Часовой Армагеддона
Шрифт:
До самого горизонта простирается поле, в котором с трудом узнается нынешняя пустошь. Ярко светит солнце; желтые и голубые цветы качаются на переднем плане. За ними, сколько хватает взгляд — толпа вооруженных крестьян, огромная армия мятежника Баграта. Маленький отряд Воителей выскакивает из-за холма и останавливается перед явно превосходящий силой. Обреченность и готовность умереть на лицах; яростные вопли крестьян. Внезапно небо прорезает огненная полоса и падает меж двух воинств. Великий Воитель стряхивает пламя и гневно смотрит на восставших. В него летят стрелы — и втыкаются в землю
А он сильнее, чем кажется, подумал Георг по этому поводу. Уже тогда он умел больше, чем Детмар — сейчас. Хорошо, что нас двое, иначе пришлось бы его просто убить.
А Хаям между тем продолжал свой рассказ. Валентин, видевший все это раз, наверное, в шестнадцатый — оперативная история, как же, обязательный семинар, — заинтересовался тем, как же все это делается. Говорил Хаям, по сравнению с напевными первыми фразами, совсем немного; но при этом он так живо представлял себе происходящее, что говорить ничего и не требовалось. Так бывает во сне, когда внезапно осознаешь, что сновидение сопровождает некий голос, называющий предметы, и те возникают, повинуясь ему. Хаям служил этим голосом, и все слушавшие его видели один и тот же сон.
«Или я, или зомби!» — говорит Серый своим приближенным, и те склоняют головы в знак повиновения. Оранжевое солнце встает над живописным маленьким городком; отсюда, с высокого холма, на котором раскинулось кладбище, он виден как на ладони. Огромный костер пылает у подножия холма; вереница разверстых могил, люди в наглухо застегнутых одеждах, словно чумные врачи средневековья. Отряд Воителей следит за тем, чтобы ни одна могила не была пропущена; глухой ропот и растущая гора полусгнивших тел. Поле зрения расширяется, вокруг быстро темнеет, с высокого Деттерского хребта видны тысячи костров.
Правильно, одобрил Георг, зомби нужны тела; сожгите мертвецов, и зомби исчезнут. Габриэль Убийца Мертвых! Красиво звучит, черт возьми! На миг Георг вспомнил собственные титулы, и легкая тоска о былом величии сжала его сердце. Плевать; захочется по-настоящему — Ландор возродится, решил он. И заметно расширится.
Георг улыбнулся. Казним Габриэля, и на север! Давно пора посчитать ребра Хеору Бессмертному!
Валентин на миг отключил Обруч. Опять Хеор. Вот уж кто больше всех заинтересован в гибели тальменов. Интересно, не приплачивал ли он Великому Черному? Или — Валентин невесело усмехнулся — пообещал заплатить, а потом убил, с целью экономии? Впрочем, для пангийского мага это было бы уж слишком по-человечески…
Включив Обруч вновь, Валентин ощутил непонятное беспокойство. Георг весь подобрался, благодушие напрочь покинуло его. Перед глазами плыли улицы Ампера; прекрасный ясный день, люди в праздничных одеждах, флаги, серые с красным косым крестом.
На центральной площади толпа, на просторном балконе Храма — Серый Воитель и его немногочисленная свита. Да это же День Единения — все верно, половина толпы — Воители, половина — кандидаты в оные. Вот Серый по широкой лестнице сходит с балкона, чтобы обняться с верными соратниками — его образ начинают множится, ведь он должен обняться с каждым из собравших тысяч и тысяч воинов.
И тут толпа раздается в стороны, как прорезаемая плугом земля. Два человека с непокрытыми головами неспешным шагом, но очень, очень быстро, буквально скользя над землей, приближаются к Серому. Но этого еще не было, думает Георг в панике, это же только еще будет! Серый перестает множиться, его тени сливаются в одну грозную фигуру, возвышающуюся над пришельцами. Над площадью раскатисто проносятся грозные слова, а потом над всеми троими вспыхивает сияние. Георг и Детмар корчатся в лучах света, испускаемого Серым из обеих рук, а тот потихоньку уменьшается в размерах и становится полупрозрачным, призрачным, истлевшим.
А затем — боль пронзает даже Валентина, лишь только подглядывающего за Георгом — удар в каждую клетку тела, в каждый нерв, и чернота, и непонятно, где верх, а где низ, и кто я такой. Из темного облака, окутавшего землю, глаз наблюдателя поднимается вверх, видя повсюду одно и то же: вздыбившуюся землю, языки пламени, рвущиеся к небесам, тучи пара, поднявшиеся там, где воды океана хлынули в открывшиеся провалы. Все выше и выше, пока на горизонте не появляется Поднебесная — и лишь только там выворачивающаяся в судорогах земля кажется спокойной.
Валентин отключил Обруч. Его трясло. Несомненно, это лучший эпос Хаяма, подумал он. Болевой удар — это надо было придумать, во снах такого не почуешь. Он даже такое может! И общий эмоциональный фон, полная безнадега. Ну, если это не подействует…
Валентин увидел, как вскочил на ноги Георг и как Хаям в страхе отползает от него, не решаясь даже подняться.
— Что ты позволяешь себе, ничтожный червь! — заорал Георг так, что было слышно безо всякого Обруча. Валентин, матернувшись, врубился обратно. — Тебе позволили рассказать историю, а ты посмел проникнуть в наши мысли? Твоя смерть не будет теперь легкой, подлый маг!
Валентин несколько успокоился. Георг, хоть и был разгневан, сохранял в глубине души некоторое любопытство. Откуда проклятый маг взял все эти картинки? Мы с Детмаром ничего подобного не планировали!
Пытки пытками, а мгновенная смерть Хаяму пока не угрожала.
— Пророчества… Пророчества… — бормотал Хаям, скорчившись и закрывая лицо руками. — Я не знал, что это вы, о Великолепный…
— Пророчества?! — Детмар наконец соизволил присоединиться к разговору. — Чьи же это пророчества?
Он бросил на Георга быстрый взгляд, сжав губы и покачав головой. Ведь именно так мы и собирались поступить, прочитал Георг его талисманное послание, но совсем не так собирались закончить! Если бы этот сказитель читал наши мысли, конец был бы совсем другим! Все равно надо убить, подумал Георг, маг все-таки, положено; и опять щемящее чувство заставило его поморщиться: как просто было бы все десять лет назад. Подземная тюрьма, палачи; к вечеру маг уже рассказал бы свою подлинную историю. А сейчас даже допросить толком некогда.