Часовщик из Эвертона
Шрифт:
Столяр непременно наливал себе, но и после этой последней не хмелел. Однако к концу партии дыхание у него становилось шумным, он сопел носом, точь-в-точь как трубкой. По ночам Мьюзек, наверно, храпит, но это никому не мешает: он живет один.
Интересно, вымоет ли он стаканы перед сном?
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— По-прежнему довольны сыном?
— Доволен.
Гэллоуэю всегда становится не по себе, когда Мьюзек расспрашивает его о Бене. Гэллоуэй убежден, что друг его человек не злой и уж отнюдь не жестокий; никаких причин завидовать Гэллоуэю у него нет. Может быть, Дейв и ошибается. Но ему кажется, будто Мьюзека раздражает, что Бен спокойный парень и отец никогда на него не жалуется.
А может, Мьюзек намучился в свое время с дочерью? Или жалеет, что у него самого нет сына?
Стоило разговору зайти о Бене, у старика менялись взгляд и голос, мысленно он словно говорил:
— Ну-ну, посмотрим, что будет дальше.
А может быть, он считает, что Гэллоуэй обольщается насчет сына.
— В бейсбол он больше не играет?
— В этом году уже нет.
Год назад Бен был одним из лучших бейсболистов в школьной команде. Нынче он решил бросить бейсбол. Ничего не объяснил, а отец не настаивал на объяснениях. Дети всегда так: сходят с ума по какому-нибудь виду спорта, а через год и вспоминать о нем не хотят Несколько месяцев водятся с компанией сверстников, а потом в один прекрасный день ни с того ни с сего расстаются с ней и прибиваются к другой.
Гэллоуэю это, конечно, не по душе. Когда сын бросил бейсбол, он огорчился: для него не было большего удовольствия, чем смотреть игру школьной команды, пусть даже встречу устраивали за тридцать-сорок миль от дома.
— Чего там! Парень хороший, — заключил Мьюзек.
Но почему это прозвучало как завершение спора, как итог долгого обсуждения? Что стояло за его словами? Наверно, он, Дейв Гэллоуэй, становится мнительным, когда речь заходит о сыне. В самом деле, что может быть обычнее вопроса:
— Как дела у вашего сына?
Или реплики:
— Что-то я давно не вижу Бена.
А он вечно ищет в этих обрывках фраз какой-то скрытый смысл.
— Жаловаться не приходится, — отвечает он чаще всего.
И это правда: никаких жалоб на сына у него нет. Бен никогда его не огорчает, у них не бывает ссор. Гэллоуэю редко случается выговаривать сыну, а если до этого и доходит, то разговор у них получается спокойный, настоящий мужской разговор.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— До субботы?
— До субботы.
Они видятся раз десять в неделю, например, на почте, куда ходят в одно и то же время за корреспонденцией. У Гэллоуэя есть табличка, которую он вешает на дверь, когда нужно отлучиться по делам или забежать домой: «Скоро приду».
Встречаются они и в гараже, и у продавца газет. Но все равно, в субботу вечером прощаются всегда одинаково:
— До субботы!
Еще футов тридцать, пока Гэллоузй идет по переулку, ведущему к Главной улице, его преследует едкий табачный дух; почти все окна уже темны, и лишь из двух домов доносится репортаж о соревнованиях по боксу.
Сколько ему идти до дому? Минут шесть? Да, не больше. Сейчас открыт только ресторанчик «Старая харчевня» на краю городка, и его красно-зеленые огни наводят на мысли о всевозможных марках пива и виски.
Он прошел мимо парикмахерской, обогнул дом и уже у самых дверей вдруг сообразил, что в окне у них нет света. Он не заметил, в какой именно момент поглядел на окна, но был совершенно уверен, что скользнул по ним взглядом по привычке, как всегда, когда возвращался вечером. Он. настолько привык видеть освещенное окно, что и не думал об этом.
А сейчас, подходя к лестнице, он убежден, что в окне темно. Сегодня нет ни танцев, ни вечеринки, задержаться Бену негде. Гэллоуэй поднялся на несколько ступенек и понял, что темно во всей квартире: из-под двери не пробивается полоска света.
Может быть, Бен вернулся рано и лег спать? Кто знает, вдруг мальчику нездоровится?
Гэллоуэй повернул ключ в замке и, толкнув дверь, позвал:
— Бен!
Звук его голоса прокатился по комнатам, и Гэллоуэю стало ясно, что в квартире никого нет, но, не желая в это верить, он включил свет в спальне и пошел в комнату сына, повторяя как можно естественней:
— Бен!
Нельзя было обнаруживать тревогу: если Бен дома, если он действительно спит, то, скорее всего, глянув изумленно и недовольно, спросит:
— Ну, что еще?
Ничего, ровным счетом ничего. Да и что может случиться? Нельзя показывать, что тревожишься, особенно мальчику, который у тебя на глазах превращается в мужчину.
— Ты здесь?
Гэллоуэй попытался заранее улыбнуться, словно сын уже смотрел на него. Но Бена не было. В комнате никого. Кровать не разобрана. Может, сын, как иногда бывало, оставил записку на столе?
Записки не оказалось.
Вывеска кинотеатра через дорогу уже погасла. Второй сеанс кончился добрых полчаса назад, последние машины разъехались. Возвращаясь от Мьюзека, Гэллоуэй не встретил ни души.
Всего два раза в жизни Бен приходил домой после полуночи, не предупредив отца. Оба раза Гэллоуэй ждал его, сидя в кресле, не в силах ни читать, ни слушать радио. И только услыхав на лестнице шаги сына, хватался за журнал.
— Прости, я опоздал.
Бен говорил небрежно, как бы не придавая происшедшему значения. Наверно, ждал нагоняя, попреков? Дейв ограничился тем, что сказал:
— Я же беспокоился.
— Да чего обо мне беспокоиться? Просто ехали с Крисом Гиллиспи в его машине, а она сломалась.
— Почему не позвонил?
— Поблизости не было ни одного дома, и нам пришлось чинить самим.
Это случилось в начале зимы. Во второй раз — между рождеством и Новым годом. Бен, поднимаясь по лестнице, шумел больше обычного, а войдя в комнату, прятал глаза и явно старался держаться подальше от отца.
— Прости, друг один задержал... Ты почему не лег?.. Чего ты все за меня боишься?..