Часть третья
Шрифт:
Раньше она не звонила и не писала в Москву Борису Петровичу, считая неприличным беспокоить его по пустякам. Да и что писать, не имела понятия. Написать, что любит его? Но ведь он наверняка это знает. А потом, какой толк? у него жена и возможно куча любовниц.
Теперь же, когда Зоя предложила услугу, Матильда уцепилась за это. Она села за письмо. Письмо вышло коротким и чересчур сухим. Пришлось его порвать и бросить в печку. Второе письмо вышло слишком нежным, оно дышало бескорыстной симпатией, от которой всего шаг для признания в любви. Оно было самое хорошее, даже несколько капелек слез упало на него, но это письмо нельзя посылать.
"Уважаемый Борис Петрович! Нет, дорогой Борис Петрович!
Здесь, вдали от Родины, я все чаще думаю о том, кто послал меня сюда осваивать науки и культуру Запада и не могу найти объяснение Вашему поступку. Неужели Вы так добры и так великодушны? Я ничем не заслужила такого отношения к себе и поневоле приходит мысль в голову, чем я буду расплачиваться, когда вернусь в Москву. О, да, я готова на любые жертвы, если таковые потребуются. Только Вы...не забывайте меня, не выбрасывайте меня из своей души и сердца. Знайте, что нет, не было и не будет души более преданной Вам, чем моя душа, в которой так много несбыточных надежд.
Я уже могла бы написать это письмо на английском языке, но пока не решаюсь: не хочу затруднять вас. Мои дела не так уж и плохи, думаю, что Вы сможете когда-нибудь гордиться своей "дочкой". Со мной здесь учатся две девушки из Москвы -- Зоя и Жанна. Я по сравнению с ними, веду довольно скромный образ жизни. А у Зои отец нефтяной магнат. Зоя говорит: если у твоего папы трудности и его фирма на грани банкротства, я могу попросить отца, он поможет ему. Я посмеялась в душе, а потом подумала: а вдруг вам пригодится такое знакомство. Почему бы ни воспользоваться им? Такое редко бывает в жизни. Сообщите мне, пожалуйста, письмом или телеграммой: Лондон, Лобби стрит, 10. Звездычевой Матильде".
Через две недели на ее имя пришла телеграмма из Москвы: "Срочно открой счет в любом банке Лондона и сообщи свой номер счета телеграммой, я вышлю тебе тысячу долларов -- Борис".
В кошельке Матильды было всего сто пятьдесят долларов. Она тут же побежала в ближайший банк и открыла счет, положив сто долларов. Банковский клерк высоко поднял брови и когда выдавал карточку, спросил:
– - Вы, должно быть, русская? Только в России люди так бедны, что могут положить в банк сто долларов. Но не беспокойтесь: тайна вашего вклада гарантирована, -- и расхохотался.
Прошла неделя. Матильда решила снять пятьдесят долларов, чтоб обменять их на евро. Когда служащий банка достал ее карточку, у него стали квадратные глаза.
– - Ого! все о?кей! У вас на счету шестьдесят тысяч долларов. Давайте еще раз возьмем образец вашей подписи и поменяем вам карточку.
Матильду бросило в жар: новость, которую она только что узнала, буквально ошеломила ее.
" Что это может значить? И что я должна делать с этими деньгами? тратить на одежду, на макияж, на кафе и рестораны? ни за что в жизни. Что это с Борисом Петровичем? Он, должно быть, любит меня, любит, любит, любит", говорила Матильда последние слова вслух.
– Who "любит", who "любят?" - спросил клерк по-английски.
– Папа меня любит! любит, он меня любит, потому что я у него одна. Одна единственная.
Она вернулась в колледж пешком, крепко зажав сумку, в которой находилась банковская карточка с умопомрачительной
"Надо дать телеграмму. Как вести себя, что делать? куда девать эти деньги?"
Матильда села к столу и стала составлять текст телеграммы. Но ничего путного не выходило. Нельзя было написать: куда девать шестьдесят тысяч долларов, которые вы мне прислали. А придумать описательную форму, выразить свою мысль Эзоповским языком не получалось. Так она и заснула с ручкой в руках и видела всякие приятные и страшные сны. То крупная собака вдруг возникала, пытаясь лизать ей руку, то кто-то с вилами гонялся за ней. А когда наступило утро, Матильда открыла глаза и тут же убедилась, что карточка на мести, вскочила и бросилась к большому зеркалу. Увидев себя во весь рост, спросила:
– - Что будем делать, Матильда? Ничего, совсем ничего? Вот и хорошо, вот и хорошо. Поспешишь -- людей насмешишь.
В этот день она подошла к Зое и попросила у нее в долг пятьсот долларов.
– - Долларов у меня нет, а вот евро есть. Четыреста хватит?
– - Спасибо. Через неделю верну. Мне обещали выслать, -- сказала Матильда.
– - Обещанного три года ждут, знаешь?
– - Не три года, а три дня, -- засмеялась Матильда. После занятий она отправилась на телеграф и дала Борису телеграмму такого содержания:
"Град выпал в таком количестве, что я просто растерялась: не знаю, что делать. Жду вашего совета -- Матильда".
Текст телеграммы, посланный в Москву Борису, успокоил ее и вернул к нормальной жизни. Занятые у Зои евро она расходовала бережно до тех пор пока не получила телеграмму от Бориса в которой сообщалось, что град еще будет падать, поскольку это естественный процесс, а она не должна теряться и поступать по своему усмотрению, тепло одеваться и носить с собой зонтик.
" Я могу снимать и тратить эти деньги, но разумно, ибо поступать по своему усмотрению, значит поступать разумно, а когда вернусь в Москву на летние каникулы, отчитаться перед Борисом Петровичем за каждый доллар. Надо снять немного денег, поменять свой наряд, посетить парикмахерскую, сфотографироваться и послать фото матери, и...Борису Петровичу. Чем я хуже этой Зои и Жанны?"
Когда она появилась в банке и предъявила свою карточку, клерк пробил ей еще миллион долларов. Дважды по пятьсот тысяч с интервалом в три дня.
– - Я хочу снять...десять тысяч, -- заикаясь, сказала Матильда.
– - Брать наличные нет необходимости. Я сделаю вам карточку, с которой вы можете пойти в любой магазин и там купить все, что хотите, и с вашей карточки снимут, потраченную вами сумму, -- просвещал ее клерк.
Матильда сменила свой наряд, сделала модную прическу, сфотографировалась, и вернула занятые деньги, Зое. Фотографии вышли хорошие: Матильда сама себе понравилась, но отправлять не стала, ни матери, ни в Москву Борису Петровичу: близились летние каникулы, и она готовилась к отъезду сначала в Москву, а потом в Днепропетровск к матери. Зоя с Жанной теперь еще больше приставали к ней: что, да откуда? Но Матильда отмалчивалась. Хвастаться своим богатством не имело смысла, это и так было видно. Теперь она одевалась намного лучше и прическу меняла чаще и даже тусоваться ходила, но куда, никто не знал.