы, подстрекаемые Спартой, требовали отменить декрет Перикла, по которому их судам запрещалось входить в гавани афинской державы и торговать в Аттике. Декрет этот противоречил договору со Спартой, но и Спарта нарушала давний договор, препятствуя афинянам вести торговлю в своих городах, а сами мегарцы не раз восставали против Афин и наносили им ощутимый урон, опираясь на поддержку Спарты и союзных ей городов. Мегарцы заслуживали наказания, хотя дело было не в них: могущество Афин тяготило и пугало Спарту. Нынешнее требование мегарцев стояло в том же ряду, что и требование Спарты снять осаду Потидеи во Фракии, объявившей вдруг о своём выходе из Афинского морского союза [25] , и даровать независимость Эгине. А в отчёте афинского посольства, вернувшегося недавно из Спарты, написано много о том, что Спарта начала подготовку к войне с Афинами и что спартанский царь Архидам на тайном совете с эфорами [26] вёл речь об игре, которую следует затеять с Афинами: втянуть афинян в длительные переговоры, усыпить их бдительность, а тем временем готовиться к войне.
24
...по случаю заявления мегарских послов... — Мегара — город в Северном Пелопоннесе.
25
...объявившей вдруг о своём выходе из Афинского морского союза... — Афинский союз (первый) — объединение приморских и островных греческих государств — был заключён в 478 г. для ведения общих оборонительных и наступательных операций на море против персов. Местом собраний союзников был избран остров Делос, поэтому союз получил название Делосского морского союза, или Делосской симмахии. Союзники обязывались выставлять в союзный флот экипированные и оснащённые корабли или платить денежный взнос — форос. Формально все члены союза считались равными, но фактически первенство в союзе принадлежало Афинам. В 454 г. в Афины была перенесена союзная казна.
26
Эфоры — в Спарте пять ежегодно избиравшихся народным собранием лиц, которые составляли высший
Приезд мегарского посольства, таким образом, был задуман Спартой как очередной шаг в этой коварной игре. А между тем царь Архидам лучше многих других знал, чем Спарта обязана Афинам: хотя спартанцы и участвовали в битве с персами, Эллада была спасена от персидского рабства благодаря главным образом Афинам — могучему афинскому флоту, великому полководцу Фемистоклу [27] и бесстрашию афинян, готовых всегда пожертвовать жизнью ради свободы. Справедливость требует того, чтобы Спарта с благодарностью и почтением помнила о том, кому она обязана своим спасением...
27
...великому полководцу Фемистоклу... — Фемистокл (ок. 524—460 до н. э.) — афинский государственный деятель и полководец. По его инициативе был построен сильный военный флот, гавань Пирей. Политика Фемистокла способствовала превращению Афин в морскую державу — ведущее государство Делосского союза. В 480 г. благодаря стратегическому таланту Фемистокла была одержана блестящая победа греческого союзного флота в битве с персами при острове Саламин. Враги Фемистокла добились его изгнания из страны, и он поселился в Аргосе (в Пелопоннесе). Однако вскоре его обвинили в связях с персами, и народное собрание приняло решение доставить Фемистокла в суд. Фемистокл бежал из Греции и нашёл приют у персидского царя Артаксеркса, который назначил его правителем трёх городов в Малой Азии. Там же Фемистокл и умер.
Впрочем, соображения справедливости никого ещё не заставили упустить малейшую возможность расширить своё могущество с помощью коварства и силы — об этом свидетельствует история. К тому же подвластные всегда недовольны своими правителями. Это же подтверждают и слова Архидама, произнесённые им перед эфорами: «Я советую лишь пока не браться за оружие. Давайте отправим послов в Афины с жалобами. Пусть они говорят, говорят, говорят... А тем временем мы будем готовиться к войне. Выносите решение о войне, как это и подобает Спарте. С помощью богов пойдём на обидчиков!»
Ах, Архидам, Архидам, в твоих словах звучит не сила, а страх. Страх перед тем, что могучим Афинам со временем будет принадлежать вся Эллада.
Периклу донесли также, что недавно спартанское посольство побывало в Дельфах и вопрошало Пифию [28] о том, стоит ли Спарте начинать войну против Афин. Устами Пифии Бог ответил спартанцам следующее: если они будут вести войну всеми силами, то победят, а сам он будет на их стороне.
И вот ещё плохая новость, которую утром принёс гонец из Булевтерия [29] : из Лакедемона [30] прибыли люди Архидама с требованием об очищении Афин от осквернения, причинённого некогда храму богини-покровительницы Мегаклом из рода Алкмеонидов, к которому принадлежал и Перикл.
28
...побывало в Дельфах и вопрошало Пифию... — Пифия — в Древней Греции жрица-прорицательница в храме Аполлона (Дельфийском оракуле). Храм был построен на том месте, где, по преданию, Аполлон убил змея Пифона. Он был самым чтимым общегреческим святилищем. Предсказания давала жрица, Пифия, приводившая себя в экстатическое состояние испарениями, выходившими из расщелин земли, и жеванием лавровых листьев. Греки считали Дельфы центром вселенной.
29
Булевтерий — здание, где заседал Совет (буле) Пятисот — высший орган власти в демократических Афинах.
30
Лакедемон — Столица Спарты.
Вошла Аспазия и молча остановилась у него за спиной. Теперь они оба смотрели в окно, за которым бушевал мокрый ветер, срывая с деревьев пожелтевшие листья. Ветер гудел в верхних ветвях и гнал со стороны моря низкие облака, готовые вот-вот пролиться дождём.
— Ты не зашёл ко мне и не рассказал о свидании с Фидием, — с упрёком сказала Аспазия.
— Мы вернулись очень поздно, ответил Перикл. — Ты уже спала. Так мне сказали слуги, — он приблизился к жене и обнял её за талию.
— О чём договорились? улыбнувшись, спросила Аспазия.
— Он примет решение только после суда. Упрям, как осёл, бегущий к обрыву.
— Ах, как мне не нравится всё это, — вздохнула Аспазия и, освободившись от объятий мужа, подошла к окну. — Опять суд, опять разговоры, сплетни, пересуды. Афиняне так болтливы, будто у них нет никаких других занятий. И на рынок ходят, кажется, не за рыбой и овощами, а за сплетнями. О, как они все сбегутся на суд: ведь разговор-то снова пойдёт не столько о Фидии, сколько о Перикле и Аспазии, о тебе и обо мне. Ты понимаешь это, Перикл?